Яшкины отпрыски

Галина Щербакова. Яшкины дети. – М.: Эксмо, 2008. – 320 с.

На самом деле Яшка (холуйствующий лакей из «Вишневого сада»), как и сам Чехов, тут ни при чем. Хоть Галина Николаевна Щербакова честно и посвятила свою новую книгу «Яшкины дети» Антону Павловичу, я вас уверяю, не в Яшке зло, не в Чехове начало.

Но согласитесь, идея великолепная! Поглядеть, как бытует Яшкин род в наши дни. И пусть у нас в большем почете галереи лишних людей: скучающие Онегины, холодные Печорины, рассудительные Базаровы┘ так-то оно так, да только на одного Онегина двадцать Яшек сегодня найдется. Вот и всплескиваем руками, вздыхаем: «Как вечно живы краеугольные Яшкины свойства: какая-то почти природная ненависть к своей матери и родине, демонстративно-холуйская, своекорыстная преданность барину и одновременно барская заносчивость перед челядью»┘

Конечно, литературные аллюзии в книге тянутся не только к Чехову, тут и Бунина уместно вспомнить, и Гоголя, а потом всю русскую классику помянуть добрым словом. Потому что сильна связь и традиция. Все та же ясность текста, свобода стиля, легкость языка.

Только Россия другая. Здесь дама с собачкой не дивная женщина, на свою беду влюбившаяся, а набитая дура, у которой такса виновата в том, что не шпиц, а моряк-вор – в том, что не герой чеховского рассказа. Тут душечка – милая улыбчивая стукачка, толстый – владелец бань (или как он выражается на римский манер: терм), а тонкий – всего лишь стриптизер, и непонятно, кто кому больше завидует. В новом отечестве пенсионеры от тоски спасаются только тем, что нянькают чужих умственно отсталых мальчонок, своим-то детям они не нужны. И старые девы завистливо подглядывают за собственными, еще живущими вместе родителями, распространяя тлетворное одиночество. Тут женятся не по любви, а предварительно просчитав, в какой из комнат после ремонта можно открыть ветеринарную практику┘ И вы еще будете говорить мне о том, что дело в дурном Яшкином семени? Нет, уж слишком просто винить одного холуя во всех напастях. Яшка всего лишь порождение нашей жизни. Той самой, в которой «русский человек, если уж он хорош, то, что называется, до святости. Но если он плох (а таких во много раз больше, Господи, прости за грубую правду), тут святых надо выносить».

В России много бескрайних степей, святых и подлецов. Иван Айвазовский. "Тройка в степи". 1882. Новгородский государственный объединенный музей-заповедник

Но это полбеды. Проблема-то еще в том, что порченые Яшкины дети и благороднейшие выкормыши (я тут без иронии) говорят с одной и той же интонацией, в которой звучит та «замечательная русскость, когда, что хочу, то и ворочу, и сам черт не брат». Этот уклад существует веками. Мужик – дурак, и барин – не лучше, так уж повелось. Власть не уважает людей, те отвечают ей взаимностью, хоть и заметно побаиваются большого проявления чувств, как бы чего не вышло. Но в целом плохо живут все. Посмотришь-посмотришь на обыденный ход дел и заговоришь с собакой. Она хоть молчит, да глаза осмысленные, понимающие делает, не то что жена┘

Вот только одно непонятно. Раз у нас все так плохо, откуда же берется дивная поэзия русского бытия. Да, «наша степь не для ромашек, <┘> она у нас для сильных и цепких трав». Так на Руси было всегда. Ибо страшен, но одновременно удивителен наш быт. И самые настоящие слова о любви сочинил, конечно, Пушкин. Нет, не те, где «я вас люблю, чего же боле», а другие: «Бурмин побледнел и бросился к ее ногам». Потому что в России по-другому нельзя. Уж если любить, так обязательно падая в ноги, чтобы судьбу твою решали раз и навсегда. Хотя в стране нашей есть и другое. «Великое русское плаканье, начавшееся в Путивле на городской стене. И нет ему конца. Степь ли, пустыня ли┘ Стонет русская баба во всех одеяниях и при разнообразных мужиках одинаково. Как волк в ночи┘ И это не интеллигентный цветаевский вскрик: «Мой милый, что тебе я сделала». Тут кричит сама русская суть. Кричит Русь». С этим нужно уметь жить.

Порой и земля уже не выдерживает, восстает, вздымается, пугает. И тогда мы со страхом спрашиваем себя, точно героиня рассказа «Степь русская» (к слову сказать, «Степь украинская», «Степь русская» и «Степь израильская» создают по-настоящему крепкое ядро книги): «Река дает нам брод – переходите, горы дают ископаемое – пользуйтесь, а уж что говорить о деревьях, о цветах. Так почему же не допустить их права на гнев, на отвращение к человеку как бы разумному, но в сущности своей безумному, ибо только жалкий льстец мог назвать человека венцом природы».

В книге Щербаковой нет однозначных ответов, вроде бы все мы Яшкины дети, а приглядишься, и ничего, вполне себе люди. Это как в жизни: подлец про себя все знает, но молчит, а совестливый лоб расшибет, грехи и проступки замаливая. Оттого и живем, оглядываясь. Дабы не потерять в себе человеческое, а коли что, так земля-матушка научит┘ в России, знаете, какие степи бескрайние и волки голодные┘ жуть┘