Поэма без начала и конца

Марина Цветаева. Письма к Константину Родзевичу. - Ульяновск: Ульяновский Дом печати, 2001, 200 стр.

Я не хочу воспоминаний, не хочу памяти, вспоминать - то же, что забывать, руку свою не помнят, она есть. Будь! Не отдавай меня без боя! Не отдавай меня ночи, фонарям, мостам, прохожим, всему, всем. Я тебе буду верна. Потому что я никого другого не хочу, не могу (не захочу, не смогу). Потому что то мне дать, что ты мне дал, мне никто не даст, а меньшего я не хочу. Потому что ты один такой".

Эти строки Марина Цветаева адресовала Константину Родзевичу. Тому самому Родзевичу, которому она посвятила "Поэму конца" и " Поэму горы".

"Не помню, кто мне ее дал, но когда я прочел "Поэму горы", то все стало на свои места. И с тех пор ничего из такого, что я читал по-русски, не производило на меня такого впечатления, как произвела Марина". Так вспоминал Бродский. Между тем сам Константин Родзевич, невысокий, временами довольно циничный человек, почти до самой своей смерти в Доме престарелых под Парижем в начале марта 1988 года не любил особых откровений на тему своих взаимоотношений с Мариной Ивановной. "И для чего я призван вами уточнять - где, когда и при каких обстоятельствах происходили мои встречи с Мариной? <┘> Пусть стихи и поэмы Марины Цветаевой говорят сами за себя", - писал он на просьбу корреспондентки из Ленинграда прокомментировать обстоятельства появления "Поэмы горы" и "Поэмы конца".

И все-таки он иногда раскрывался. В беседе с известной парижской исследовательницей Вероникой Лосской и, конечно, в письмах к Анне Саакянц, одной из немногих, к кому он испытывал доверие. Именно ей он и прислал свою автобиографию, оговорив, что и ему "┘ приходилось тогда разыгрывать роли, являвшиеся только внешним прикрытием и имевшие в действительности другие - скрытые предназначения".

Наверное, речь шла о работе с советскими спецслужбами. Слишком много неясного было в биографии Константина Болеславовича, легендарного героя испанской войны Луиса Кордеса, сына военного врача, ушедшего с юридического факультета Питерского университета на фронт первой мировой. После фронта была служба на Красном флоте, затем при совершенно неясных обстоятельствах - то ли плен, то ли добровольный переход к белым, эмиграция и сотрудничество с организациями левого толка. Было участие в Сопротивлении, немецкий концлагерь и старость в Париже. Основным его увлечением стала деревянная скульптура. Безусловно, он был незаурядным мастером ваяния по дереву.

И была в его жизни любовь Цветаевой, вспыхнувшая в Праге в 1923 году. Любовь, поразившая Марину Ивановну "как убийца в переулке, как финский нож".

"Люблю Ваши глаза┘ Люблю Ваши руки, тонкие и чуть-чуть холодные в руке. Внезапность Вашего волнения, непредуганность Вашей усмешки. О, как Вы глубоко правдивы! Как Вы, при всей Вашей изысканности, просты! Игрок, учащий меня человечности. О, мы с Вами, быть может, не были людьми до встречи".

Письма эти, о которых столь долго ходили самые разнообразные слухи, долгие годы хранились и сейчас хранятся в Российском архиве литературы и искусства. В составе других личных материалов они были закрыты по распоряжению дочери Марины Ивановны Ариадны Эфрон.

И вот только что усилиями сотрудников Музея-квартиры Цветаевой в Болшеве, блестящего текстолога Елены Коркиной, издательско-полиграфического комплекса "Ульяновский дом печати" и ответственного секретаря издания Светланы Шамановой письма Цветаевой к Родзевичу наконец-то увидели свет.

Такого издания Цветаевой не было очень давно. Великолепное полиграфическое обрамление, каждое письмо сопровождается факсимиле. Тексты чередуются с фантастическими видами Праги, ее сказочными улицами и площадями - там, где разворачивалась эта любовь.

И теперь, конечно, можно отбросить всю грязь, все сплетни, которыми обросла в последующие годы эта цветаевская страсть. Потому что в письмах Цветаева остается такой же, как в стихах, - страдающей и непокоренной. Потому что эти письма - тоже гениальная поэзия. Поэзия прозы и настоящей, сметающей все на своем пути любви.