"Серапионы" и "смердяковщина"

- Сергей Михайлович, что в портрете вашего отца, созданном автором книги, вы считаете противоречащим действительности?

- Там не сказано ни слова о том, что мой отец Михаил Леонидович Слонимский в 60-е годы руководил литературным объединением, в которое входили Андрей Битов, Валерий Попов, Валентин Тублин, Сергей Тхоржевский, Глеб Горышин, Вадим Нечаев┘ Сам факт существования этого литературного объединения обойден, хотя именно оно явилось связующей нитью между "серапионами" 20-х годов, поколением шестидесятников и нынешними литераторами. Более того, судьба Михаила Слонимского как литератора и человека может считаться счастливой именно потому, что он сумел стать авторитетным воспитателем молодых литераторов в 60-е годы. Именно в этом суть его судьбы. На рубеже 50-60-х годов Михаил Слонимский создал роман "Семь лет спустя", вписывающийся в литературу "оттепели", а в течение 60-х годов написал воспоминания о друзьях-литераторах, избежав сведения каких-либо личных счетов. Попав в разгромное постановление ЦК 1946 года вместе с Михаилом Зощенко, он ни единым словом не отрекся от своих друзей-"серапионов", грубо обруганных в докладе Жданова. Еще в 30-е годы он выступил в защиту ныне признанного прозаика Леонида Добычина, которого дружно травили. А Борис Фрезинский в основу главы о моем отце положил его роман "Крепость", который не был опубликован и который никто не видел в полном виде. Он был написан тогда, когда оппозиция еще имела право голоса. В 1937 году отец разочаровался в политике. А в книге цитируется не столько сам роман, сколько - заглазные частные мнения. Заглазной "смердяковщины" вообще очень много в переписке, публикуемой Фрезинским. Мемуары и частные письма могут быть лишь вспомогательным материалом к анализу литературы и реальных фактов. Кроме того, существуют неопубликованные дневниковые записи самого Слонимского (они хранятся в Петербургском архиве литературы и искусства), которые Фрезинский не цитирует и вряд ли вообще читал. Но то, что мой отец никого никогда не очернял, явствует даже из его опубликованных писем.

- Насколько я поняла, Фрезинский следует традиции описания судеб "серапионов" с точки зрения Каверина?

- Да, Вениамин Каверин, пережив всех "серапионов" и дожив до середины перестройки, успел написать мемуары под названием "Эпилог". Там наряду с апологией братства 20-х годов немало личных счетов с писателями. К сожалению, ни с кем, кроме Константина Федина, он эти личные счеты не выяснял в лицо, и даже в письмах не сохранилось описаний каких-либо фактов. При жизни ничего подобного Каверин не говорил ни отцу, ни мне, хотя я сам с ним общался не раз и дружил с его сыном. Но - будем говорить прямо. Ссора Каверина с моим отцом первоначально произошла, что называется, на бытовой почве. По рассказу моей матери, пока отец был на финском фронте, его друг - Вениамин Каверин стал за ней "ухлестывать". А та рассказала обо всем своему мужу, чего, как мне кажется, делать не следовало. Естественно, они поссорились. В дальнейшем отношения внешне наладились. Злопамятный Каверин через семнадцать лет после смерти моего отца напечатал мемуары, в которых образ Слонимского полностью искажен.

- Но ведь каждый имеет право на свое собственное - в том числе и негативное - мнение о другом человеке.

- Да, но мемуары Каверина оказались основой для многочисленных литературоведческих работ.

Вот в этом, как мне кажется, и заключается источник искажения исторической перспективы. В свое время сам Каверин говорил: "Писатель не должен накладывать петлю на шею другого писателя". Но после своей смерти Каверин наложил удавку на шею Слонимского, который ни в чем не повинен. Он не только не писал доносов, но и вообще никаких статей против кого-либо из писателей. Наоборот, всячески старался напечатать тексты не только коллег, но и учеников. И прежде всего - сборник произведений своего друга Льва Лунца.

- Вы считаете, история неудавшейся публикации Лунца в книге также искажена?

- Лев Лунц писал замечательные, вполне современные пьесы, которые одновременно отсылали и к поэзии трубадуров, и к последующим драмам абсурда. Это пьесы булгаковского уровня. А сам Лунц - писатель, который мог бы стоять в одном ряду с Михаилом Зощенко. К сожалению, он скончался в возрасте 23 лет в 1924 году. Сборник его произведений был подготовлен к изданию в конце 60-х, еще при жизни отца. Именно Каверин уговорил его по телефону быть председателем комиссии, хотя отец был ленинградцем и был уже смертельно болен. В книге Фрезинского несколько раз упоминается, что Слонимский отговаривался болезнью. Но и я, и моя жена свидетели того, что каждый вздох его в то время сопровождался кровохарканьем. Он согласился формально возглавить комиссию из любви к своему другу. (Каверин сказал, что если он не согласится, то не состоится издание.) А отец к тому моменту уже не двигался и не мог ездить в Москву на заседания этой комиссии. Все остальные - Каверин, Тихонов, Шкловский - были москвичами. Сам Каверин был достаточно авторитетным деятелем искусства, чтобы этого добиться. (Добился же я в эти же годы издания сборника о Стравинском и установки мемориальной доски, хотя в отделе культуры ЦК лежал донос на якобы неуважительное высказывание композитора о Мавзолее Ленина.) В книге Фрезинского цитируется "Эпилог" Каверина: "Первым испугался Слонимский". Но если он не испугался смерти, узнав о смертельном диагнозе в том же году, то чего ему было бояться? В письме Николая Тихонова от 9 июля 1970 года сказано, что "недавно ему позвонил Веня Каверин и сказал, что, по его мнению, книга Лунца в таком виде, как она сейчас, в издательстве не пройдет". Федин (руководитель Союза писателей в те годы), поссорившись с Кавериным, в апреле 70-го года отказался быть редактором книги. Рукопись Лунца к июлю того же года уже получила два отрицательных отзыва. Член комиссии, который здоров и который реально присутствует на заседаниях, может сделать очень многое. Почему этого не сделал Каверин? Это его вина. Я об этом молчал, ждал до конца жизни Каверина, что он опубликует книгу Лунца хотя бы во времена перестройки. Его не стало в 1989 году. В последние годы жизни он писал разоблачительную книгу о своих былых друзьях-"серапионах", которые уже не могли ему ответить. Но "черный" PR посмертно недопустим! Используя имя Лунца, он пытался опорочить имя моего отца, без которого книга не была бы издана, потому что в конце концов по завещанию отца издал ее я.

- Что вы делаете для возвращения в литературу лучшего в творчестве вашего отца?

- Есть проект издания произведений трех писателей - Михаила Слонимского, Леонида Рахманова и Геннадия Гора. Все они были наставниками литературной молодежи в 60-е годы. Они сумели уберечь вольнолюбивых молодых прозаиков от судьбы сосланного в те же годы Иосифа Бродского. Я же всю жизнь пропагандирую творчество своих учителей - композиторов. И я не хочу, чтобы меня ночами укорял призрак отца, оклеветанного своим братом по литературному содружеству.