Михаил Михеев. Дневник как эго-текст (Россия, XIX–XX). – М.: Водолей-Publishers, 2007. – 264 с.
Что делает текст дневником? Ответ на этот вопрос не так очевиден, как может показаться. Того, например, что текст пишется каждый день или вообще сколько-нибудь регулярно, недостаточно. Его можно вообще хоть раз в год писать. Если текст о самом себе – это еще тоже не все. Писать можно и о вещах совершенно внешних, хоть о погоде, не упоминая себя ни словом. Другой вопрос, что «я» там все равно как-то присутствует┘ и вот тут уже мы начинаем нащупывать ключ к ответу.
Похоже, необходимое условие того, чтобы текст был дневником, – это особое отношение между ним и пишущим его человеком. Особое-то оно, конечно, особое, но формальному описанию и теоретической рефлексии вполне поддается. Об этом книга московского филолога Михаила Михеева.
Михеев охватывает единой теоретической конструкцией все разнообразие видов дневниковой продукции современного – последних, примерно, полутора столетий – человека. Он включает сюда не только записи для личного пользования, которые пишутся без расчета на аудиторию, но лишь для себя, чтобы потом быть уничтоженными или заброшенными куда-нибудь. К широко понятым дневникам причислены и автобиографии с мемуарами, и интернет-блоги, и письма, и записки очевидцев «из мертвых домов, «подполий» и застенков», и пометки на полях, и черновики, и рабочие тетради, и альбомы с песенниками, и приходно-расходные книги, и даже, вы не поверите, следственные показания и протоколы допросов.
Все это объединяется под именем «эго-текста», или «предтекста (перво-текста)», «который можно считать также неким черновиком сознания».
По каким же признакам можно опознать текст этой породы? Прежде всего это, по Михееву, текст в каком-то отношении не окончательный: к нему, по идее, всегда можно вернуться, дополнить, внести правку. Кроме того, между пишущим и описываемыми событиями всегда предполагается некоторая дистанция, в отличие от мемуаров небольшая (в идеале не более дня). Далее предполагается, что такой текст пишется по преимуществу для себя и о том, что так или иначе имеет личное отношение к автору, чему тот был либо свидетелем, либо участником. Помимо этого текст дневникового типа состоит из фрагментов (по преимуществу, но не обязательно – датированных). И, наконец, так и хочется добавить – главное: все эти принципы, включая те, что еще не сформулированы, могут нарушаться. И даже неизбежно нарушаются.
Вот, кажется, единственный родовой признак дневника – порождающий и с той же легкостью упраздняющий все остальные: дневник – это текст без правил. Текст, в отношениях с которым пишущий свободен (адресованность якобы самому себе лишь для этого, кажется, и нужна). Это текст, находящийся все время на пороге самого себя, способный в любой момент стать каким угодно. И его главная человекообразующая функция, похоже, именно в этом.