Алексей Нилогов.
Шагал тоже пытался узнать, до какого предела можно мыслить иначе.
М.Шагал. России, ослам и другим. 1911–1912. Национальный музей современного искусства, Центр Жоржа Помпиду
Федор Гиренок. Удовольствие мыслить иначе. – М.: Академический Проект, 2008. – 240 с. (Технологии философии.)
Книга философа Федора Гиренка, вышедшая аккурат к его 60-летию, посвящена удовольствию альтернативного мышления, под которым автор понимает «попытку узнать на опыте, как и до какого предела возможно мыслить иначе». В отличие от кантовской трактовки границ разума Гиренок настаивает на инаковом мышлении, рубежи которого могут не совпадать с философской легитимацией уже познанного. В столь рискованном посыле автора формулируется фундаментальная проблема современной философии – демаркации трансгрессии. Трансгрессия – это одно из ключевых понятий философии постмодернизма, фиксирующее феномен перехода непроходимой границы, и прежде всего границы между возможным и невозможным. Практиками трансгрессии инфицированны многие актуальные философы, стремящиеся разорвать связи с просвещенческой парадигмой и ее идеей прогресса. Гиренок не наступает на старые грабли, по следам которых дерзали идти французские трансгрессисты, а вынашивает образ новых граблей, ранящих любую инаковость безумной мудростью.
Книга состоит из введения и семи частей: «Введение, или Иначе мыслить», «┘О жизни», «┘О русской литературе», «┘О современном искусстве», «┘О мысли в Советской России», «┘О России», «Предостережения». Часть «┘О мысли в Советской России» повторяет главы из предыдущей книги Гиренка – «Патология русского ума».
«Все тексты, собранные в этой книге, – пишет автор во введении, – объединяет несколько принципов. Во-первых, это принцип минимализма. Суть его такова: минимум слов и максимум смысла. Во-вторых, это отказ от понятийного, эссенциалистского языка. Понятийный язык требует множества определений. Но определить – значит ограничить, утратить оттенки, упростить. Я же хочу работать с неустоявшимися смыслами, зыбкими значениями. В-третьих, я хочу говорить не на языке терминов, а на русском живом языке. Если же у меня и встречаются какие-то термины, то это значит, что я хочу придать им новый смысл. Особенно интересно делать прививки смысла расхожим терминам европейской философии. Чтобы они прижились на новой почве, нужно сделать так, чтобы они забыли свою родину. В-четвертых, я не считаю локальное поле европейской мысли универсальным. На мой взгляд, русская философия создавалась не для того, чтобы в аналитически ясной форме передавать истины, не ею добытые, а для того, чтобы научиться переводить человека из одного состояния бытия в другое. Она не столько «знает», сколько утешает, то есть практикует субъективирующее мышление. Русская философия является религиозной не потому, что в ней кто-то говорит о Боге, а потому, что она обращена к необъективируемому».
Литературоцентризм философии Гиренка выдает себя в части, посвященной русской литературе, где исследуется философский потенциал таких писателей, как Александр Пушкин, Николай Гоголь, Лев Толстой, Федор Достоевский, Антон Чехов, Иван Бунин, Андрей Платонов и Владимир Сорокин. Тезис о характерной литературности русской философии является самым уязвимым объектом манипуляции в отношении русских писателей. Создается впечатление, что беспомощность русских философов настолько очевидна, что они вместо философствования занимаются постоянным самоотчуждением в интеллектуальное графоманство отечественных литераторов, которые не прочь побаловаться каким-нибудь модным концептом.
Читая книгу Гиренка, вы получите не только интеллигибельное наслаждение, но и визуализацию довольно сложных философем, чей язык тенденциозен в деградации к двойной непрозрачности, когда философские тексты непонятны как нефилософам, так и самим философам. Автор рассчитывает переложить профессиональный философский язык в вербальные картинки, создав эффект привлекательности за счет театральной драматургии. Тексты Гиренка легко облечь в сценарии и экранизировать, ставя спектакли и создавая иллюстрации. Федор Иванович даже вводит единицу измерения визуальной репрезентации философских текстов: «Если за единицу визуальной репрезентации взять тексты Платона, то уже у Аристотеля она составляет около 0,8. В Новое время визуально-экзистенциальные ресурсы философских текстов уже составляют 0,1, а в некоторых сочинениях Гегеля и Канта образность не превышает 0,05».
Книга Федора Гиренка – это настоящий философский бестселлер, требующий проницательного читателя, на затравку которому оставим следующую цитату: «Сталинистами не рождаются. Сталинистами становятся. Вот я. Я не поклонник Сталина. Но если дело пойдет так, как оно идет, то я стану сталинистом. Конечно, я это буду скрывать, не показывать вида, лицемерить. Но где-то в затылочном сознании у меня будет запрятана мысль о том, что вообще-то пора ему появиться. Ненадолго, на полгода. На месяц. Чтобы успеть навести порядок в умах и делах».
