Ведено или Вашингтон

ЧАСТЬ 1. Чечения и геополитика Евразии

Людей, составляющих современное общество, можно разделить на три группы, архетипически соответствующие горам, суше и морю: "варвары" - дети Адама, почитающие своих отцов; "мужики" - находящиеся в нерешенном конфликте со своими отцами, стоящие на распутье между варварским традиционализмом и гражданской цивилизацией; и "граждане" - дети "дарвинской теории" прогресса и видового отбора, подчинившие себе своих отцов, заставив их следовать за собой.

Учитывая динамику существования моря, суши и гор, присвоим степень "ликвидности" их ценностям: ликвидные - обладающие максимальной скоростью обращения это ценности моря; основные - подлежащие обращению только после конвертации в ликвидные ценности это ценности суши; абсолютные - не подлежащие конвертации ценности, соответствующие горам.

Гармония общества, так же, как и человека, и космоса, в сохранении порядка, данного Всевышним, в котором нет ничего случайного. Во всем есть знамение Всевышнего. Если море находится ниже суши, а суша ниже гор, можно предположить, что в соответствующей иерархии располагаются ценности общества, соответствующие этим трем уровням пространства: море - ликвидные ценности (самого низкого уровня), суша - основные ценности, горы - абсолютные ценности высокого уровня. Именно горы Кавказа, центр Евразии - спасительная земля ковчега Ноя, где берет свое начало послепотопная эпоха человечества, откуда пошла традиция первых отцов и где обосновался народ Ноя (Нох-чи). Горы - родина варвара, это центр естественного мира и периферия цивилизации. Суша - это родина мужика, расположенная между горами и морем. Соответственно, море - это родина гражданина, центр цивилизованного мира и периферия варварства. Море, суша и горы - это три узловые части единой цельной системы - земли.

Если вдруг общественные ценности более низкого уровня начинают доминировать на более высоком, то происходит дисгармония общества, так же, как если уровень моря значительно поднимется, то оно затопит всю сушу. Торжество ценностей моря грозит человечеству земли новым потопом, и тогда спасением для обитателей суши вновь становятся горы.

Соответственно вышеописанной модели предлагаю осуществить анализ взаимоотношений между Западом и Востоком на трех уровнях: поверхностном, глубоком и фундаментальном.

Анализ на первом (поверхностном) уровне - назовем его политическим - концентрирует свое внимание на "ликвидных" активах, которые характеризуются наиболее высокой скоростью конвертируемости. На этом уровне главную роль играет финансовый капитал, кадры, государственные и межгосударственные учреждения, средства массовой информации, пропаганда и пр. Это уровень ликвидных ценностей.

Анализ на втором (глубоком) уровне - назовем его геополитическим - концентрирует свое внимание на основных активах, конвертируемость которых на другие активы имеет затяжной характер. На этом уровне главную роль играют все виды недвижимости: государственная территория, естественные границы, открытый доступ к морю (или его отсутствие), наличие полезных ископаемых, сельскохозяйственных земель, пресной воды и прочее. Это уровень основных ценностей.

Анализ на третьем, фундаментальном уровне, в отличие от политического и геополитического, предлагаю назвать метафизическим анализом. Его предметом будут ценности абсолютного характера, т.е. не подлежащие конвертации.

Тупиковость атлантистских правил игры для современной России

Исходя из этой модели, очевидно, что ведение игры по морским правилам оставляет для России небольшой выбор. Можно сдаться еще до начала поединка, потерять свое политическое лицо, но сохранить оборотные средства, ликвидные активы. Можно принять игру, к чему сейчас склоняется политическое руководство России и включится в игру. Выдержит ли Россия эту гонку, хватит ли у нее сил придерживаться той скорости и той динамики, которую может задать Запад, обладающий неограниченными финансовыми возможностями?

Истощив свой финансовый ресурс, Россия так же будет вынуждена признать поражение. Хотя может не признать и продолжать поединок, заимствуя средства для его ведения у Запада, под залог территории, ресурсов, недвижимости, расплачиваясь полезными ископаемыми, так необходимыми Западу для участия в поединке с Россией. Станет ли это средством к победе? Временно да, но фактически только продлит агонию, приведя в конечном итоге, к полному банкротству. Таков исход игры, предлагаемой Западом и по правилам Запада. Принимая вызов научно-технического прогресса, Россия попадает в ситуацию цугцванга, когда любой ход приведет ее к экономическому краху и дальнейшему политическому дроблению по образцу СССР.

Стратегия Запада в борьбе против СССР (и России)

С начала перестройки действия атлантического Запада на советском Востоке осуществлялись четко по правилам "моря" и подразумевали поэтапное открытие и динамическую модернизацию статичной и инерциально приверженной традиционным ценностным ориентациям "суши", временно еще закрытой, однако уже приподнявшей "железный занавес" на столько, чтобы через образовавшиеся щели хлынула волна финансовой цивилизации, непрерывный и постоянно ускоряющийся поток ликвидных ценностей. Направляя эту волну на Восток, Запад спланировал две стадии своей геостратегической операции: разрушительную и созидательную. Первая предполагала максимальную дестабилизацию идеологической базы, на которой основывалась тоталитарная система, разрушение баланса сил и приводных ремней стратегического контроля Москвы в странах Варшавского договора и союзников в Третьем мире. При реализации этой стадии разрушение институтов и рычагов имперского, советского порядка, неизбежно привело к политическому плюрализму, к борьбе всех со всеми.

В постсоветской России это выразилось в противостоянии федерального центра и субъектов федерации (Кремля и губернаторов), региональных и местных властей (губернаторов и мэров), предпринимателей и чиновников, гражданского и преступного мира, церкви и государства; в отсутствии институтов эффективного арбитража, в силу коррупции правосудия, в сегментации на всех уровнях вертикали власти. Все еще более усугубляло хаос, ставя граждан РФ на грань отчаяния.

Приведение к хаосу

На постсоветском пространстве, также как и в рамках РФ, природа этого хаоса, динамика центробежных процессов, ускоряющаяся и ужесточающаяся гонка за атрибутами признания Западом (от членства в ООН, ОБСЕ и ПАСЕ до новых кредитных линий МВФ) приводила к ускоренной модернизации своего собственного евразийского уклада жизни. Ориентация на чужие демократические западные ценности потребовала от руководителей новых государств, возникших на территории бывшего СССР подавления и уничтожения своих традиций авторитаризма, разрушения статичного порядка, включения в ритм выборов и шумных кампаний в СМИ, замены своих "коррумпированных" чиновников чужими, "прозрачными", подотчетными не местным лидерам в Москве, Киеве или Баку, а атлантическим хозяевам в Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе (в ВБ, ИМФ, ЕБРР, ТАСИС и пр.). Страх перед возвратом в тоталитарное прошлое, с одной стороны, и ломающий устои характер демократических новшеств, с другой, усугубляли на всех уровнях общественной жизни - от простого гражданина до президента того или иного нового государства - ощущение безвыходности, тупикового положения на грани катастрофы - цугцванга. Последствия разрушительной стадии, как в постимперском центре (РФ) так и в постимперских перифериях (страны СНГ) можно обозначить как состояние хаоса.

Новый гражданский порядок для Евразии

Выход из состояния хаоса и переход на следующий этап, к созидательной стадии, по западному сценарию должен заключаться в стабилизации ситуации, но уже в качественно новой обстановке, когда ключевые позиции в узловых центрах власти, как в РФ, так и по всему постсоветскому пространству, будут сосредоточены в руках либо прямо проамериканских, либо опосредованно служащих атлантистским интересам сил. По этому сценарию, открытость постсоветского пространства для проникновения с Запада либеральных принципов демократической прозрачности, представительских институтов власти, культа денег, рано или поздно должно было привести к возникновению местных очагов рыночной экономики, открытого гражданского общества и соответствующему им правовому, демократическому государству. Когда механизмы обратной связи заработают на полную мощь, это множество стихийно возникших и произвольно процветающих узлов западной цивилизации начнет превращаться в единую систему эффективных взаимоотношений. Тогда в РФ и по всему постсоветскому пространству, по сути, во всей Евразии, на базе рыночного капитала по атлантическому образцу начнет последовательно формироваться, снизу вверх, демократическая надстройка.

Реструктурированная таким образом Евразия, - в которой "дети" установят свое верховенство над "отцами", рыночная экономика с помощью новшеств вытеснит все традиции, гражданские законы и суды подчинят себе и политика, и чиновника и олигарха, правила динамики возьмут верх над неизменными императивами статики, - станет сырьевым придатком Запада, а ее субъекты, и "большие" как РФ и "маленькие" как Прибалтика, в след за своими побратимами в Западной Европе и Восточной Азии, добровольно, даже с энтузиазмом станут вассалами американского гегемона. Тогда мир станет по настоящему однополюсным, а история достигнет своего атлантического конца. Выход из состояния хаоса по этому сценарию определяется либерально-демократической парадигмой гражданского порядка.

Альтернативный проект: авторитарная парадигма новой Империи

Альтернативный выход из состояния хаоса предполагает возрождение Империи, если не сразу на всем постсоветском пространстве, то хотя бы, в рамках РФ. Старый имперский центр сохраняет еще кадровый потенциал для воспроизводства своих номенклатурных элит и обладает серьезными мобилизационными ресурсами для упрочнения власти - как по вертикали так и по горизонтали. Если бы Москва предприняла такие попытки сразу же после обвала СССР, это могло бы вызвать панику многих формально независимых государственных образований на окраинах первичной Империи. Однако, по прошествии времени перед лицом усиливающегося "демократического террора" Запада, регулярно вдалбливающего гражданские принципы цивилизованного поведения авторитарным соседям России (в крайних ситуациях прибегая к репетиции багдадских и белградских уроков, не особо обращая внимание на давно обанкротившуюся ООН), ориентации постноменклатурных элит власти и в самой России и в остальных странах СНГ начали меняться. Под конец эпохи Ельцина, когда концентрация капитала в руках олигархов, и власти в руках поставленных ими чиновников достигла таких масштабов, что начала угрожать общественным взрывом, всем стало более или менее ясно, что ориентация на западные ценности ведет к полной зависимости от Вашингтона и, рано или поздно, завершится гражданским судом и над президентами и их семьями, и над олигархами и их чиновниками. Номенклатурным элитам в РФ и в странах СНГ стало очевидно, что всем им необходимо покровительство со стороны имперского центра, что единственная защита от хаоса, массового недовольства и атлантистского экономико-политического диктата требует сотрудничества периферии и центра для восстановления над авторитарными (по факту) странами СНГ имперской крыши. Развитие событий по этому сценарию назовем парадигмой авторитарного порядка.

Дилемма: или государство, или власть?

Принципиальное различие этих двух сценариев в том, что именно первый, реализованный на основании парадигмы гражданского порядка, предусматривает построение сильного государства, где не играют роли авторитеты чиновников, вождей, духовных лидеров. Где все подчинено только закону государства, перед которым любой субъект общества, не зависимо от своего духовного или общественного статуса, предстает безликим атомом. Это окончательный уход от аутентичного евразийского пути и построение общественных отношений по безродному и обезличенному шаблону западной либерал-демократии.

Второй сценарий, реализованный в соответствии с парадигмой авторитарного порядка, как раз таки и подразумевает построение вертикали сильной власти, где все подчинено воле лидера, вождя, духовного авторитета, а закон носит лишь упорядочивающую функцию. И именно сквозь элементы сильной государственной власти (а не сильного государства) проступают контуры будущей традиционной Евразийской Империи.

Однако, сегодня обществу еще только предстоит окончательно выбрать между "демократическим" сильным государством и "имперской" сильной властью.

От Ельцина к Путину

Борис Ельцин, поднявшийся на вершину власти на волне "демократических ожиданий" населения, провозглашая демократические ценности, вскоре понял, что, опираясь только лишь на демократические институты государства, при установившемся уровне коррупции и расслоения общества ему и его "семье" власть не удержать. Машина государственного закона, в конечном счете, и его самого призовет к ответу. Желание любой ценой обезопасить себя и свое окружение толкнуло Ельцина на то, чтобы все больше и больше редактировать первоначальный "демократический" курс в сторону более жесткого, более "имперского", а значит более безопасного для правящих элит. Вопрос сводился не к тому, что делать и как это делать, а кому доверить решительное исполнение этого плана.

Наследник "ельцинского престола" Владимир Путин начал реализацию "плана Ельцина" с предоставления гарантий безопасности своему предшественнику, жесткого ведения военных действий в Чечении, при одновременном развертывании дипломатической активности по всем азимутам Евразии (Китай, Индия, Япония и пр.). Стратегия повышения авторитарного фактора сводилась к использованию войны в Чечении для реорганизации всех структур власти РФ по новой парадигме: от установления жесткой вертикали власти и учреждения семи президентских округов по горизонтали (с де факто "генерал-губернаторами" во главе), через захват большинства в Думе, фактический роспуск Совета Федерации посредством подчинения выборных губернаторов назначаемым сверху окружным генерал-губернаторам и "равноудаления" олигархов, до перехвата контроля над СМИ. Далее, после предполагаемой молниеносной (в течение 2 - 3 месяцев) победы в Чечении, планировалось расширение имперского порядка на все постсоветское пространство, начиная с Закавказья, используя для этого открывшийся чеченский коридор. Но тут помехой для блистательного блицкрига на Кавказе стали чеченцы.

Новый евразийский порядок Владимира Путина

Когда кампания на чеченском фронте захлебнулась, а вместе с ней реализация всего, проводимого на поверхностном уровне политики плана, Путин посмотрел глубже, чем было предусмотрено чисто пиаровскими моделями его политтехнологов, и решительным переходом на более глубокий уровень геополитики стал заполнять имперскую форму ельцинского плана качественно новым - евразийским - содержанием. Условно назовем его "планом Путина", суть и содержание которого предполагает третий путь выхода из состоянии хаоса, согласно парадигме евразийского порядка.

Смена парадигм привела к радикальной смене стратегии Кремля, а затем, и к смене тактики. Уже в ноябре 2000 года на совещании с высшим командным составом РФ в Ростове-на-Дону Владимир Путин сделал неожиданное заявление: "не важен статус Чечни, важно, чтобы ее территория не служила плацдармом для агрессии против России". Явный диссонанс этого беспрецедентного заявления со всей предыдущей политикой российских властей в Чечне привел в замешательство и военных и политиков и чиновников. Суть этого знакового заявления имеет долгосрочный характер, смысл которого раскрывается немедленно, если только увидеть в нем сигнал, данный Президентом РФ элите власти, для системного перехода на новую формулу великодержавного бытия. Это знак глубокой переориентации в российско-чеченских отношениях. Это свидетельство начала евразийской эпохи в российской геополитике и перехода России на традиционную платформу формирования своей глобальной геостратегии в новом тысячелетии, где именно традиция должна стать краеугольным камнем фундамента евразийского общего дома.

Каковы основные ориентиры этого ценностного переворота?

От логики Империи к логике Евразии (чеченский узел)

В стандартной имперской модели взаимоотношения центр - периферии строятся на стремлении имперской власти к самосохранению и дальнейшему воспроизводству. Это стремление всегда проявляется в формализации, т.е. жестком и максимально узком оформлении правового статуса "своих" территориальных, колониальных образований - периферий (автономия, область, республика и пр.), и в централизации, жестком, административно-военном, прямом управлении этими колониальными образованиями (наместничество, генерал-губернаторство, комиссариат и пр.).

Если вычленить эту стандартную имперскую логику в российско-чеченских отношениях, то мы видим, что с момента завоевания чеченской земли царской империей во второй половине XIX века, результатом ее применения явилось чередование вспышек чеченского сопротивления и пожарных российских контрмер, принимаемых российской столицей с помощью названных механизмов формализации и централизации власти.

Точно такая же схема применялась и в царскую, и в советскую, и в постсоветскую эпоху. Формальная оболочка Империи менялась, но сама империя оставалась неизменной. Именно возрождению этих механизмов служила предыдущая война в Чечении, и этой же цели должна была служить по замыслу ее архитекторов и настоящая война.

И вдруг Путин объявляет, что формальный статус Чечении не имеет значения, и, что, по сути, значение имеет только вопрос геополитической ориентации чеченского плацдарма. Чтобы понять глубину этого переворота в политике Кремля предлагаю читателю вновь осмыслить траекторию, которая привела Путина к упомянутому выше заявлению, но на этот раз не сквозь политическую а сквозь геополитическую призму анализа, на уровне основных ценностей.

Удар Империи обрушен на Чечению

Видимо, связывая поражение федеральных сил в августе 1996 года как результат "ельцинизма" (где безобразно переплелись фрагментарный покалеченный патриотизм с предательством и торгашеством), нерешительности в верхах власти, вызванной бессмысленными уступками в пользу "демократов", навязавших Кремлю игру по западным "гражданским правилам" и сковавших руки генералам, Путин решил впредь не оставлять ничего на волю случая и тщательно продумал все ходы новой кампании в Чечении.

На этот раз действующий с максимальной жестокостью Кремль заранее позаботился, чтобы лишить голоса российские СМИ, критически настроенные по отношению к войне, и не обращал никакого внимания на шум, поднимаемый правозащитниками и зарубежными масс-медиа.

Посредством "дагестанского капкана" (и других не менее жестких "ходов"), за чеченцами был закреплен в глазах внешнего мира и своих граждан образ "террористов". Изолировав территорию Чечении от либеральных журналистов, Кремль задействовал против нее все возможные силы и, более того, разрешил применять любые меры и методы, необходимые для военной победы и покорения чеченского народа. В итоге, Чечения превратилась в лагерь смерти, а территория соседней Ингушетии - в настоящий концлагерь для чеченских беженцев. Во всех этих шагах прослеживаются имперские технологии власти:

• механизм формализации - любой ценой, но навязать Чечении "конституционный порядок", заставить ее признать свой статус периферии Российской Федерации и

• механизм централизации - любой ценой, но управлять Чеченией напрямую из Федерального центра.

• Как видно из этого анализа геноцид, массовый террор, разрушение чеченских городов и деревень это не цели войны, а "только" жестокие средства, пропорциональные силе и масштабам чеченского сопротивления.

Проводя анализ на поверхностном уровне политики мы видим, что у Кремля не было и не могло быть другого выбора: если чеченская земля не хочет стать российской территорией, если чеченские варвары не хотят стать российскими гражданами, значит для Россиян это не "мы", следовательно, это враги. Исход такой логики может быть только один и он наглядно проявлен, если посмотреть на руины Грозного. Это политика. Если против незначительного пяточка кавказкой земли, который можно во всех направлениях проехать за час или два, современная ядерная сверхдержава, применяла все возможные техногенные орудия насилия, и все же, после полутора лет полномасштабной войны не смогла покорить кучки варваров, то перед Президентом РФ (и Главнокомандующим российских вооруженных сил в одном лице) неизбежно встал ряд вопросов о выходе из сложившейся ситуации и путях преодоления кавказского кризиса.

Ключевое геополитическое значение Чечении, угроза срыва евразийского проекта

Именно столкновение с феноменом непробиваемости чеченского сопротивления вызвало необходимость ревизии основных предпосылок, на которых базировалась военно-политическая доктрина, унаследованная Путиным от Ельцина вместе с его планом.

Кремлю победа в Чечении нужна сегодня, сейчас, так как, не покорив Чечению, "перепрыгнуть" или обойти ее, чтобы укрепиться в Закавказье, невозможно, а без этого вытеснить с Черноморско-Каспийского региона атлантические структуры и ценности, которые с момента краха СССР в 1991 году постоянно наращивают там свое присутствие, не получится.

Нерушимость чеченской преграды на Центральном Кавказе привела к осознанию того, что, даже завоевав всю Чечению с последующей полномасштабной военной оккупацией Грузии и Азербайджана, для удержания этих завоеваний пришлось бы задействовать даже больше сил, чем использовал СССР. Следовательно, чеченское Сопротивление это естественная преграда на пути к строительству сплошной оси Москва-Тегеран, препятствующая возможности налаживания прямого политического сотрудничества с мусульманским миром ориентирующимся на антизападный Иран.

Когда Россия застряла в кавказских "горах", пытаясь сравнять их с "сушей", от "моря" против РФ надвигаются новые волны внешних угроз:

• последовательное расширение НАТО и Евросоюза на Восток,
• развертывание процессов активного вхождения Ирана в орбиту Западных интересов (государственные гарантии для международного капитала в Иране, совместные инвестиции на иранском рынке, корпоратизация основных отраслей национального хозяйства, постоянный рост ликвидности на фондовой бирже в Тегеране и пр.) в сочетании со светскими ориентирами в иранском гражданском обществе (рост значения СМИ, спортивных "зрелищ", демократических выборов и пр.)
• плотная ориентация остальных ядерных держав "суши": Китая, Индии и Пакистана на рыночную экономику, модернизм и виртуальную цивилизацию,
• рост привлекательности ценностей потребительской цивилизации как в ближнем зарубежье, так и в самой России при одновременном отсутствии собственной производительной базы, способной обеспечить своих граждан "хлебом и зрелищами" хотя бы не хуже западных - все это ставит Россию в ситуацию политической изоляции и цугцванга.

Таким образом, Кавказ вместо того, чтобы стать звеном, цементирующим геополитическое евразийского партнерство Севера с евразийским Югом, стал фактором раскола. Россия попала в цейтнот.

Евразийский реализм: исчерпанность геополитической подоплеки российско-чеченского конфликта

Переосмысливая всю ситуацию, Путину, видимо, стало ясно, что, определяя содержание понятия "мы" исключительно с помощью формальных категорий международного и конституционного права (таких как "нерушимость границ", "целостность территории", "единая и неделимая Россия" и пр.), Кремль будет обречен на бесконечную войну с чеченцами.

В формальной модели российской идентичности, "мы" - переводится как "мы - россияне", "мы - граждане единой и неделимой России". В этой модели по объективным причинам нет, и не может быть места для того, чтобы непримиримые чеченцы когда-либо могли стать для россиян "одними из нас" и наоборот. Из такого узкого определения "мы" с железной логикой следует бесконечная война на южных рубежах РФ, а также неснимаемые противоречия с многими самобытными народами России, со странами СНГ, с потенциальными партнерами России в мусульманском мире, за рубежом. Скорее всего, распознав губительный для России характер национального формализма (по выкройкам Запада), Путин обратился к восточному реализму и, в соответствии с евразийской логикой, расширил функциональное определение категории "мы" так, чтобы оно распространялось и на непокорных чеченцев. Исходя из позиции такого евразийского реализма, Путин осознал, что хотя это не совсем "мы", суть в том, чтобы "они" стали "своими", а не были "чужими". Таким образом, для многонационального содержания Евразии Путин нашел соответствующую форму российского бытия.

Подоплекой упомянутого в этой статье Ростовского заявления и последующих инициатив по отношению к Чечении, Азербайджану и Ирану является уже не узкомасштабная российская, а широкомасштабная евразийская формула, по которой "свои" - это "евразийское сообщество", "и русские, и другие народы Евразии", "Россия и ее евразийские союзники", то есть все, кто готов жить в соответствии с евразийскими ценностями.

Такой поворот, скорее всего, связан с осознанием Президентом РФ, что если в политической плоскости бросается в глаза хаотический характер борьбы всех против всех (состояние хаоса), за ликвидные краткосрочные выгоды, то в геополитической плоскости очевиден дуализм, поляризация мира по формуле "мы - они", "силы суши - силы моря", "евразийский Восток - атлантический Запад", и глубже метафизическая пара: "варварство-цивилизация". В таком видении мира, русские, чеченцы и другие коренные народы Евразии - это "одна команда", а все противоположные силы - это "другая команда". Если и для русских и для чеченцев "другая команда" - это "атлантический Запад", если с объективной точки зрения - это "общий враг", тогда Российско-Чеченская война теряет дальнейший смысл. Тогда ее продолжение вместо того, чтобы способствовать устранению "общего врага", осуществлению "общей цели", объективно разрушает силы, необходимые для интеграции и консолидации Евразии.

Расширяя диапазон актуальных и потенциальных субъектов, составляющих понятие "свои", Путин значительно сузил емкость понятия "чужие". Переходом с формальной политической модели порядка "мы-они" на реальную геополитическую модель "свои-чужие" Кремль создает условия, в которых война не только не является уже единственной возможной формулой взаимоотношений между Россией и Чеченией, но и становится анахронизмом.

Осознавая новую, верную иерархию целей и задач, а так же губительный характер поверхностных политических конфликтов для "команды", которая должна сформироваться на более глубоком, геополитическом уровне реальности Путин разоблачил соблазнительные, заманчивые гражданские мифы, увидел столкновение цивилизации как столкновение Нового Света "детей", динамики и модернизма со Старым Светом "отцов", статики и традиции.

Евразийское партнерство (конфедерация)

Чеченский феномен в сочетании с возрастающим давлением фактора времени - учитывая заявления стран Южного Кавказа о своем желании скорейшего вступления в НАТО - заставили Кремль глубоко переосмыслить ситуацию исходя из основополагающих принципов Старого Света. Отказываясь от ельцинского плана механического восстановления империи советского типа, Путин, по всей видимости, решил в первую очередь выработать новый, системный подход, как к чеченскому вопросу, так и к кавказскому региону в целом, понимая, что это может послужить поводом к началу возврата России на евразийский путь. Это подтвердилось знаковым визитом Путина в Азербайджан. В совместном российско-азербайджанском заявлении о новой формуле обеспечения мира и порядка на Кавказе в рамках планируемой "конференции четырех президентов", которым предстоит действовать не по принципам западного формализма, а по принципам восточного реализма, "лицом к лицу" - как заявил Путин на совместной с Алиевым пресс-конференции в Баку, то есть не как "чиновники", а как "отцы" своих народов, не как временщики на государственной должности, а как лучшие из лучших в своем поколении, в своей нации, отвечающие за наследие предков не по постоянно меняющимся гражданским законам, а по извечным законам совести.

Если увязать новый язык Президента РФ с новой географией его внешней активности и углубиться в логику его знаковых поездок в Астану, Бруней, Баку и планируемого визита в Тегеран - который, с учетом всего сказанного в этой работе, может стать для Евразии судьбоносным событием, выходящим за пределы политики и даже геополитики - и увидеть все это на фоне демонстрации Кремлем своего положительного отношения к духовенству, то очевидным становится новое измерение в российской геостратегии.

В глаза бросается целый ряд факторов: переход Кремля с сугубо политического на геополитический уровень формирования стратегических целей и задач России в XXI веке, окончательное определение "Русской национальной идеи" как "евразийской миссии" строительства многополюсного мира, защита "своих" ценностей суши от наступления "чужих" ценностей моря. В совокупности эти факторы формируют евразийскую платформу упомянутой выше парадигмы строительства новой Евразийской Империи.

Сегодня можно наблюдать нарастающую готовность "центра" отказаться от дальнейших попыток структурирования взаимоотношений с непокорной Чеченией по старо-имперской (неевразийской) парадигме. Это же является и доказательство готовности России перехода на партнерский механизм организации евразийской системы безопасности, в которой евразийские народы являются хозяевами на земле своих отцов и должны организовать у себя дома свой внутренний порядок, согласно своим континентальным, "варварским" традициям, а не по импортированным с Запада демократическим принципам. В то же время России, восстанавливающей в своем доме административную имперскую модель и представляющей своим союзникам в Евразии "ядерную крышу", делегируются определенные права и поручаются определенные обязанности.

Подводя итоги вышесказанного и переосмысливая на их основе дальнейшую ситуацию, можно прийти к следующему заключению: Путин отказался от соблазнов исторического старо-империализма, который по своей природе основывается на "морских началах" Карфагена, Великобритании и сегодняшнего перевоплощения в Pax Americana, и возвратил Россию на "сухопутные начала", устанавливая тем самым статичные, традиционные, патриархальные ориентиры на пути к строительству евразийского общего дома. Исходя из реальной ситуации на евразийском континенте сегодня, из политического плюрализма государств, ориентирующихся на западный образ общественной жизни, из множества конфликтующих между собой государственных интересов формула этого Общеевразийского Дома должна иметь конфедеративный характер. Емкая конфедеративная форма позволит создать Союз Авторитарных Государств (САГ) или, по-другому, Евразийский Союз.

Именно в ставке на евразийскую идентичность, на евразийские ценности, на Евразию, как естественный очаг многонациональной, континентальной жизни и заключается суть сегодняшних реформ Путина, а значит, формирование Евразийского союза должно проходить в соответствии с логикой евразийского конфедерализма, учитывающего этнический фактор субъекта федерации, его самостоятельность, его культурные особенности. Одновременно с жесткой унификацией государства (империи) на стратегическом (геополитическом) уровне (включая "ядерную крышу") должна быть предусмотрена очень высокая степень автономности и дифференциации на уровне на уровне этносов, с учетом органического импульса народов России к утверждению своей идентичности, своей культурной и конфессиональной самобытности. Субъектом федерации в этом случае становится не обезличенная унифицированная территория, а народ.

Делая ставку на принцип самоопределения субъектов евразийского общего дома по формуле "свои-чужие", Путин одним ходом разрешает ряд основных вопросов:

• создания идеологической базы для преодоления губительного в отношении всех современных народов кризиса идентичности и связанной с ним потери устойчивых ценностных ориентиров;
• отказа от формализма и модернизма в пользу реализма и традиционализма;
• прекращения игры по морским правилам "детей" и навязывание морю игры по правилам суши, по правилам "отцов".

ЧАСТЬ 2. Две Чечении

Чечения Южная и Северная

Видно, что ведущие российские геополитики, придерживающиеся евразийской ориентации, глубоко изучив национальные, религиозные и политические факторы, определяющие характер основных сил чеченского Сопротивления, сумели выработать более или менее верную "политическую карту" Чечении. Эта карта показывает, что сегодня на севере существует равнинная мирная Чечня, а на юге - горная воюющая Чечения. Анализируя характер политических сил, доминирующих в одной и другой части, очевидно, что на равнине мы имеем дело с принявшим твердый ориентир на федеральный центр "пророссийским электоратом". Этот оппортунистский, цивилизованный, мирный гражданский блок - реальная политическая сила в северной Чечне. С другой стороны, в южной Чечении Россия имеет дело с вооруженным Сопротивлением, структурированным таким образом, чтобы вести долговременную и эффективную партизанскую войну: если Кремль и питает надежды победить в ней, то понимает, что у него не остается времени на ее продолжение, так как атлантические силы уже подступили к самому порогу России и значительно активизировались внутри самой России, почувствовав угрозу возрождения авторитаризма. Все это заставляет Путина торопиться с решением чеченской проблемы.

Считая вопрос равнинной Чечении с ее урбанизированным гражданским укладом общественной жизни окончательно решенным в пользу России, Путин не мог не прийти к заключению, что горную воюющую Чечению невозможно подчинить, а это значит, что ее необходимо отделить от в целом пророссийского Севера. Путин также не может не сознавать, что любая форма объединения чеченского Севера и Юга в одних политических рамках неизбежно привела бы к гражданской войне, что, в свою очередь, означало бы деструкцию сплошной оси Москва-Кавказ-Тегеран. После оценки проблемы на геополитическом уровне реальности в недрах Кремля, по всей видимости, созрело решение об административном разделе Чечении на две части: на Северную Чечению в рамках Российской Федерации, и относительно автономную Южную Чечению. Только такой решительный ход позволяет завершить восстановление империи в границах России и создает необходимые предпосылки для реализации евразийского проекта. И его слова о том, чтобы Чечения больше не служила "плацдармом агрессии против России" могли быть адресованы только к Южной Чечении - оплоту Сопротивления. И именно на этом условии, и только по отношению к Южной Чечении вопрос о статусе становится "не важным".

"План Немцова"

Когда Путина попросили прокомментировать проект разделения Чечении на две части - в составе России и независимую, Северную и Южную, - он заявил, что "не допустит расчленения Чечни". Но попытка сохранить в едином политическом пространстве столь разнородных в своем отношении к России равнин