Последние из могикан

Антология современной литературы. Проза.– М.: Литературный институт им. А.М.Горького, Нижний Новгород: Вертикаль. XXI век, 2010. – 416 с. (Наше время).

Как-то неприлично начинать рецензию с «кражи»: теперь уже ставшее почти литературоведческим термином словосочетание «проза 40-летних» выдумано кем-то, кому сейчас за 60. Кем-то из неутомимых литературных жучков-паучков, которые всю жизнь тужатся, пыжатся, тоннами пишут маловразумительные статьи обо всем на свете, выдвигаются на все мыслимые и немыслимые премии, к 65 выкипают, но по-прежнему считают, что вся вселенная вращается вокруг них. Но надо ведь как-то обозначить поколение писателей, которые родились в 1960-х и которым сейчас за 40.

Итак, проза 40-летних. 27 авторов. Наверное, последних, пошедших по стопам русской литературной традиции и, как теперь обозначают ее в вузах, советского периода русской литературы. За 40-летними – пустота, иногда возбуждаемая внеочередными манифестами и декларациями «новых реалистов». Кажется, что за почти 10-летний срок существования этого направления так и не выяснилось, что же это такое и с чем его едят? Не выяснилось. И не надо. А вот о прозе 40-летних есть что сказать хорошего, вздорного, доброго, вечного, спорного и т.д. Проза эта живая. И это – ее главное достоинство и недостаток.

Сейчас попробую объяснить, почему и то и другое. Но сначала – несколько добрых слов о Борисе Лукине, который тянет на себе, как бурлак, эту лямку. Выпустив том «Поэзии», он не успокоился: результатом его неутомимости и является данная антология.

Теперь для объективности выпустим несколько критических стрел в адрес Лукина.

Он, конечно, не прав, что доверился своему чутью, и в прозаический том перекочевало множество вошедших в том «Поэзия». Что называется, по инерции. И не то, что хочется заклеймить замечательных поэтов – Елену Исаеву, Инну Кабыш, Дмитрия Мизгулина, Вячеслава Ар-Серги, Евгения Эрастова или Андрея Фролова, а все же даже невооруженным взглядом ощущается, что это – в лучшем случае проза поэтов. В самом лучшем – драматургия, как у Елены Исаевой. Ну а всем остальным: вольно, можно разойтись┘

Отрадно, что составитель включил в сборник множество провинциалов – Татьяну Гоголевич из Тольятти, Алексея Кривдова из Омска, Евгения Перелку из Королева, Юрия Грюхина из Уфы; отдал должное уважение мейнстриму (Алексей Варламов, Денис Гуцко, Павел Крусанов). Провинциалов в столице никто не любит, поэтому и не печатают. Публика, перекормленная сплошной «химией», которую производят издательства, уже не реагирует на живую прозу. Не формат!

Пожалуй, самый слабый в этом сборнике как раз рассказ Крусанова «Петля Нестерова». Крусанов чересчур многословный, многослойный и оттого «невкусный» («химия»). Все мы любим Марселя Пруста, но не до такой же степени! Откровенно разочаровал и Гуцко с рассказом «Сороковины», который, утратив флер простодушного провинциала из Тбилиси, довольно успешно дебютировавший романом «Русскоговорящий», набрался в столице плохих манер. И неожиданно, может быть, даже для себя самого, заговорил языком отъявленного нового реалиста, словно чеховский бытописатель, пишущий «только о немке, о девках, о грязных салфетках»: «– Прикинь, – обращается к Сому, – Хромая вконец оборзела. Я седня Хромой в бубен дала┘

– Сука, бутылки мои поперла┘»

Из всей тройки один, пожалуй, Варламов с рассказом «Покров» очень органично вписывается в концепцию антологии, выраженную Борисом Лукиным в предисловии: «Все произведения удивительно современны по атрибутике и вечны по содержанию». Варламовский Максимов, обуреваемый какой-то внутренней смутой, – это наш современник, устало мечущийся между старушками в церкви, скучной работой, дачей, лесом. Нигде он не находит отдохновения и в конце концов погибает, настигнутый безжалостной поступью времени.

Публика, перекормленная издательской «химией», с трудом реагирует на живую прозу. Н.В.Неврев. Мочалов среди почитателей. 1888. Государственный Русский музей

Разочарованный шестидесятник? Предлагаю этим тоже почти уже термином обозначать писателей, родившихся в 1960-е, а не тех, кто кипел в 1960-е, а ныне уже – ветеран отечественной словесности. И не только потому, что не испытываю уважения к сединам. А просто потому, что после шестидесятников тоже ведь, по большому счету, пустота. Они не стремились после себя оставить «школу» или воспитать преемников. А поколение сорокалетних неустанно работает над тем, чтобы и после них хоть что-то осталось. Хотя бы благодарная память потомков. В этой прозе вдруг проступила пронзительная грусть по утраченному пространству, которое взрастило, взлелеяло их юность. Не по СССР, хотя почему бы и не СССР. А по пространству и времени их разновекторных судеб, по людям, населяющим это дикое поле русской стихии, русской жизни. В их творчестве отчетливо прочитывается пушкинское «и милость к падшим призывал», что по крупицам можно собрать у шестидесятников и вряд ли будет после, в прозе 30-, 20-летних и так далее.

Они – последние из могикан┘