Одинокий агнец

Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе. Сост., предисл., коммент., подбор иллюстраций Н.Г. Мельникова. - М.: Издательство Независимая Газета, 2002, 704 с., ил. Серия "Эссеистика".

Книга избранных интервью и эссе Набокова еще раз подтверждает одну странность, связанную с этим именем. Если ореол скандальности вокруг его произведений мало-помалу превратился в хрестоматийный глянец, то едкие высказывания Набокова до сих пор тревожат читателя, привыкшего представлять себе выдающихся писателей семейством если не святым, то по крайней мере дружным. Набоков же от всех навязываемых ему родственных связей открещивается чрезвычайно активно, что дает повод заподозрить его в том, что он ведет некую замысловатую игру.

То, что на самом деле Набоков не был таким уж невозмутимым олимпийцем, известно. В предисловии к книге ее редактор-составитель Николай Мельников честно приводит выдержки из писем к издателям, в которых наш автор дает рекомендации по "раскрутке" своих книг. Башня из слоновой кости имеет черный ход, ведущий на рыночную площадь, а изящный образ остроумного и эрудированного собеседника оказывается выстроенным благодаря неоднократному редактированию не только ответов, но и вопросов. Отсюда один шаг до объявления Набокова этаким суперкоммивояжером, который, даже физически не существуя, ухитряется всучить простакам товар не первой свежести. Далее совсем плохо. Появляется мнение, что на самом деле Набоков, ну хоть в глубине души, ценил и Достоевского, и Томаса Манна, и что до конца жизни оставался русским, конечно же русским, писателем, а не тем, кем он там себя называл в рекламных целях. Девизом этой кампании могла бы послужить фраза, от которой в своем воображаемом путешествии на родину Набоков содрогался: "Еще одну стопочку водочки, Владимир Владимирович!" При этом, по мысли демократически настроенной публики, писатель Набоков как советский разведчик в фашистском логове должен провозгласить тост за нашу победу.

У автора этих строк высказывания Набокова тоже не раз вызывали легкое беспокойство, что можно объяснить, во-первых, далеко не аристократическим происхождением и, во-вторых, незнанием схемы спального вагона, в котором ехала Анна Каренина. Тем не менее нужно быть глухим, чтобы не услышать того, что Набоков твердит как заведенный во всех своих эссе и интервью. Деталь выше общего, случайность выше закономерности, человек выше толпы. Обратное соотношение приводит (оглянитесь вокруг) к раскрашенным клише. Простота и искренность - банальный литературный прием. Из произведения искусства нельзя вычленить главную мысль, как нельзя ее вычленить из мира вообще. Брутальности надо противопоставить волшебство.

Конечно, насколько сам Набоков является волшебником - вопрос. Но он хотя бы знал, что волшебники существуют. Поэтому иных современных писателей следует не за порнографию порицать (что это вообще такое?), а за отсутствие этого знания. К счастью, этого невозможно делать вместе. Как, впрочем, и утверждать главенство нежности, таланта и чувства гордости. Этим и занимался Набоков, по его собственным словам. Увидеть здесь изощренную интеллектуальную игру можно, но лучше не надо. Ведь нет ничего печальнее, чем читать размышления Владимира Владимировича о преимуществах иррационального перед здравым смыслом. На память приходит эссе Бродского о качественном превосходстве поэзии над прозой. И в том и в другом случае автор выступает в виде изящного и увитого плющом, но все-таки домкрата, который хотя и возвышает, но запах смазки остается. Одно утешение - думать, что эти механические слова обращены не к нам, а к каким-то уж совершенным профанам. А для нас Владимир Набоков пускай будет не путеводной звездой, а добрым старомодным писателем, главной заботой которого была точность в передаче не мыслей, но слов.

Остается отметить работу Николая Мельникова, который является не только, как уже было сказано, редактором-составителем и автором предисловия, но и автором подробных и, несмотря на это, остроумных комментариев. Конечно, неприлично говорить о Набокове, не упомянув о его романе "Лолита" и о его бабочках. Но вот они упомянуты и приличия соблюдены.