Превратнодушная идеология "либеде"

А в детских-то книжках не матюгнешься, верно, Иосиф Виссарионович?
В.Говорков. Спасибо любимому Сталину за счастливое детство. 1936 г. М., РГБ

Юз Алешковский. Предпоследняя жизнь. Записки везунчика: Роман. – М.: Астрель, 2009. – 478 с.

Только очень самовлюбленные литераторы (настолько самовлюбленные, что написать хоть что-нибудь путное у них уже не остается ни времени, ни сил) говорят: вы не дочитали до конца мою книгу или читали невнимательно, у вас плохая рецензия. На самом деле такая рецензия – лучшая рецензия. Потому что если не дочитал даже рецензент (или читал невнимательно), то дело в книге, а не в рецензенте. Хорошую-то книгу, поди, точно бы дочитал. И не надо валить на якобы «спешку». Чтобы прочесть роман в полтысячи страниц достаточно два раза съездить на метро и один раз сходить в туалет. Хотя я, признаться, новую книжку Юза Алешковского читал еще и в рюмочной. Читал и смеялся. А что было делать? В Тушине открыли новую рюмочную. Там в советское время был общественный туалет. Потом – ничего, потом аптека, потом казино. Сейчас вот рюмочная. Водки еще нет (недавно открылись), только пиво. А когда я уютно устроился с Алешковским – еще и свет погас. Короче, в метро дочитывал.

Итак, Юз Алешковский, автор одной из лучших, на мой взгляд, книг о любви (я имею в виду повесть «Николай Николаевич»), автор бессмертных блатных песен (я имею в виду «Песню о Сталине», «Окурочек», «Советскую лесбийскую» и проч.), автор прекрасных детских повестей про мальчика по прозвищу Двапортфеля и собаку по кличке Кыш. Автор множества других замечательных книжек. Иосиф Ефимович Алешковский, более известный как Юз Алешковский, пишет о нем Википедия. Был он и в армии, и на зоне, и в эмиграции.

Основной упрек ему: очень много мата.

Мне не кажется, что много, но тем, кому все-таки кажется, что много, скажу: а как иначе? Был он и в армии, и на зоне, и в эмиграции. Да еще и книжки детские пишет. Там-то не матюгнешься, в детских книжках. Поэтому скажу еще раз: а как иначе?

Теперь о романе. Сначала самое главное: успокойтесь, книга смешная. Я тоже боялся, чуть ли не до середины книги боялся. А ну как похуже, чем то, что раньше писал? А ну как совсем не то? Может, и не то, но не совсем. На мой взгляд, перед нами – второй том «Мертвых душ», но написанный – угадали – Юзом Алешковским. В конце концов новый роман Юза Алешковского и впрямь написал Юз Алешковский. Слишком много «про доброе» и даже про то, что «в истинно Божественном Предложении возможны лишь Неподлежащее и Несказуемое»? Все правильно, не первый же том упомянутых уже «Мертвых душ».

Зато Алешковский пишет все так же плотно. В «иронических детективах» – одна шутка на десять страниц. У Алешковского каждый абзац вызывает или смех, или слезы. Абзацы, правда, у него случаются и довольно длинные. Зато каждый – вызывает или смех, или слезы. Может, он специально, может, сознательно? Фишка, может, такая?

Не знаю. Но не процитировать не могу: «...Так и прожили бы вместе всю остальную жизнь, поскольку прошли времена Уайльда, пианиста Игумнова, Вадима Козина, солистов балета Большого театра, даже, поговаривают, Маркса с Энгельсом и Берии с Маленковым, которых Гуталин под конец жизни самостоятельно обстоятельно подозревал в антипартийных замесах Глинки, бессознательно ассоциируя это дело с Чайковским, якобы пытавшимся растлить Римского одновременно с Корсаковым». А слова и обороты? Вошел и «запьянословил», «...в угоду превратнодушной идеологии «либеде» (либеральной демократии)...» и так, ясное дело, далее.

Сюжет простой. Судьба фарцовщика (в поздний застой), потом, скажем так, делового человека (в перестройку и безумные 90-е), его любовь к двум женщинам и одной собаке. Зовут его, как и деда, Владимир Ильич Олух. Есть у него и «кирюха» закадычный, чьи забавные куплеты герой все время цитирует. Отец «кирюхи» – сначала советский, а потом «отставной» писатель, мать – одна из тех самых любимых женщин.

Кончается все дефолтом 1998 года.

Что тут сказать? Правильно: жаль, что Алешковский не Проханов. Пишет не так много и не так часто. А то очень уж хочется продолжения – про наши, про «нулевые». Страшно? Страшно, конечно. Но ведь нет времени смешней, согласитесь, чем нынешнее.