Вечная борьба духа и разума

Бронислав Кузнецов. Ранний буддизм и философия индуизма по тибетским источникам. - СПб.: Евразия, 2002, 224 с.

К вышедшим ранее книгам покойного тибетолога, китаиста и буддолога Бронислава Кузнецова "Древний Иран и Тибет" и "Бон и маздаизм" (см. рецензии в "НГ-Ex Libris" от 03.09.98 и 20.09.01) добавилось исследование раннего индийского этапа развития буддизма и современных ему индуистских и брахманистских учений.

Предметом исследования являются работы тибетских ученых XVII-XVIII вв., написанные на материале утраченных санскритских индийских текстов I в. до н.э. - VIII в. н.э. Кузнецов анализирует те фрагменты, где упоминаются религиозно-философские школы древней и средневековой Индии - как буддийские, так и небуддийские. Их разбор должен обогатить нас новой информацией, относящийся к ранней, индийской истории развития учения Будды, а также к древней и раннесредневековой истории брахманистских и индуистских систем.

Выводы Кузнецова не всегда согласуются с общепринятым мнением. Считается, например, что буддийское учение о "Четырех благородных истинах" возникло уже при жизни Будды Шакьямуни, а Кузнецов, не обнаружив в рассматриваемых текстах никакого упоминания об этом основном для буддизма положении, выдвигает гипотезу позднего, средневекового включения его в буддизм.

Смелыми предположениями Кузнецов не ограничивается - традиции перевода буддийских терминов также подвергаются пересмотру. Так, тибетские онтологические категории sems (на санскрите - manas) и yid (buddhi) он передает соответственно как "душа" и "дух", хотя обычный их перевод - "ум" и "разум" ("интеллект"). В предисловии В.Н. Монтлевича говорится, что Кузнецов был православным человеком и пытался создать оригинальную, идеально приспособленную для русского мировоззрения систему перевода южноазиатских философских текстов. У меня же создалось впечатление, что в основе этой попытки - желание составить схему соответствий между православными и южноазиатскими онтологическими категориями. Подобным же образом было предложено создать соответствие двум тонким категориям индийской философии - из числа составляющих христианской триады "дух-душа-тело". Об удачности этого предприятия судить сложно, так как традиция переводов на русский и европейские языки ко времени написания работ Кузнецова уже давно сформировалась и неплохо себя зарекомендовала. В то же время сама идея использования категорий русской духовной культуры при прочтении текстов культуры иной может оказаться полезной. Использование подобных методов при разборе терминов, относящихся к понятию Абсолюта, могло бы положить конец неумным разговорам о политеизме индийской религии.

Что касается собственно содержания переведенных текстов, то оно довольно интересно, хотя и несколько однообразно. Создается впечатление, что на самом деле на Тибете не очень ясно представляли себе, чем небуддийские школы отличаются друг от друга - подлинное знание заменяли устойчивые стереотипы, передававшиеся из поколения в поколение.

К недостаткам книги можно отнести неумение издателей выдержать определенный жанр. В научной работе книгой пользоваться трудно - как вследствие своеобразия перевода, так и из-за отсутствия нормального научного аппарата и недостаточно подробной характеристики источников. Да и восстановленный из рукописей текст Кузнецова отредактирован не слишком хорошо. В то же время и на то, чтобы считаться популярным изданием, книга не может претендовать ни по содержанию, ни по манере изложения.