Пугачев ХХ века

Алексей Варламов. Григорий Распутин-Новый. – М.: Молодая гвардия, 2007, 852 с. (Жизнь замечательных людей).

В длинной череде жэзээловских персонажей Григорий Распутин остается одной из самых загадочных и мрачных личностей российской истории. «Сибирским старцем» восторгались не только императрица Александра Федоровна и экзальтированные дамочки – и в наши дни не перевелись желающие объявить его пророком-великомучеником. Как и ярые противники – написал же кто-то на распутинской могиле: «Здесь лежит собака». Ему посвящена масса книг, статей, мемуаров, фильмов, исследований, но восстановить его подлинный облик вряд ли получится. Лауреат премии Солженицына и премии «Большая книга», прозаик Алексей Варламов признает: «Всей правды о Распутине мы так и не узнаем. И не потому, что знаем недостаточно, а потому, что знаем слишком много, и это знание наслаивается, как несколько одновременно звучащих в диссонансе инструментов. Заставить их звучать в унисон невозможно. Но что возможно – так это расслышать и сопоставить отдельные голоса».

Тем не менее сегодня это самая полная биография старца. Варламову его герой интересен как некая «точка», в которой сошлись траектории движения политической, социальной, религиозной жизни России начала ХХ века. Как малограмотный мужик оказался в центре шпионских заговоров, думских скандалов, политических страстей? Как возникли темы «Правые против Распутина», «Левые против Распутина», «Мужик и премьер: столкновение с П.А.Столыпиным», «Был ли Распутин немецким шпионом?» (названия подглав)? Почему лучшие поэты Серебряного века посвящали ему стихи – как Николай Гумилев своего «Мужика»: «┘В гордую нашу столицу/ Входит он – Боже, спаси! –/ Обворожает Царицу/ Необозримой Руси...»

Может быть, Гумилев благодаря поэтической интуиции оказался ближе всех к разгадке тайны, ибо «Распутин – это именно сила, воля, стихия, подчиняющая себе ход исторических событий. Тут есть что-то от пушкинского Пугачева в «Капитанской дочке». Распутин выступает не только как исторический персонаж, но и как явление природы. Он становится всеобъемлющ, вспомним еще раз блоковское «Распутин – всюду», и именно в этом заключалась главная загадка сибирского мужика, и даже не его самого, а тех чувств, которые он в российском обществе вызывал или, вернее, каковыми общество его наделяло».

Что сам Варламов думает о своем герое? Попытка остаться «над схваткой» почитателей и гонителей приводит к выводу, что Распутин – «исторический соблазн и испытание», оказавшееся России не по силам. Через него прошла историческая трещина, «русский водораздел», чьи последствия не замедлили сказаться в 1917-м и далее. И «сказываются до сих пор».