Майские праздники
Л.Е.
Выпить с друзьями; сажать картошку теще
во Фрязино;
шашлычок на фазенде; слетать в Америку
или в Хургаду; спуститься, впервые за зиму,
в свой заплеванный двор посидеть на скамейке.
Раньше мы собирали цветные стекла. Ценилось синее,
золотой завиток на кобальтовом осколке,
бусина цвета радуги, цвета пера павлиньего,
и конфетное золотце целы под старой елкой.
2001
* * *
То, как ты говоришь, – это слишком всерьез.
Я хочу этот свет, как в грузинском кино,
Этот звук, – как эхо, многоголос, –
Белый стол и белое полотно.
А за этим столом – едят ли? пьют?
Запотевший вносят кувшин с вином?
Но одно я знаю: они поют
По-грузински – здравицу – а потом
По-византийски? – что там – Иоанн Кукузел –
По-славянски? – в кружеве Рилских гор –
Как кружилось небо, когда он пел,
Замыкая мир – монастырь – и хор
Ангельский? – Нет: земля – всей землей приду
Петь – не петь – смотреть – не выпустить из зрачков:
Этот белый стол – он стоит в саду,
Этот сад – на горе, гора – высоко┘
2003
* * *
А.П.
Не меняй провинций у моря на Вавилон.
Здесь людская молвь, конечно, и конский топ,
И звенит таньга, заглушая стон,
Но целуют не в губы, а чаще в лоб.
И у здешних жен похотливей всего мошна,
А мужчины садятся есть, не омывши рук,
И они не расслышат, как галькой шуршит волна,
Даже если приедут к тебе на юг,
Но они не приедут! У них другие юга –
Барбадос, Майами, Пхукет для тех, кто бедней┘
Отвернись от них, – пускай их закружит мга, –
И к земле Нереиды щекою прижмись нежней.
30 сент. 2005
***
Льется свет – неволит зажмуриться –
задремать бы лицом к нему.
Мне приснится белая улица –
вверх ступеньками по холму.
На балконах – лавры и фикусы,
отворяемых окон стук,
и журчит родниковым привкусом
неумолкнувшей речи звук.
Там, в кофейне на круглой площади
в полдень кофе пьет не спеша
призрак мой? Или тень моя?
Выражаясь проще:
Душа.
2006
Отрывок
┘все кажется, что поправимо,
но что-то выскользнет из рук
и растворится легче дыма,
и, оказавшись не у дел,
глядишь, как прежде не глядел,
и различаешь понемногу
прибитую дождем дорогу,
ныряющую меж холмов,
под одеялом облаков
лениво дремлющее небо, –
и никого – вот в чем вопрос, –
кто молча выпить бы принес,
нарезал на коленке хлеба
и лег в высокую траву,
куря и глядя в синеву.
07.2006
***
┘ и у них была,
в общем, нормальная жизнь: забивали «козла»
во дворе, в грязно-белых майках, и пили пиво,
воблой (если есть) постучав по столу.
Телевизор привычно бубнил в углу
о свершеньях такого-то коллектива.
Впрочем, мог иногда прозвучать и мат:
это если передавали матч
СССР–Канада или Бразилия–Аргентина.
В гараже ковырялись – ну, это белая кость,
И на лицах женщин – смутная злость,
И ремнем за двойки пороли сына.
И сменяли друг друга черемуха и сирень,
И на всем лежала смутная тень,
И тушеной капустой несло из окон┘
И, на смятой ворочаясь простыне,
Э т о л и в заокеанском сне
Видел Бродский, а перед тем – Набоков?
2006
***
Кто уехал в Берлин, а потом в Париж,
кто-то сразу понял, что надо за океан,
а потом нечаянно наступила такая тишь,
что стало видно далеко во все концы света,
А потом – ураган.
И месило, месило – тридцать? все пятьдесят?
Раскрывался занавес с лязгом, выпуская полки,
а потом щупальца Скиллы втянуло назад,
и кого они грызли в утробе, молчат старики.
А потом прошло еще время, и мы родились.
Когда все они уезжали, нам было десять лет
или пятнадцать, и мы не сразу разобрались
про Афган, Эльсинор и в перечне прочих бед.
А потом стало некуда уезжать,
вся Земля – одинаково плоский экран,
И женщина, собирающаяся рожать,
выбирает: Пхукет, Ирак, Грузия или Новый
Орлеан.
2006
Владимир Скосырев 
Дарья Гармоненко 