Василий Шевцов Ксения Букша. Жизнь господина Хашим Мансурова. – М.: Открытый Мир: Гаятри, 2007, 288 с.
Несколько дней назад, когда я, выйдя из кинотеатра после просмотра одного совершенно шукшинского фильма про Париж, вдыхал морозный московский воздух, ко мне обратился молодой то ли таджик, то ли узбек в дорожно-рабочей униформе. Говорил он с сильным акцентом, так что я не сразу и разобрал, что он всего лишь просит сигарету, – но с какой открытой и жизнерадостной улыбкой! Я с радостью слазил в карман и угостил добродушного гастарбайтера, в тот самый момент почувствовав, что советское братство народов, несмотря ни на что, живо. И подумал еще, что вот он – потенциальный герой хорошей и умной книги, который мог бы много чего интересного рассказать о жизни.
Поэтому к чтению романа Ксении Букши про Алю Хашим Мансурова я приступал с трепетом, тогда еще не зная, что реалистический творческий метод юной писательнице, к сожалению, совсем не близок. В борьбе с подступавшими к горлу комками вежливого недоумения я все же дочитал до конца это бойко-неуклюжее сочинение – и сделал вывод, что Букше не близко и многое другое из того, что я считаю неотъемлемой частью своего, пардон, жизненного мира. Попутно отметив, что идея подсветить сюжет «Мимино» булгаковско-стругацко-житинскими фантасмагорическими огоньками выглядит как-то совсем уж формально и надуманно.
Герой романа, рожденный в аллегорической Долине Солнца, среди хлопка и конопли, с детства умеет наводить на окружающих морок и изображать то, чего нет – так, что оно появляется. В частности, он омолаживает свою мать и покупает навороченный мотоцикл у наркомафиозного Главаря за пять советских рублей («беш сум» – бешеная сумма: составленная на этом примере гипотеза о характерном для Букши типе юмора в дальнейшем блистательно подтверждается).
Сам Алю при этом является «ничем» – неловкая аллюзия на Музиля? – и то ли раздает энергию окружающим, то ли ее у них забирает: признаюсь, я оказался неспособен разобраться в этих парапсихологических тонкостях. На закате перестройки он переезжает в Москву и вместе со страной проходит обучение в капиталистической школе жизни, но, будучи чем-то вроде мессии, то есть существом не от мира сего, в финале оборачивается торговцем-офеней – из тех, что разносят товар по электричкам. Однако автор дает нам понять, что в какой-то глобально-гуманистической перспективе жизненным крахом это считать не стоит.
Там есть еще любовный треугольник, премьер-министр Рогдай («шагает впереди»), Рынок Возможностей: живущие словно на ощупь герои ищут его на московских улицах, принимая абстрактное значение слова за предметное. Есть августовский путч, приватизация, рефрены про «еле ведущего» новостей Перестукина, есть частная школа «вундыркиндыров».
Вообще коверкать слова и без повода нагонять словесного тумана, натужно приподнимая гири остроумия, – излюбленный прием Букши, или, лучше будет сказать, способ ее мышления. Если персонаж говорит «Мы держатели» (имеется в виду акций), тут же эхом прозвучит «Мы вседержители!», обозначая, видимо, авторскую иронию, настолько широкую и необязательную в своей безадресности, что она просто больно задевает слух, как фальшивая нота.
Впрочем, слово «фальшь» кажется здесь не совсем уместным: все-таки оно подразумевает наличие правды, которую рассказчик знает, но утаивает или просто не умеет выразить. Ксения Букша выражает все, что знает, – и даже больше того, а о какой-либо правде здесь и речи не идет: «Не зря придумана эта поговорка про свадьбу: «Сдал сопромат – можно жениться». А Колян знал сопротивление материалов от природы. Никогда он не смог бы косой замахнуться на камень, или попытаться лбом пробить стенку...»
И так далее в том же духе еще на страницу. А через страницу – еще, снова на страницу. Слово «графомания» выглядит громоздким и ненужным. У меня перед глазами скорее встает образ беспощадного девичьего рукоделия, когда свитер (или что там девушки вяжут) не ладится, но оторваться от кошмарно-завораживающего мельтешения крючков и петель уже не получается.
Уносимая нарративным вихрем, который она сама же и раздула, Букша и читателей своих приглашает в мир, где, говоря зощенковскими словами, все «как-то мутно и не в фокусе»: и узбеки (или таджики?), и политики, и банкиры, и любовь, и юмор. Но я с ней стрелок не забивал туда, когда рядом, под боком, есть все то же самое, но по-настоящему, и уж точно ярче и поучительнее? И есть, и было, и будет еще.
