"Свобода человека, свобода общества, свобода творчества"

Дмитрий Галковский, писатель, философ

1-2. О Бердяеве я услышал в начале 80-х годов, то есть сразу после появившегося интереса к философской литературе. Поразило обилие и сравнительная доступность его работ. Шестова, Булгакова или Флоренского удавалось находить хорошо если книгу в год. Бердяев же буквально наводнил черный рынок, хотя большинство его работ приходилось на особенно запретный эмигрантский период.

На мой взгляд, значение Бердяева в отечественной культуре заключается в доведении до саморазоблачительного гротеска шовинистической клеветы о "национальной идее": будто бы русские люди - это узколобые идиоты, одержимые какой-то параноидальной "идеей", не важно, со знаком плюс или минус. Некоторое время назад оную "идею" даже принялись дружно искать, что являлось уже издевательством второго порядка. Правда, недавно решили, что национальная идея русских - это достижение ВВП, бывшего в СССР тридцать лет назад. На этом вроде успокоились. Думаю, это и есть логическое завершение бердяевской философии.

Виктор Ерофеев, писатель

1-2. Именно Бердяев приучил меня к русской философии. Потому что он такой "плодовитый кролик" русской публицистической и журналистской философии, которая доступна очень молодому человеку, и я с первого курса им заболел. Замечательный стиль, эрудиция, какая-то нерусская легкость (бабушка у него, кстати, француженка)... Кажется, его друг Шестов сказал, что в жизни достаточно прочитать одного, даже очень плохого философа, чтобы понять, что такое философия. Бердяев для меня в ранней юности и стал тем если не плохим, то вполне посредственным философом, который приучил меня мыслить. Дальше пошли другие, и я его как-то вытеснил из своего подсознания примерно в 1980-1981 годах, когда написал рассказ "Бердяев" (хотя там его и нет - только одна реплика им подается), и это стало таким "прощанием" с ним.

А так в принципе он совершенно замечательный проповедник свободы, что в российском обществе с философской точки зрения не проповедовалось, пожалуй, никогда до него. Свобода человека, свобода общества, свобода творчества - именно эти идеи Бердяева мне дороги. Это вообще, видимо, главное, что в нем есть. И второе - идея (конечно, не его, но им развитая) творчества из ничего. То есть идея того, что само по себе творчество рождается на пустом месте. Не из того "сора", о котором писала Ахматова, и по поводу которого пришла в восторг вся русская интеллигенция, а именно из экзистенциального небытия.

Эта трансформация ничто в нечто достаточно блестяще показана Бердяевым и вызывает у меня не только сочувствие, но и большое уважение. Вообще этот человек, киевлянин по месту рождения, который приближен и к солнцу, и к Западу, пришел в русскую культуру вместе с Львом Шестовым - и вместе они впервые заговорили у нас о существовании человека, а не его доле, социальной ответственности и т.п. Поэтому, мне кажется, что не только я, но и западный экзистенциализм им обоим многим обязан.

Я не люблю, когда люди снисходительно относятся к своим бывшим кумирам. Поэтому для меня Бердяев остался одним из первых учителей философии, хотя, может быть, эта философия далека от совершенства. Привкус этой философии до сих пор ощущается в моем, скажем так, творческом сознании.

Модест Колеров, историк

1. К личности Бердяева я отношусь с пониманием, даже с некоторой симпатией. Человек он был буйный, яркий, талантливый, политически и творчески активный. К его философии я отношусь как к обычной схеме, которых много. Не могу сказать, что она меня сильно восхищает. Но к его публицистике и философской публицистике я питаю большое уважение. Я до сих пор очень высоко ценю его "Философию неравенства". Это произведение и его веховская статья оказали огромное воздействие и на мою эволюцию, и на мою жизнь.

Также хочу отметить, что не только я отношусь к нему с уважением, но и вся гуманитарная наука ХХ века, даже, может быть, не любя Бердяева, не может избавиться от его влияния и от влияния его схем. Когда-то они были творческими, полезными, но и сегодня схемы, данные в его книгах "Русская идея" и "Истоки и смысл русского коммунизма", остаются преобладающими на Западе и в России в контексте русского мифотворчества.

2. У него одна центральная идея, которая актуальна не только сегодня, но всегда, - это его идея свободы. Этот пафос свободы будет актуален всегда и всюду.

Анатолий Королев, писатель

1. С моей точки зрения, Николай Александрович Бердяев скорее журналист философии, чем философ. В строгом смысле слова среди его современников философом был только один Владимир Соловьев. Бердяев перед университетом учился в кадетском корпусе и это кадетство, культ метрики, шаг геометра перенес через всю жизнь. Он стал философом прямых линий. Его мысль набирает высоты там, где Бердяев в чем-либо разочаровывается. Например, в марксизме. Из разочарований родились главные работы Бердяева, например, "Новое средневековье".

2. На мой взгляд, по-прежнему плодотворна его идея так называемой "коммюнотарности". Бердяев выделил этот интеллектуальный субстрат из общинной жизни русского народа и русской культуры. Это мистическое единство влюбленных в Христа "коммюнотариев" Бердяев противопоставил машинной цивилизации Запада и дегуманизированному индивидуализму. Ему повезло, Бердяев был выслан из страны по личному указанию Ленина на знаменитом пароходе философов в 22-м году и его взгляды получили шанс стать философией Бердяева. Не померкла и горечь его эсхатологии в его закатном труде "Опыт эсхатологической метафизики", а идея конца истории вошла в круг самых ярких прозрений ХХ века.

Юрий Мамлеев, писатель

1-2. Бердяев, несомненно, один из выдающихся русских философов первой половины ХХ века. Его проблематика очень обширна, и в этом отношении он даже немножко напоминает Розанова. Но для меня лично самое главное, что сделал Бердяев, - это его философское исследование "Смысл творчества" и - шире - место творчества в духовной сфере вообще. Здесь, по-моему, Бердяев обладал какой-то удивительной интуицией. Он считал, что наряду со святостью творчество является самым высшим проявлением человеческого духа и божественной энергии. Он исследовал две эти великие линии - святости и гениальности, их различие, их некоторые противоречия и их конечный исход в высшую божественную реальность. Поскольку Бог сам является творцом, а человек создан по образу и подобию Бога, то творчество, проявляющееся в сфере искусства, духа и метафизики, является боговдохновенным.

Бердяев отличает также те моменты творческой деятельности человека, которые могут принести вред. Он особенно не касался этого, но поскольку сейчас мы живем в особое время, то здесь все же может стоять вопрос о том, что некоторые формы творчества человека, как бы они ни были оправданы его сущностью, могут представлять из себя разрушительную силу. Я имею в виду науку, которая приносит человеку и благо, и вред, опасность и смерть.

Для современного миру Бердяев, несомненно, имеет большое значение хотя бы потому, что мир стал слишком материалистичным. Материалистическая философия как будто бы ушла с изгнанием коммунистов, но на самом деле в практике людей она торжествует. Притупление духовных сил, коммерциализация, которые мы наблюдаем, говорит о том, что возвращение к таким величинам, как Бердяев, абсолютно необходимо, чтобы человек сохранил свой высший лик. Человек ведь может быть сыт и в то же время превращен в робота. А сытый робот - это не то, что Бог хочет от человека! Люди, думаю, должны проснуться.

Валерий Подорога, философ

1. Мне кажется, философия должна занимать активные позиции во времени, она должна быть современной. Философия Бердяева не современна, а мемориальна, скорее объект исследования, чем поучения. Правда, часть нашей культурной элиты с удовольствием цитируют Бердяева, делая из него мудреца на все времена. Вероятно, это и влияет на "чрезмерный интерес" к философу.

2. Помню, на третьем курсе я читал в фотокопиях книги Бердяева, прочел многие, но единственно ценными мне до сих пор представляются "Автобиография" и "Опыт эсхатологической метафизики" (написанные Бердяевым в эмиграции). Однако основная направленность мысли Бердяева была связана с публичной полемикой, живым спором, он был человеком своего времени и обстоятельств и почти не вел систематических исследований.

Александр Проханов, писатель

1-2. Бердяева я впервые прочитал в юности - некоторые из его работ в моих фамильных подшивках журнала "Весы", там были крохотные публикации Бердяева (и Шестова), по существу, опубликованные синхронно с его интеллектуально-философским стартом. Второе мое знакомство с Бердяевым было, по-видимому, в 1970-е годы, я читал ксероксы "ИМКА-пресс", которые привозили из Франции. И то и другое расширило мое представление о русских философских концепциях.

В Бердяеве в ту пору мне больше всего импонировало его представление о русской идее как, с одной стороны, базисной для движения всей русской исторической мысли, а с другой стороны, абсолютно не противоречащей красной коммунистической формации. Формулы русской идеи - о том, что она состоит из огромных пространств, из идей централистской сильной власти, всемирности и всенародности русского "я", о том, что своими корнями русская идея уходит в иррациональное, божественное, бесконечное и мистическое, - все эти формулы до сих пор для меня работают, и я оперирую ими, когда формулирую сегодняшнюю русскую имперскость.