Елена Калашникова Николь Аврил. Я – любовница Пикассо/ Пер. с франц. Л.Базян. – М.: РИПОЛ классик, 2007. – 208 c.
Пабло Пикассо известен не только своими картинами, гравюрами, рисунками, скульптурами и прочими бесценными творениями, но и многочисленными любовными историями. Писательница Николь Аврил рассказывает в своей книге историю Пикассо и Доры Маар.
Настоящее имя Доры Маар – Генриетта Теодора Маркович (1907–1997). Дочь хорвата и француженки, в детстве жила в Аргентине, где работал ее отец-архитектор. В 1920 году она приезжает в Париж изучать живопись и фотографию. Ее фотомонтаж «Папаша Убю», показанный в 1936 году на выставке сюрреалистических объектов в парижской галерее, стал визитной карточкой не только сюрреалистической фотографии, но и сюрреализма вообще. В 1936 году в кафе «Де Маго» она знакомится с Пикассо.
Повествование идет от первого лица, лица Доры. Строится оно не по хронологическому принципу: одно воспоминание накатывает на другое, часто не связанное с ним по времени.
Рассказ Доры Маар начинается с момента, когда она впервые видит Пикассо, на премьере фильма Жана Ренуара. Она обращает внимание на его глаза: «Разве можно было не заметить его глаз? Пугающих. Темных и разверстых».
Через три месяца они познакомились. Девушка играла с перочинным ножом, втыкая его между растопыренными пальцами, чем и привлекла внимание художника. Эмоциональный накал игры определил их будущие отношения. Девять их совместных лет и всю ее оставшуюся жизнь.
В эти девять лет она его муза, друг и советчик. Дора находится в мастерской, когда Пикассо работает, другим своим женщинам он подобное не разрешал. Она фиксирует на пленку этапы работы над «Герникой». «Известно, что Пикассо рассказывал потом┘ что гестаповцы спросили его по поводу «Герники»: «Ваша работа?» На что он поторопился ответить: «Нет, ваша». Пикассо был способен на такую реплику, у него и в этом был талант».
Под влиянием своего героя Дора возвращается к живописи, пишет его портреты. «Я тоже пыталась ухватить его образ. Божественный лик. Фас и профиль в смешанной манере Пикассо. Вы скажете: «Пикассо?» Да, Пикассо. Я не претендую на первенство, но не могу не подчеркнуть, что подобный фотомонтаж использовала уже за пять-шесть лет до него. Наложение одного снимка на другой, сопоставление двойного женского профиля – уже тогда я работала в манере Пикассо. Возможно, что до нашего знакомства ты уже направлял меня».
Читатель книги видит художника в частной жизни: «Больным он был совершенно невыносим. Он требовал, чтобы я приходила к нему каждый вечер. <┘> Как только я приходила, Пикассо обрушивал на меня поток желчи. Ну что, пришла полюбоваться на поверженного?» Узнает его привычки: «В ледяную стужу Минотавр открывал окна, чтобы лучше дописать то, что никогда не допишет». Видит Пикассо-художника: «В Лувр мне хочется проникнуть только с несколькими своими картинами, оказаться между Леонардо и Тицианом, Ватто и Делакруа, Гойей и Мане или еще кем-нибудь. Я не могу разгуливать перед ними как турист, Дора. Я часть семьи. Может быть, я стану ее главою».
Влюбленные вместе пережили войну в оккупированной Франции. Рядом гибли работы мастера, а на него самого накатывало отчаяние. Со смертью матери в жизнь Доры приходит боль, сознание вины, отчуждение Пикассо. Она горько подытоживает: «Он никогда мне не принадлежал».
После расставания в жизни Доры наступает двухлетний период безумия. Ее лечат электрошоком.
Пикассо был для нее богом. «Все, что у меня было, осталось от него. Все, чем я владела, – наполнено им. Я не могла вспомнить ни одного мгновения, ни одного места, в котором не был бы Пикассо. Все говорило мне о нем. Десять Хиросим могли лишь искоренить мою боль». «После Пикассо только Бог?»
Николь Аврил создает дневник женщины, для которой разлука с любимым стала катастрофой: она оказалась заживо погребена под обломками собственной жизни. Творчество не спасло ее.
С одной стороны, книга «Я – любовница Пикассо» исповедь влюбленной женщины. Но, с другой, это художественный документ эпохи. Дора рассказывает о своих знакомых, а это и Поль Элюар, и Жорж Батай, и Жан Кокто, и Альбер Камю, и Симона де Бовуар, и Жак Лакан. Все эти люди и Париж предвоенной и военной поры столько раз уже были запечатлены словом, но от этого художественное свидетельство, созданное Николь Аврил, не становится менее ценным. Наоборот, штрих, добавленный в общую палитру фотографом и художницей Дорой Маар, отличим от других. Ведь она останется в истории не только запечатленной кистью Пикассо, не только его отраженным светом, но и самостоятельными работами в жанре фотографии и живописи.
