Карен Степанян
От поисков славы...
Домье Оноре. Дон Кихот и Санчо Панса. 1866–1868. Национальная галерея, Берлин
Как известно, Достоевский писал роман «Идиот» в условиях жесточайшего цейтнота – обещав его «Русскому вестнику» и получив немалый аванс (что в его тогдашних условиях бесконечных «рулеточных» проигрышей было просто спасением жизни его и беременной жены), он в последний момент забраковал прежние наработки и, когда времени до обещанного срока отсылки первых глав почти не оставалось, решил «рискнуть, как на рулетке», взяв за основу свой давний замысел, еще не совсем ясный даже для него самого, – создать роман «о вполне прекрасном человеке»: «Может быть, под пером разовьется!» Отправив в редакцию первые главы, он продолжал работать, варьируя и собственно замысел, и планы последующих глав и самого финала.
Упавший с неба
Читая сейчас роман, невозможно не отметить очень резкую и существенную смену и повествовательной манеры, и облика князя Мышкина, и отношения повествователя к нему начиная со второй части. В первой части (заканчивающейся сценой в гостиной Настасьи Филипповны и ее бегством с Рогожиным) Мышкин успешно справляется со встречающимся на его пути злом, со всеми искушениями и испытаниями, сохраняя ясность духа и воли, неизбывное смирение и спокойствие («смиренный игумен Пафнутий» – подписывается он в кабинете Епанчиных; одно из значений этого имени – «принадлежащий Богу»). Начиная же со второй части он мучим своим демоном, с которым не удается справиться, раздражается и гневается, все более вовлекается в мирскую суету, все хуже реагирует на вызовы окружающего мира и, наконец, приходит к трагическому финалу и впадает в окончательное безумие. В художественном времени романа между событиями первой и второй части проходит шесть месяцев, в течение которых разворачиваются напряженные и мучительные отношения между Мышкиным, Настасьей Филипповной и Рогожиным, Мышкин пишет письмо Аглае Епанчиной, которое та расценивает как «любовное», «вспыхивает», читая его, и прячет между страницами романа «Дон Кихот». Так в роман входит образ Рыцаря Печального Образа, созданный Сервантесом.
Между отсылкой в «Русский вестник» последних глав нынешней первой части романа и первых глав нынешней второй части был перерыв в несколько месяцев. Подготовительных материалов и черновиков, фиксировавших этот этап работы писателя над романом, не сохранилось. Можно думать, что в тот период произошло еще одно «радикальное изменение» замысла (сам Достоевский в одном из писем этого периода насчитывал три таких радикальных изменения первоначального замысла). Незадолго до этого Достоевский писал своей племяннице Соне: «Прекрасное есть идеал, а идеал ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо – Христос». И в первой части романа аллюзий на приход «второго Христа» «к людям» много. Но можно думать, что в дальнейшем, продолжая работать над романом, Достоевский пришел к мысли о том, что подобное «смешение божеского с человеческим» чревато большими опасностями, которые и показаны были им в продолжении романа. И в самом начале второй части романа появляется другой образ – «рыцаря бедного» из знаменитого пушкинского стихотворения (в котором главной темой тоже является попытка низведения Небес на землю и последствия этого). Вскоре по возвращении князя следует знаменитая сцена чтения Аглаей пушкинской баллады в присутствии самого Мышкина и всех Епанчиных, когда она с нарочитым вызовом заменяет буквы AMD (Ave Mater Dei) на щите пушкинского рыцаря буквами НФБ (Настаcья Филипповна Барашкова), заявляя при этом, что «рыцарь бедный» – «тот же Дон Кихот, только серьезный, а не комический» (кстати, в этой сцене возникает и аббревиатура AND (Ave Notre Dame), что обычно объясняют ошибкой памяти Достоевского, вспомнившего в тот момент о романе Гюго, но мне видится другое объяснение – именно во времена «рыцаря бедного» на Западе почитание Богоматери все более сменялось почитанием Notre Dame, нашей Дамы, нашей Госпожи; был и реальный рыцарь-монах Бернард Клервосский, избравший своей Прекрасной Дамой Деву Марию; кроме того, как известно, специалисты ищут и находят источники пушкинского сюжета в средневековой западной литературе).
Таким образом, Аглая напрямую связывает между собой Дон Кихота и «рыцаря бедного» и фактически нарекает князя этими двумя новыми именами. Чуть раньше связь Мышкина с пушкинским рыцарем незаметно подчеркивает и автор, называя своего героя «бедный князь Мышкин». Характерно, что тут же к Мышкину относятся слова «как бы с неба упал» (сравните с тем, как подается его появление в первой части – «точно Бог послал»). «Рыцарем бедным» позже называют князя и другие персонажи. Это настойчивое повторение заставляет вспомнить о и других «бедных рыцарях» – членах самого известного христианского ордена, францисканцах, и его основателе – Франциске Ассизском.
Смирение паче гордости
В Подготовительных материалах к роману «Идиот» есть такая фраза: «Аделаида (сестра Аглаи. – К.С.) спрашивает у Мышкина: «Зачем вы получили наследство, князь?» И действительно, подлинный юродивый (еще одно имя, которым нарекают князя в первой части) никогда ни у кого не брал денег, а если ему подавали милостыню, он тут же передавал ее нищим. Получив наследство, Мышкин тут же теряет ту внеположную миру позицию, которая давала ему возможность выходить победителем из всех испытаний и коллизий в первой части. Настасья Филипповна, перед которой открывается перспектива стать законной богатой княгиней, а не женой бедного чиновника, не выдерживает этого, с того момента и начинается ее помешательство; князь становится выгодным женихом и оказывается вовлечен в интриги вокруг Аглаи, его начинают окружать люди, претендующие на его деньги, и, вместо того чтобы помогать людям тем, чем он действительно мог помочь, – добрым словом и участием, он вынужден давать им денег, не приносящих, как известно, счастья. А пробудившиеся в нем подозрительность и стремление «уйти» от всех этих людей в пустыню не дают ему возможность понять, что и для кого он должен сделать. Как результат – встреча его с Рогожиным у тела Настасьи Филипповны и фраза последнего князю (из Подготовительных материалов): «Без тебя не мог я здесь быть». Фраза многозначная, но, думаю, указание на вину Мышкина, безусловно, присутствует. Очень характерно, что во всех дошедших до нас вариантах авторского замысла, от самых первых до последних, настойчиво повторяется мотив получения мирской власти посредством денег (и, возможно, потом благодетельствования человечества), получения богатства и наследства (характерно, что наследство всегда достается герою от тетки Софьи Федоровны – сравните с той спасительной, обращающей к Богу ролью, которую Софья исполняет в других романах Достоевского – «Преступлении и наказании», «Бесах», «Подростке»), непрерывно поминаются различные суммы денег – от 100 до 100 000 рублей и до полутора миллиона.
Франциск Ассизский избрал, как известно, прямо противоположный путь: раздав все свое имущество, он и члены его ордена следовали обету полной нищеты. Но характерно, что в юности Франциск был очень похожа на того Идиота, каким он был в первых редакциях романа «Идиот». Как и у Франциска в молодости (любопытно, что подлинное имя Франциска было Джованни, а Мышкин был первоначально Иваном Николаевичем), у этого героя, по замыслу Достоевского, была «жажда подвига и что-нибудь сделать, чтобы стать выше всех», в нем совмещались стремления и «властвовать тирански», и «умереть за всех на кресте». Известно, что и в молодом Франциске сочетались мечты о собственной великой славе с добротой и состраданием к ближним. Своим друзьям он говорил: «Знаете ли, что будет день, когда весь мир преклонится предо мною», «Весь мир будет восхищаться мной». Обращение Франциска от поисков мирской славы к смиреннейшему служению христианским ценностям и к тому, что впоследствии Данте назвал «жаждой мученичества», произошло примерно в том же возрасте, в котором Мышкин возвращается из Швейцарии в Россию, – в 25 лет. Характерно и то, что сам Франциск всю жизнь после обращения называл себя «idiota» и «ignorans».
Как и в судьбе реального Франциска Ассизского, в окончательной редакции романа «Идиот» произошла смена гордости и стремления героя к власти – смирением (хотя и не до конца – так, наполеоновский мотив в облике князя хорошо прослежен в работах Николая Подосокорского). Францисканские темы в творчестве Достоевского анализировали Валентина Ветловская, Татьяна Касаткина, Ирина Попова. Но мне представляется, что фигура и служение Франциска Ассизского и его последователей, в числе которых и знаменитый Игнатий Лойола, не были образцом для Достоевского при всей искренности и интенсивности их веры главным образом вследствие присутствовавшего в них убеждения в возможности стать «вторым Христом» (так Франциска и называли многие последователи), повторив Его земной путь, и в праве всех поучать и всеми руководить. Смирение, как и в случае с Мышкиным, победило не полностью. Желание и ощущение в себе способности «поучать» было, как мы знаем, и у Мышкина по возвращении из Швейцарии в Россию; но если там это ему удавалось, то в России получалось все меньше и хуже, вплоть до сцен с обращением к гостям Епанчиных и сцены с непримиримыми соперницами – Аглаей и Настасьей Филипповной.
 ...к жажде мученичества. Бартоломео Эстебан Мурильо. Франциск Ассизский на молитве. 1645–1650. Собор Пресвятой Богоматери, Антверпен |
Путешествие за верой
Романная судьба самого Дон Кихота есть в некотором роде повторение (если не сказать – пародия) судеб Франциска Ассизского и Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов. У этих католических святых – то же увлечение в молодости рыцарскими романами (и свои ордена они строили впоследствии по образцу рыцарских орденов), затем – видения, призывающие их посвятить себя служению Католической церкви и всему человечеству (впоследствии Франциска называли «Дон Кихотом христианства»). Отправившись спасать «человеческий род», Дон Кихот приносит только горе и беду всем тем, кого он принимается «выручать», и в конце концов разгоняет мирную похоронную процессию и наносит тяжелое увечье сопровождавшему эту процессию бакалавру. И именно после этого Санчо называет своего господина Рыцарем Печального Образа, с чем сразу соглашаются не только Дон Кихот, но и автор, впоследствии именующий его так. Но при этом Дон Кихот постоянно наделяет себя – на словах – сверхъестественными прерогативами (воскрешать и спасать души людские), а окружающие – кто в шутку, а кто всерьез – приписывают ему полномочия и земную судьбу Христа, вплоть до заключительных сцен в Барселоне, где его выводят на балкон «напоказ всему народу», а к его плащу прикрепляют пергамент с надписью «Се Дон Кихот Ламанчский».
Но в отличие от своих собратьев – «рыцаря бедного» и Мышкина – Дон Кихот не уходит из жизни в безумии. Перенесенные испытания дали ему возможность одержать самую трудную из его побед – победу над самим собой. Проснувшись после долгого, похожего на смерть сна у себя дома, он возвращает себе свое подлинное имя, которое мы только сейчас узнаем – Алонсо Кихано Добрый, и уходит из жизни в мире, покое и любви.
И не случайно сразу после завершения работы над романом «Идиот» Достоевский начинает разрабатывать замысел, названный им «Атеизм», герой которого примерно в возрасте Дон Кихота отправляется на поиски утерянной им веры в Бога и затем мучительно обретает эту веру. А в Подготовительных материалах следующего романа великого пятикнижия – «Бесы» – центральными мотивами становятся процесс обожения человека посредством труда православного и мысль о том, что человек (только человек) Христос не мог быть Спасителем и Источником жизни. Очень знаменательно, что, как показывает Ирина Сурат, тем же путем – от надежд на обретение спасения земными, мирскими средствами к строго аскетическому выбору – двигалась и мысль Пушкина между первой (где рыцарь обретает благодать через земную любовь к Богородице) и последней редакциями баллады о «рыцаре бедном» и последовавшим за ними «Странником» (сюжет которого так удивительно напоминает в основных чертах роман Сервантеса). Три гения мировой литературы прошли, таким образом, – через своих героев – примерно сходной дорогой высвобождения от иллюзий человекобожеского преображения личности и мира к открытию реального выхода в жизнь вечную. Причем обращаясь, собственно, к одному и тому же сюжету: герой, оставляя дом и близких, оправляется в путешествие «за верой».
