Александра Маринина написала сагу в двух томах. Называется эта сага "Тот, кто знает". В ближайшее время ее сочинение выйдет в издательстве "Эксмо".
Сага московской коммунальной квартиры длится с 1965 по текущий 2001 год. На ее сцене:
девочка, выросшая в коммуналке и ставшая кинотелережиссером;
сосед-еврей, сваливший в Америку;
его мать и его незаконнорожденная дочь;
сын функционера, за которого эта дочь выйдет замуж;
военнослужащий, униженный перестройкой;
провинциальный мальчик, выясняющий обстоятельства гибели брата;
скелеты, аккуратно развешанные по коммунальным шкафам.
Все это чем-то напоминает парфеновский проект "Наша эра" - Маринина бесконечно перечисляет спектакли и фильмы, книги и газетные статьи, упоминая Смоктуновского и Доронину, чилийскую хунту и антиалкогольный указ, гербалайф и "Запрещенных барабанщиков". Столь же утомительно - как в романе Чернышевского - и перечисление цен, шелест рублей и звон упраздненных копеек. Но - в отличие от Парфенова - каталог этот лишен иронии. Он выпачкан тем самым языком, на котором были писаны истории про Каменскую. Язык милицейских протоколов насмерть въелся в марининское естество. Он доходчив и статичен - что видно уже с первой строчки: "Комсорг класса Наталья Казанцева перестала быть первой и лучшей в учебе, хотя по-прежнему пользовалась уважением одноклассников". А вот - ближе к концу: "12 декабря вся страна на избирательных участках выразила свое отношение к составу будущей Государственной Думы и к новой Конституции, через несколько дней был подведен окончательный итог голосования, и уже 20 декабря Руслан Нильский получил редакционное задание: поехать в Москву и взять ряд интервью как у вновь избранных депутатов, так и у известных политических и общественных деятелей".
Что мы видим в итоге? Что прямая речь персонажа совершенно не отличается от авторской. Вот на закате империи офицер-подводник говорит жене: "И вдруг оказалось, что я не нужен. И не только я один. Мы все оказались не нужными со своими взглядами, со своим образованием. И что самое грустное - со своим патриотизмом. Любовь к Родине теперь не в почете, зато сегодня в моде любовь к быстрым заработкам. А я буду налоговым работником. При мысли об этом меня тошнит". Это - прежняя, канцелярская Маринина: она вам до боли знакома по ее "нелитературным" романам. Но - парадокс! - ее новые герои только и делают, что говорят о литературе. Вот сочинительницу сценариев упрекают в слабости сюжетов - а поди же ты: "она писала такие диалоги, находя такие точные, емкие и проникающие прямо в сердце слова, что слезы наворачивались на глаза даже при чтении текста". Главная героиня, просматривая графоманские папки старшей сестры, обнаруживает, что это "нудные, растянутые и бесформенные, как многократно стиранные свитера из плохой шерсти, истории про молодых людей середины шестидесятых". Собственно, это и есть единственная ирония в новом романе. Точнее - бессознательная самоирония.
В стране Советов были свои "мыльные оперы" - нескончаемые эпопеи, написанные секретарями Союза писателей, когда тени исчезали в полдень, а зов звучал вечно. Эти саги пользовались колоссальным успехом - поскольку работали они по тому же принципу, что и латиноамериканская нечаянная телерадость.
Сегодня Александра Маринина, будучи чем-то вроде генерального секретаря союза массовых писателей, написала свою, секретарскую эпопею. Возможно, это необычный рекламный ход. Возможно, что книга, из которой исчез криминал, была выстрадана автором: тем паче что конвейер марининских романов уже несколько лет назад потерял "детективное" качество. Дело в том, что в ее детективах появились "научно-фантастический генератор чудес" и прочие мистические опыты, что свидетельствует в первую очередь о невозможности выстроить детективную интригу в чистом виде. Отсутствие дедукции переводит этот бумажный поток в разряд явления "просто Маринина". Возможно, ее новый роман будет подаваться как "другая Маринина" - или "история страны и поколений". Но это не так.
Закон жанра гласит: "Вопрос "У тебя есть спички?" можно ввести в повествование только в том случае, если действие происходит в пороховом погребе". Так вот: герои саги только и говорят, что о спичках. Ее текст можно было бы "отжать" до размера повести - когда бы он не был написан по другим законам. Лишенный саспенса, он стал, как мы уже говорили, "секретарской книгой", где сочетаются ностальгическая телеэстетика, раскидистость и полное отсутствие ненужных массовому читателю рассуждений. Цены прошлого всегда приятны для воспоминаний - поэтому сага обречена на успех, когда обыватель, листая книгу, воскликнет: "Про меня!"
Так что ругать книгу за отсутствие литературных достоинств как-то глупо. Ведь литературой тут совсем не пахнет.