- Когда я вижу твою передачу, там действительно показывается много хороших детских книг, но в основном они познавательные, энциклопедии. А собственно литературу увидишь очень редко. Отчего так?
- А ее нет. Или почти нет. В передаче я стараюсь рассказать о чем-то более-менее неординарном. Но найти книжки очень сложно. Действительно, энциклопедии - это жанр с хорошим порой дизайном: прекрасные иллюстрации, бумага, полиграфия, умная, со вкусом, подача материала. А что касается сказок, стихов, рассказов, повестей - их я не вижу. Отличить одну книгу от другой невозможно. Такое ощущение, что всех нас научили выражаться одними и теми же словами и одинаково их складывать. Мы чувствуем одинаково, дышим, нюхаем и живем... Такого, кажется, никогда не было! Чуковский, например, был смелым, изысканным, энергетичным фантазером. А, предположим, Хармс был "игроком", испытывающим удовольствие от того, что слова булькают во рту, и смысл булькает, и все перевертывается. А, скажем, такая поэтесса - Эмма Мошковская, - она выпевала стихи, это были не стихи даже, а какие-то вокальные упражнения. А были еще у нас духарной Юрий Коваль, рафинированный и эмоциональный Валентин Берестов и многие другие...
Сейчас ситуация отсутствия авторства. Мы знаем имена, фамилии, но когда читаем, не видим за текстом личностей. Вот пример. Есть Кир Булычев, который пишет 20-е или 30-е продолжение "Алисы". Я специально выписал: "Алиса и Бронтя", "Алиса и три капитана", "Алиса на астероиде", "Алиса и Волшебник", "Алиса и пираты", "Алиса и Гай-до", "Алиса в центре земли", "Алиса в Стране Забвения", "Алиса в прошлом", "Алиса и лилипуты", "Алиса и динозавры", "Алиса и крестоносцы", "Алиса и сыщики", "Алиса и привидения" и т.д. Алиса тут что-то вроде рекламы банка "Империал": Алиса и всемирная история, Алиса и какое-то событие. То есть герои становятся рекламными персонажами.
- А что в этом плохого - если это кому-то нравится? Была ведь (и есть) эпопея Волкова об "Изумрудном городе" - там тоже сериал, и герои, скажем так, не тускнеют.
- Зато сейчас появились продолжения этой истории, чудовищные по стертости текста. Там присутствует та же девочка Элли, тот же Страшила и Железный Дровосек. И человек, взрослый, со вкусом, с пониманием, покупает книжку-продолжение своему ребенку, думая, что это тот же уровень. И это оказывается графоманией. Да напиши Волков 20 книг, и он бы этого не избежал! Вещь рождается по-настоящему тогда, когда она придумывается впервые.
- Ну и что, покупают ведь - и никто не жалуется.
- В том то и дело! Ребенка захватывает сюжет, какие-то знакомые культурные, знаковые вещи: добро, зло, ведьма, колдунья, смешное, страшное... Под воздействием самой интриги ребенок не слышит, как это написано. Если ему попадаются тексты стертые, бесцветные или ярко, но аляповато и бездарно раскрашенные, он все равно воспринимает их за истинный текст, за камертон. Особенно, если все тексты похожи друг на друга. А они похожи, в этом и опасность, они воспринимаются как тексты одного писателя. Когда ребенок вырастет, он никогда уже не отличит хорошую литературу от подделки.
- Неоднократно приходится читать в воспоминаниях людей, выросших в начале века, что они-де зачитывались дешевыми книжками о похождениях Ната Пинкертона и якобы Шерлока Холмса. Их тоже писал некий условный, коллективный автор. Тем не менее выросли ведь из них люди!
- По языку эти тексты были хороши. Ты говоришь так потому, что не читал того, что пишут сейчас. Это твое счастье - не читать произведений Тамары Крюковой, Натальи Абрамцевой, того же Кира Булычева, Сергея Сухинова, который как раз продолжает Волкова, или Валентина Постникова, который посылает Карандаша и Самоделкина в различные экзотические места. По большому счету, тем же занимаются Григорий Остер и Эдуард Успенский: продолжают самих себя. Но поскольку они оба блистательно талантливы, их вещи не производят впечатления стертости и пошлости. Даже Сергей Козлов ("Ежик в тумане"), продолжая истории про Львенка и Черепаху, стирается, хотя он всегда был блестящим стилистом. Просто он знает, что если написать на обложке "Я на солнышке лежу" или "Львенок и Черепаха", то книжка будет продаваться. А дети привыкают к этому и даже получают удовольствие. Они взрослеют и дальше будут покупать любовные романы, серийные детективы и т.д. Тех взрослых, которые сегодня читают Маринину, с детства кормили Михалковым, Барто, Маршаком. А это все писатели ровного, общеупотребительного слова. У них есть хороший сюжет, хорошие придумки, они легко и изящно пишут. А личности нет.
Особенность текстов нынешних детских прозаиков - там нет выступающих мест. Текст пишется так, чтобы читатель скользил по нему, чтобы не было ни одной кочки, сучка, задоринки. И многие детские писатели стремятся сейчас писать, используя этот "эффект скольжения". Это самое опасное - потому что язык состоит из шероховатостей, где есть за что зацепиться, есть возможность для читателя проложить мостик между словами - то есть сделать усилие. А читателю сегодня нужен только сюжет. Он хочет попсы.
- Это общая ситуация, и, стало быть, если все общество подчинено этим законам, зачем кому-то жить и думать по-другому? А нам - навязывать эти свои мнения и сомнения? Человек задумается и сразу перейдет в разряд аутсайдеров и маргиналов.
- Хороший вопрос! Но ведь во "взрослой" литературе есть, наряду с ширпотребом, по меньшей мере два десятка издательств, которые издают хорошую, настоящую, языковую, авторскую литературу. У этих издательств есть покупатель, есть магазины в Москве и в Питере - это и "Ad Marginem", и О.Г.И., и другие. И люди специально идут туда за книгами - потому что им страшно важно их читать.
- Интересно в этом смысле, какие книжки покупают своим детям посетители интеллектуальных салонов.
- А у них нет возможности выбора. Есть только одна детская литература и один разряд магазинов или отделов детской книги. "Другая" литература, правда, тоже издается - но ее нет на прилавках. Вот, например, книга Олега Егорова "Подбитые ветром", которая произвела на меня впечатление, - одна из немногих толстых прозаических детских книг, вышедших в последнее время. Ее найти невозможно. И продавцы ее не берут. Или "Моя собака любит джаз" Марины Москвиной. Нет спроса на такие книги! И невозможно представить себе детский магазин элитарной литературы! А если издавать детскую книгу хотя бы малыми тиражами (как элитарную взрослую), она будет безумно дорогой.
- Значит, ее вообще нигде нет?
- Увидеть хорошую авторскую детскую литературу я лично надеюсь только на предстоящей Московской международной книжной ярмарке. Именно туда издательства стараются привезти оригинальные книги, чтобы отличиться от других, доказать, что у них есть свое лицо.
- А как ты смотришь на книжку с таким, например, названием - "Буратино в Изумрудном городе"?
- Как говорится, "два в одном флаконе". "Здесь то, что вы любите, покупайте, это классный товар!" - кричат нам авторы, художники, издатели. Именно поэтому писатели пишут стерто, чтобы было легко скользнуть по тексту. Именно поэтому они берут узнаваемых, не ими придуманных персонажей. Именно поэтому, как ни странно, их сюжеты неинтересны. Можно загрузить ребенка тысячью разных сюжетных схем, а на самом деле - ни одной оригинальной. То есть и сюжетов уже не осталось авторских - они все на одно лицо.
- Получается целая классификация "подделок".
- Ну да! Можно подделываться под себя, каким ты был когда-то, когда написал свое лучшее или первое произведение. Можно подделываться под близкого родственника. Под любимого с детства писателя. Под знакомый всем сюжет. Под безликого усредненного литработника.
Например, такой стишок: "Арбуз, Апельсин, Ананас, // Однажды гостили у нас... // А где же вы, где вы сейчас, // Арбуз, Апельсин, Ананас?" (Виталий Татаринов, "Азбука"). Какая мысль здесь высказана? Единственная находка - что у "ананаса" сразу две рифмы: "нас" и "сейчас"...
Самое неприятное, что в этом ряду вместе с графоманами встречаются и талантливейшие люди. Вот Людмила Петрушевская написала "Сказку про Азбуку":
"- Я выпишу тебе витамины "А" и "Б". Будешь пить. Запомни эти буквы.
- Ни а и ни бэээ я пить не буду, - на всякий случай ответил упрямый Маленький Баран, который чуть не подавился врачом.
Но Мама-Овца все-таки взяла рецепты и поблагодарила Птицу Синицу коробочкой пшена в шоколаде.
- Ах, что вы, спасибо, - сказала Птица Синица...". Ну и так далее. Это что, похоже на Людмилу Петрушевскую?
Петрушевская хотя бы что-то объяснила, а что говорит Татаринов - просто непонятно. И это проблема всех детских азбук. Кто угодно их пишет, и это не требует ни затрат времени, ни затрат души, ни затрат таланта. Но проблема не столько в писателях, сколько в том, что детская книга стала только товаром.
- Что же, ничего нельзя поделать? Мне кажется, именно в этом деле как нигде необходима поддержка государственных структур.
- Надо создать ситуацию, чтобы авторские произведения тоже продавались. В издательствах могли бы быть отделы, которые печатают такую литературу, а в книжных магазинах - отделы, которые ее продают. Причем работать там должны люди профессиональные. На это мне скажут: ну вот, вы предложите одних, кто-то - других, еще кто-то - третьих. А я уверен, если спросить авторитетных детских писателей - кого надо издать в первую очередь, - они назовут похожий набор имен. Я, например, уверен, что если Эдуарду Успенскому дать возможность делать такую программу, то он напечатает своих любимых авторов - но это будет хороший уровень! Процентов на 75 его "комплект" совпадет с моим. Но никто никому ничего не предложит┘
Беседовал Александр Вознесенский
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
