Энергетика определит будущее Центральной Азии

Нефтяники национальной компании KazMunaiGaz осваивают месторождение в Кызылорде. Фото Reuters

Политические события в странах Центральной Азии на рубеже 2016–2017 годов: избрание президентов стран региона, перераспределение полномочий между ветвями власти на время заслонили собой процессы, происходящие в энергетической сфере. Между тем четверть века, которые прошли с момента получения независимости странами региона, позволяют подвести определенные итоги.

Страны Центральной Азии достигли значительных успехов в вопросах добычи и экспорта углеводородных ресурсов. Добиться этого помогли инвестиции ведущих нефтегазовых компаний, которые сыграли ключевую роль в развитии нефтегазового сектора стран Центральной Азии. Прежде всего это касалось Туркменистана и Казахстана, ресурсы которых оказались в фокусе внимания многих стран мира. 

Появление дополнительных объемов нефти и газа в центральноазиатских странах поставило вопрос об их доставке на внешние рынки. Это вынудило страны Центральной Азии решать задачу по преодолению транспортно-коммуникационной зависимости. Данный курс был поддержан западными странами и Китаем, которые вступили в соперничество с Россией за влияние в Центральной Азии.

Пытаясь преодолеть географическую удаленность, Казахстан и Туркменистан помимо российского направления экспорта углеводородов проявили повышенный интерес к разработке трубопроводных проектов в восточном и южном направлениях. Большое внимание этих стран было приковано к Ирану и Китаю. Открытие в Казахстане и Туркменистане значительных запасов углеводородных ресурсов ускорило разработку проектов трубопроводов, по которым нефть и газ могли транспортироваться в восточном (китайском) направлении. Расширение энергетического сотрудничества с Тегераном и Пекином позволило в конечном счете реализовать ряд трубопроводных проектов, которые сформировали новые маршруты экспорта нефти и газа на внешние рынки. Практически за десятилетие, начиная с 1997 года, были реализованы проекты газопроводов из Туркменистана в Иран и Китай. При этом иранское направление рассматривалось Ашхабадом в качестве первого шага на пути к выходу на европейский рынок газа, минуя Россию. Ашхабад вынашивал амбициозные планы по строительству супергазопровода Туркменистан–Иран–Турция–Европа. Однако отсутствие средств, сложные отношения Ирана с западными странами и отсутствие потребителей туркменского газа не позволили приступить к реализации проекта.

Неменьший интерес центральноазиатские страны проявляли к проектам нефтепроводов, идущих в восточном направлении. Однако трудности, которые существовали в период формирования новых казахстанско-китайских и туркменско-китайских отношений, попытка западных стран переориентировать дополнительные объемы нефти и газа в западном направлении, а также высокая стоимость проектов постоянно отодвигали начало строительства новых трубопроводов. Тем не менее часть из предлагаемых к обсуждению проектов все же была реализована. В 2009 году был построен экспортный нефтепровод из Казахстана в Китай, что позволило говорить о создании нового экспортного маршрута, который не проходил по территории России.

Китайская политика по формированию устойчивых нефтегазовых маршрутов из региона в целом позитивно воспринималась центральноазиатскими государствами, поскольку Пекин выступал в качестве основного источника финансирования инфраструктурных проектов, положительно влияющих на развитие экономик стран региона. Тем более что страны Центральной Азии настойчиво стремились ослабить зависимость от России и диверсифицировать поставки своего углеводородного сырья на внешние рынки. 

Китай, расширяя сферу своего влияния в регионе, преследовал не только коммерческие, но и геополитические цели, стремясь не допустить внешнеполитической переориентации Астаны и Ашхабада в сторону Запада, а также ограничить влияние западных нефтяных компаний. В Пекине пристально следили за диалогом центральноазиатских стран с Западом, который через трубопроводные проекты намеревался ограничить китайский фактор в регионе. 

Туркменская нефтедобывающая платформа в Каспийском море. Фото с сайта www.turkmenistan.gov.tm

Реализация новых трубопроводных проектов оказала большое влияние на социально-экономическое развитие стран Центральной Азии. Однако большие выгоды получил Китай. Большинство инфраструктурных проектов, профинансированных Китаем, – дороги, автомобильные и железные дороги и трубопроводы – заложили основы для последующей политики Пекина.

Помимо получения прямого доступа к углеводородным ресурсам региона Пекин заложил основы для последующего геополитического продвижения своих интересов. Масштабные проекты в сфере добычи и транспортировки углеводородов выступают в качестве инструмента китайской политики в реализации долгосрочных интересов. Пекин рассчитывает установить контроль над природными ресурсами стран региона с целью их последующего интенсивного использования.

Выдвижение в 2013 году китайским лидером Си Цзиньпином инициативы «Один пояс, один путь» создало условия для расширения возможностей кардинально изменить условия своего продвижения в Центральную Азию. Более того, спустя несколько лет после выдвижения данной инициативы, которую поддержали многие страны, стало ясно, что Центральная Азия выступает лишь частью глобальной политики Китая. В связи с этим новые трубопроводы, построенные в Центральной Азии, по-прежнему выступают важным фактором развития стран региона, однако для Китая это не более чем «железо», которое позволяет получать нефть и газ. 

В целом период острого геополитического соперничества за углеводородные ресурсы Центральной Азии ушел в прошлое. Так же как и дискуссии о выборе маршрутов транспортировки будущих объемов нефти и газа, которые страны региона намеревались добывать на разрабатываемых и вновь открываемых месторождениях. Европейские и американские трубопроводные проекты так и не были реализованы. Исключение составляет проект газопровода Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия (ТАПИ), который Ашхабад начал реализовывать самостоятельно.  Пока об этом проекте можно говорить в сослагательном наклонении, поскольку многие проблемы, существующие с момента его выдвижения, не были решены. В Афганистане сохраняется нестабильность, отсутствуют данные, подтверждающие наличие у Туркменистана достаточных объемов газа. 

В отличие от углеводородных ресурсов, которые поддерживают экономическую стабильность экономик стран Центральной Азии, водно-энергетические ресурсы остаются предметом острых споров и противоречий. Более того, на протяжении четверти века страны региона не могут прийти к консенсусу и согласовать принципы использования водно-энергетических ресурсов трансграничных рек региона.

Провозгласив независимость и взяв курс на построение рыночных государств, страны Центральной Азии приступили к проведению самостоятельной политики в области контроля и распределения водных ресурсов. На первое место вышли собственные планы использования водно-энергетических ресурсов. Каждое из государств Центральной Азии при осуществлении политики в сфере управления водными ресурсами стало преследовать национальные интересы, мало заботясь о том, как они соотносятся с интересами соседей и влияют на ситуацию в регионе в целом.

Стремление увеличить производство гидроэнергии странами верхнего течения вошло в противоречие с интересами стран нижнего течения, чья ирригационная политика требует иного подхода к использованию водных ресурсов. Подобные нестыковки и расхождения интересов в использовании водно-энергетических ресурсов обострили ситуацию в регионе и между отдельными странами и негативно сказались на межгосударственных отношениях в регионе.

Документы, регулирующие использование водно-энергетических ресурсов, не способствовали решению проблемы распределения водных ресурсов трансграничных рек, поскольку не были подкреплены практическими механизмами компенсаций. Страны нижнего течения не готовы компенсировать потери от изменения режима работы водохранилищ странам верхнего течения. Каждое из государств региона до сих пор рассчитывает самостоятельно решить возникающие проблемы в сфере водных ресурсов, в том числе через оказание политического давления на своих соседей. Это ведет к обострению межгосударственных отношений по вопросу использования водных ресурсов трансграничных рек.

В последние годы в странах Центральной Азии активно обсуждается вопрос о собственности на воду, которая оказалась «по разные стороны» государственных границ. Дефицит воды и стремление каждого из государств использовать ее с максимальной интенсивностью и исключительно в собственных интересах обостряет ситуацию в регионе. Тем более что водные ресурсы в странах Центральной Азии являются одним из основных факторов, определяющих состояние большинства отраслей экономики, и в первую очередь сельского хозяйства. Дефицит воды и снижение качества речного стока осложняют решение социально-экономических и экологических проблем. С учетом высокого уровня рождаемости и безработицы в Центральной Азии, водная проблема остается фактором, который усиливает нестабильность в регионе.

В последние годы экономическая и политическая ситуация в Центральной Азии в значительной мере определяется углеводородными ресурсами: объемами экспорта и ценами на мировом рынке. Влияние данного фактора усиливает отсутствие прогресса в переговорном процессе по вопросу использования водно-энергетического потенциала региона. Пока отсутствуют предпосылки для снижения сырьевой зависимости стран региона, а решения по использованию водных ресурсов и строительству новых гидротехнических сооружений принимаются в одностороннем порядке. Сохранение подобной ситуации будет усиливать риски экономического развития стран Центральной Азии, скажется на их политической стабильности и в конечном счете усилит межгосударственные противоречия между странами региона.