Кто поставит точки над "i"?

Классики. Сборник рассказов современных детских писателей. -М.: Детская литература, Эгмонт Россия, 2002, 175 с.

Чего мы только не наслышались по поводу целей и задач детской литературы. Воспитание нравственности, просвещение и патриотизм, национальные корни, культура и история, интернационализм, душевная чуткость, добро и нравственность, уважение к подвигам предков, искренность и честность, отвага и целеустремленность, дружба и взаимовыручка... Только одного в этом списке никогда не было - языка в первопричинном, литературном смысле этого слова.

А знаете, почему так происходит? Потому что детскую литературу всерьез к литературе не относили никогда. Графоман даже был удобнее, поскольку он был больше благодарен за комфорт предоставленного ему загончика. Эта "отстойная" идея была очень по душе организаторам литпроцесса, потому что ставила точки над "i". А именно: детская литература не претендует пастись на общем лугу и посему не подлежит сравнению с литературой вообще. Она, короче, особенная, хоть и очень хорошая и очень полезная. И не надо ей особо высовываться, а надо свое место знать.

Вот только одна беда - то и дело появлялись личности, которые не хотели торчать в отстойнике и блеять-кукарекать в унисон с друзьями детей. И непредсказуемые личности эти крепко расставленные друзьями детей точки над "i" очень даже расшатывали. Поэтому организаторы литпроцесса с ними боролись, причем с каждым по-своему. В зависимости от вредности и статуса. После физического уничтожения обэриутов и перековки выживших наступили более мирные времена. Олега Григорьева громили в прессе и судили в суде, мол, дрянь человек со всех точек зрения, пьет, курит, детей садизму обучает. Юрия Коваля потихонечку печатали и замалчивали так же потихонечку, делая вид, что есть такой, но ничего особенного, так, забавно. Юрия Кушака переформатировали в переводчика, создателя на русском языке фантомов поэтов народов СССР. Юнне Мориц разрешили присутствовать в виде песенницы. Сергея Иванова втиснули в обойму безликих природоописателей. Эдуарда Успенского хамски задвинули куда-то, где очень глубоко и темно. Лианозовцев старались не замечать вообще. Так же, как Вадима Левина и Ренату Муху. То есть всеми доступными изощренному литфункционерному уму способами пытались замолчать присутствие и появление в детской литературе писателей со своим языком, имеющих прямое отношение к литературе. Почему - дураку понятно. Если признать, что существует это, придется признать и обратное.

И куда тогда, извините, деть Михалкова, Барто, Токмакову, Митяева, Данько и десятки других друзей детей, безъязыких, стреднестатистических, выпекающих бесконечные добротные методические пирожки и довольных своим отстойным положением? Они были уверены, что навсегда поставили точки над "i". Кормежкой пока они обеспечены благодаря испорченному литературному вкусу издателей и родителей (которым, кстати, они в детстве этот вкус и испортили), не понимающих, что они теперь калечат вкус детям.

Наиболее концентрированным ударом по графомании стал сборник "Классики". Именно он поставил-таки точки над "i", и это совсем другие точки, чем те, на которые надеялись друзья детей былых времен и будущих.

"Здравствуйте, ребята. Сегодня у нас необычный урок музыки. Потому что сегодня - день рождения Петра Ильича Чайковского, великого композитора. А это значит, Зубов, да и все остальные тоже, что это дело надо отметить. Давайте-ка раскошеливайтесь на праздничный стол..." С легкими и виртуозными рассказиками Артура Гиваргизова в детскую литературу ворвалась такая буйная ироническая энергетика, которой раньше здесь не наблюдалось. Так происходит лишь тогда, когда автор сам духарится от души, забыв про форму, содержание, цели, задачи и прочую фигню. Как все-таки просто и радостно отличать талантливого человека от графомана: пять фраз и сразу все видно - автор тужится, как при запоре, или счастлив, как при полете.

Знаете, о чем я сейчас подумал (душой не кривлю, в этот момент и подумал). О том, что вы только не сделайте ошибку - не ждите от моего пятифразного цитирования чего-то сногсшибательного. При том, что любому ценителю литературы даже по первым пяти фразам Сергея Силина ясно, что текст очень хорош, начало рассказа - все же не для потрясения, а для начала. Вот в конце - другое дело. Впрочем, самое сильное у Сергея Силина - не начала, не концы и не серединки, а тот щемящий свет, которым все пронизано, свет детского счастья.

Совершенно необъяснимо доверие к тому, что происходит в сумасшедших рассказах Олега Кургузова. Это неразгаданная тайна - как ему удается создать этот феномен веры. И вторая тайна - почему это так смешно, хотя и не юмористика.

Вынужден прервать очередной пятифразовик, но вы не беспокойтесь - никакого садизма-мазохизма в историях Михаила Есеновского не наблюдается. Это, кстати, точный признак писателя языкового - ему не нужна клубничка, чтобы привлечь читателя или себя возбудить. И покупка близких родственников - лишь фон для тонких и точных человеческих взаимоотношений. И мне, читателю, хорошо, потому что я чувствую, почему этот сказал это, а тот поступил так. Как будто общаюсь с хорошим знакомым или с тем, кто им бы стал, если бы мы удачно повстречались.

И это, пожалуй, роднит всех авторов "Классиков" (а их двадцать): ощущение, что с ними интересно было бы поговорить при встрече. Понятно, почему это чувство возникает: авторы не стесняются своего активного присутствия в текстах. Это личностный наговор, оттого и литература каждого автора "Классиков" индивидуальна. В чем была беда, на мой взгляд, семинаров молодых писателей - даже лучшие руководители волей-неволей усредняли тех, кто к ним приходил. Тебя вроде бы обучают необходимым приемам, и ты вроде бы правильно делаешь, что им обучаешься. Но ведь рядом и Вася и Катя обучаются тому же набору приемов. И применяют их для самовыражения. И легко ли после этого одно самовыражение отличить от другого? Кстати, я заметил, что на семинарах без особенного энтузиазма выслушивали тех, кто пользуется хаотичным самостоятельным набором приемов.

Быть как все или, точнее, не хуже других - штука нехитрая, требующая лишь крепкой задницы, прагматичных мозгов и минимальных гуманитарных знаний. Это правило друзей детей, которые вполне довольны занятым ими отстойником и которых "Классики" и не мечтают отодвинуть от кормушки. Да они в силу интеллигентности просто не владеют необходимыми для этого приемами борьбы. Но тем не менее удар, нанесенный ими по друзьям детей, ощутим, и мне последних откровенно жалко. Может быть, он был бы еще ощутимей, если бы отсутствовал в сборнике "методический" рассказ Кира Булычева. А может, и хорошо, что он присутствует: более очевиден контраст с тем отстоем, что остался за бортом сборника. Вот только жаль, что за бортом оказались и те, кто был бы хорош на борту. Понятно, сборник не резиновый, да он и так благодаря точному вкусу составителя Марии Артемьевой перенасыщен индивидуальностями. Очень хочется, раз уж появился такой феномен, использовать его для проявления как можно большего количества детских прозаиков и поэтов со своим языком. Чтобы для всех тайное стало явным.

И как же хорошо, что процессом расставления точек больше не будут командовать ни бывшие друзья детей, ни нынешние. Да и "Классики" не будут. Расставлять точки будут время и интеллигентные люди.