- НЕ БУДЕМ притворяться, что мы не учились вместе в Литературном институте и не знаем друг друга довольно давно. Литинститут так или иначе все равно оставляет след. Как получилось, что ты начала писать большие тексты, собственно, романы? Этот вопрос подразумевает то, как ты начала писать не то, чему там учат?
- До того, как я стала писать детективы, я писала рассказы не больше пяти-десяти страниц. Это было еще тогда, когда я закончила школу, сдала экзамены и, придя домой, не снимая школьной формы, села и написала первый рассказ. Для меня это был своего рода символ свободы. А потом этот процесс стал для меня какой-то обязанностью. Потом эти рассказы публиковались в журналах, были они при этом довольно странного жанра - я пыталась подражать Борхесу. Это были тексты культурологические, с элементами истории и мистики. С этими текстами я и поступила в Литературный институт. А когда я училась на третьем курсе, то ситуация сложилась так, что мне нужно было где-то работать, а работать было непонятно где, и мне дали телефон литагента и сказали, что она берет детективные романы. Это был 1995 год, осень┘ И когда я позвонила, то меня сразу спросили, сколько у меня написано страниц. У меня было нисколько. Но когда мне сказали - привозите, дескать, в пятницу, то я села и с некоторым изумлением написала пятна дцать страниц сразу, в один вечер, потом еще больше.
Для меня было внезапным открытием, что я могу это делать - ведь роман строится совсем иначе, чем рассказ. То, что я написала, понравилось.
Я просто села перед машинкой и представила, что я сейчас буду смотреть кино, и принялась тут же записывать это кино.
- То есть интрига выстраивалась уже потом?
- Она всегда выстраивается потом. И сейчас, когда я пишу уже шестнадцатый роман, все начинается с такого кино. Интрига выстраивается к середине повествования.
- В твоем романе "Мой муж - маньяк", который, честно сказать, мне нравится больше прочих, есть такая сцена, абсолютно кинематографическая, когда в общественном туалете, где только что убили женщину, медленно падает на мокрый пол фотография. Роман этот вообще напоминает киносценарий. Не было разговоров про инсценировки?
- Пока нет. Поживем - увидим.
- Многие начинают писать в школе. Скажем, если есть образованные родители, какая-нибудь профессорская семья┘
- Она и была: папа - профессор, мама - доцент. Спецшкола с уклоном в химию. Но мне разрешили делать все, что я хочу, и самой выбирать свой путь. Моим родителям сначала казалось, что их дочь должна заниматься более престижной литературой, чем детективная. Впрочем, сейчас они уже так не думают. А в школе я писала стихи┘ Была потребность на рынке в детективах - и я стала заниматься ими. Ведь я очень люблю этот жанр и часто могла читать их по две штуки в день. И законы этого жанра, правила этой игры я чувствовала. Это было еще десять лет назад, когда не было книжных развалов и в библиотеках стояли на детективы в очередь. Из толстых, таких трехроманных сборников я узнала о существовании Чейза, Жапризо и Хмелевской.
- А для тебя была уже ощутима разница между американским и европейским детективом?
- Я понимаю. Дело в том, что десять лет спустя все образцы забылись, и я начала писать романы сама, без оглядки. И из всех авторов мне больше всего нравится Жапризо.
- Согласись, что Жапризо пишет такой бытовой детектив.
- Да, конечно. Этим-то мне он и нравится.
- Ну а на бытовом материале, который известен каждому из нас, можно написать две-три книги, а потом тебе уже надо знать, как устроена та или другая организация, как работает прокуратура, как проходят следственные действия, в конце концов как оружие стреляет┘
- Мне это все пришлось осваивать очень быстро. Действительно, нужно знать, как человек приходит к следователю, что происходит в СИЗО, чем будут заниматься в милиции, а чем - нет. И мне пришлось изучать Уголовный кодекс, массу юридической литературы, и сейчас я многие документы знаю наизусть.
Понятно, правда, что существуют отклонения от закона┘
- А у тебя есть добровольные консультанты или какие-нибудь помощники?
- Единственное реальное лицо в моем окружении, которое связано с уголовным миром, это моя сестра, которая работает в психиатрической больнице в отделении судебной экспертизы. Поэтому у меня дома куча отчетов в этой области, и хотя это - закрытые материалы, но отчеты двух-трехлетней давности списываются, и их можно забрать. Хотя такие документы касаются впрямую именно психиатрии, но изложение уголовного дела в них обязательно присутствует.
Это единственное, к чему я обращалась.
- А не хотелось связаться с реальными милиционерами, наладить с ними обратную связь? Вот, например, при абсолютной сказочности кивиновского сериала про ментов половина отделений милиции говорит цитатами из этого сериала. Существуют работники правоохранительных органов, которые идут к писателям (большая часть которых - бывшие работники правоохранительных органов) и предлагают им "взять сюжет". А вот если не сюжет, то фактуру не хочется взять?
- У меня несколько полок справочников, в том числе справочников по оружию. Так что привязываться к сторонним рассказам мне не очень нужно. Потом - радио, телевизор. Схемы преступлений почти не меняются - совершенствуется только технология.
- Я почему задаю этот вопрос - ведь мы оба помним начало девяностых, какое-то чикагское сумасшедшее время, когда человек выходил из дома┘
- И не знал, вернется ли он.
- Или возвращался не пешком уже, а на "Мерседесе". Так вот, в то время общественной готовности к открытому нарушению закона бытовуха осталась бытовухой, но взбаламученность в общественном стакане сменилась устоявшимся многослойным коктейлем. Преступления стали более профессиональными.
- То, что связано с крупными банковскими структурами или с политикой, мне не очень интересно. Я не их бытописатель. Меня интересует то, что происходит в простой "хрущевской" квартире. Я сейчас перечитала свой первый роман и поняла, что он абсолютно современен, потому что я писала про людей, которые не изменились.
Вот другие авторы - да, они пишут о других преступлениях.
- А ты читаешь "коллег по цеху"?
- Нет, сейчас нет.
- А нет ли желания посмотреть - что там, у других?
- Вот когда я перестану писать детективы, то я обязательно куплю и прочту. Я себе дала слово, что я обязательно посмотрю, с кем я была в одной лодке. Но пока - нет. Видимо, это какое-то суеверие, когда боишься сбиться на чужой тон. Я хочу делать что-то совсем свое.
- Ну иногда бывает, как у Попова и Маркони┘
- Нет, такого не случалось. И не случится. Тут вот еще что - мне интересно взять персонажа, как актера, то есть так, как режиссер берет актера на роль. Поэтому, когда мне предлагают чужие сюжеты, как правило, они оказываются не нужны.
- А что пишется сейчас?
- Как всегда, об обычных людях. Я как бы пишу о соседях, потому что людям всегда хочется узнать, что происходит в соседней квартире. И сейчас тоже получается род семейной драмы, в которой мне хочется показать, как эволюционирует героиня - вначале она карьеристка, мало интересующаяся делами семьи, а когда приходит беда, она меняется и начинает больше разбираться и в себе.
- А вот тебе никогда не хотелось сделать сквозного героя?
- Я знаю, что это более выгодно, что это привязывает читателя. Но сквозной герой - либо частный детектив, либо милиционер, либо психиатр (что мне больше всего интересно), но этот герой тут же превратит все книги в единый механизм. Если он в первом романе раскрывает преступление, то во втором он не может убить. Люди воспринимают сквозного героя как положительного.
- Джеймс Бонд тоже положительный, а уж народу наубивал┘
- Джеймс Бонд не мой персонаж.
- В свое время я выдумал такой термин "психотерапевтическое выписывание". Это процесс вписывания в роман, который пишется быстро, споро, в котором нужно увеличить объем, каких-то событий из жизни автора и его друзей. Человек вставляет в повествование внешность знакомых и цвет их обоев в их квартирах, потому что он не может позволить себе писать свою книгу долго. И вот автор валит в текст разговоры вчерашних посиделок и новости из телевизора. Иногда это встроено в книгу органично, а иногда заплаты видны. У тебя нет, как я понимаю, барьера между реальностью и повествованием┘
- С падением курса доллара, например?
- Ну хотя бы.
- Да, и падение курса доллара тоже попадает в роман. Так, кстати, только что и случилось. Только эти события потом отходят на двадцать третий план. Я это делаю, потому что люди никогда не живут изолированно от общественной жизни. И читатели хотят видеть в книге то, что происходит здесь и сейчас. Поэтому мои книги, написанные несколько лет назад, должны читаться так, будто они написаны именно здесь и сейчас. Книги не должны быть скоропортящимися.
- У меня есть такой пункт - это роль денег как цифр. Потому что ситуация, в которой герой произносит: "У меня украли полтора миллиона", в нашей стране на протяжении последних десяти лет имеет совершенно разный оттенок. Или то, когда в детективе двадцати-тридцатилетней давности обед в ресторане стоит червонец, сразу бросается в глаза┘
- Да, да┘ А во французских детективах еще делали специальные сноски "в старых франках", "в новых франках"┘ И не поймешь, много это или нет. Так что деньги - это самая скоропортящаяся вещь.
- Деньги сразу бросаются в глаза, но есть еще уйма портящихся деталей. Вот, например, в то время, когда мобильный телефон был редкостью, можно было услышать фразу: "Он купил ей машину и мобильник", причем в общественном сознании оба эти подарка были равновелики. И в детективах эта шкала ценностей была тоже отражена.
Но вернемся к твоим текстам. Есть ли у тебя какой-то заказ?
- Да нет, пожалуй, это было только в первом романе. Меня попросили сделать его более┘ Ну, в общем, ввести больше секса. Что и получилось.
- У тебя есть регулярные встречи с читателями или ты с ними общаешься по переписке?
- И так и так. И читатели оказываются совершенно разными людьми - и восьмидесятилетней бабушкой, и подростком. Может быть, когда-нибудь и страничку в Интернете сделаем. А пока я использую компьютер как пишущую машинку. Все-таки Интернет, по моему мнению, для тех, кому еще нет сорока.
- Ну, давай застолбим психиатра за тобой. Можно ведь сквозным героем сделать периферийного персонажа и передавать линию через него, делать потом периферийного персонажа главным, как это было в нескончаемой эпопее Рыбакова от "Кортика" до "Детей Арбата".
- Интересно┘ Но только получится, будто в одном романе, который я как-то читала. Там были огромные сноски: "Если вы хотите узнать, что было с этим персонажем раньше, то читайте роман того же автора такой-то". Это мне категорически не подходит.
- Понятная позиция. И вот еще вопрос - ведь твой муж Анатолий Ковалев пишет в детективном жанре?
- У него своя тема. Если говорить о крупных преступных конгломератах - так это его сюжеты. Он из Екатеринбурга, где вся жизнь на этом построена, он отлично знает эту специфику. Происходящее в одной квартире его не интересует - он занимается историями падений и возвышений, какими-то масштабными сюжетами.
Беседовал
Владимир Березин
Владимир Скосырев 
Дарья Гармоненко 