Алан Кларк. План "Барбаросса". Крушение Третьего рейха. 1941-1945 / Пер. с англ. Н.Черных-Кедровой. - М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002
Мнение о самом себе, составленное иначе, чем по отзывам окружающих, чаще всего бывает ошибочным. Особенности национального характера тоже видны отчетливее, когда они отражаются в зеркале чужой ментальности. Ниже приводятся только цитаты из недавно вышедшей на русском языке книги военного историка Алана Кларка.
┘Различия наблюдались также и в манере сражаться. Манштейн описывает, как в самый первый день ему показали тела немецкого патруля, который был отрезан от своих, - они были "зверски изуродованы"; и советскую практику "поднимать руки вверх, как бы сдаваясь, и хвататься за оружие, как только наша пехота подходила достаточно близко". Уже 23 июня Гальдер жалуется на "отсутствие захватов больших групп пленных". "Несмотря на пройденные нами расстояния, - писал капитан из 18-й танковой дивизии, - не было того чувства, как во Франции, что мы в побежденной стране. Вместо этого сопротивление, всегда сопротивление, как ни было оно безнадежно. Где-то одна пушка, где-то кучка людей с винтовками┘ один раз из дома у дороги выбежал парень, в каждой руке по гранате┘"
* * *
...В другом рассказе описывается судьба двух русских танков, которым удалось было вырваться из окружения, но затем они сломались. Один был уничтожен, а двоих из экипажа второго танка застрелили, когда они попытались выбраться из люка и скрыться. Этот танк так и стоял там, герметически задраенный и, очевидно, безжизненный, целых десять дней. Немцев беспокоило то, что обозы снабжения постоянно подвергались меткому артиллерийскому обстрелу. "Мы изменяли график доставки, но ничего не помогало. Мы задавали себе вопрос, какой дьявол им помогает. Загадка выяснилась случайно. С неповрежденного русского танка было снято все, что могло пригодиться: магнето, поршни, кабели и т.п. Как-то наш повар ухитрился пролезть в какую-то щель и заглянуть внутрь. Чуть не потеряв сознание от ужасного запаха, он увидел двух людей. Можете ли вы представить себе силу воли этих танкистов, один из которых, капитан, потеряв глаз, передавал координаты своим войскам при помощи рации".
* * *
От своих союзников, венгров и румын, не считавших себя сверхчеловеками, немцы начали заражаться тревожными чувствами. Будто русского надо убивать два раза; будто русских никто не побеждал┘ И каждый немец с какой-то странной смесью ужаса и восхищения следил за поведением раненого русского:
"Они не кричат, они не стонут, они не ругаются. Несомненно, есть что-то загадочное, что-то непостижимое в их суровом угрюмом молчании".
Будто из злобного желания заставить своих врагов проявить слабость, немцы не оказывали медицинской помощи военнопленным и держали их на голодном пайке. Двингер пишет:
"У некоторых их них, обожженных огнеметами, не было и признаков человеческого лица. Это были покрытые пузырями бесформенные куски мяса. У одного пулей оторвало нижнюю челюсть. Обрывок мяса, прикрывающий рану, не скрывал трахею, через которую дыхание вырывалось хриплыми пузырьками. Пять пулеметных пуль размозжили плечо и руку другого, который тоже не был перевязан. Казалось, что у него отовсюду текла кровь┘ Я пережил пять военных кампаний, но никогда не видел ничего подобного. Ни крика, ни стона не срывалось с губ этих раненых┘ Как только стали раздавать еду, русские, даже умирающие, поднялись и устремились вперед┘ Человек без челюсти едва мог стоять. Раненый без руки привалился уцелевшей рукой к дереву, обгоревшие шли, как могли. За каждым тянулся ручей крови, растекающийся во все увеличивающуюся лужу".
* * *
[Во Франции] люди пожертвовали своей страной и независимостью ради собственной безопасности. Казалось, можно будет не расставаться с удовольствиями сладкой жизни, если просто отказаться от борьбы. Но русские смутно представляли себе эти удовольствия. Лишения и жертвы оставались, как и были на протяжении столетий, для них привычными. Теперь немецкий захватчик олицетворял для них все их горе и страдания. Но их сопротивление питалось и более глубоким вдохновением.
"Даже те из нас, кто знал, что наше правительство безнравственно, и кто презирал лицемерие коммунистической политики, чувствовали, что мы должны бороться┘ Мы были как почка на корне, который столетиями прорастал в каменистой почве. Мы чувствовали, что сантиметры отделяют нас от открытого неба. Мы знали, что, конечно, мы умрем. Но наши дети унаследуют две вещи: Землю, свободную от захватчика, и Время, в котором могут развиваться прогрессивные идеалы коммунизма".
Михаил Сергеев 
