Сергей Кузнецов При обсуждении Интернета с первых лет его существования в России неизбежно всплывала старая суфийская притча о слоне, которого ощупывают слепцы. Что такое слон? Толстое и шершавое? Тонкое и гибкое? Твердое и изогнутое? Подобно этим слепцам в разные годы в России придумывались разные способы описания Интернета, разные его идеологии, исходя из которых во многом до сих пор действуют различные люди и общности, работающие в Рунете.
Первая концепция Интернета была популярна еще тогда, когда не было WWW и стационарных страниц. Интернет был прежде всего электронной почтой и ньюсгруппами, где велись бурные дискуссии, временами перерождающиеся в настоящие войны. Главной идеей тогда было свободное общение, коммуникация. Привлекательность этой идеи в России прежде всего объяснялась пафосом времен перестройки: свободная информация, отсутствие цензуры, либерализм и гласность (не случайно одна из первых провайдерских контор в Москве называлась Гласнет).
Впрочем, не все в этой первой модели было так идеологически заострено. Ведь свободное общение означает не только отсутствие цензуры, но и просто частный разговор между близкими друг другу по духу людьми, нечто вроде того, что происходит в клубе. Модели Интернета как клуба до сих пор следуют множество сайтов, главной частью которых является форум или гостевая книга. Неслучайно самые знаменитые русские проекты первых лет WWW знамениты прежде всего как точки кристаллизации общностей. Таковы гипертекстовой РОМАН, литературная игра Буриме, "Гусарский клуб" и в конце концов Zhurnal.ru - место, вокруг которого выкристаллизовалось ядро нынешнего Интернет-комьюнити. Именно клубная идеология Интернета ответственна за то, что долгое время дружеские связи в Рунете стоили больше, чем корпоративная солидарностью.
Еще одна группа моделей, утвердившаяся сразу же после возникновения WWW - это модели, Интернета как Самиздата, архива и библиотеки. Во всех трех случаях Интернет рассматривается прежде всего как хранилище информации - и подтверждением влиятельность этой идеологии в России служит, например, множество он-лайн библиотек, намного превосходящих по объему англоязычные аналоги, подобные "Проекту Гуттенберг". Однако между ними существует очевидная разница. Так, архив предполагает прежде всего хранение разнообразной информации. Это могут быть не только книги или статьи, но и переписка в ньюс-группах, гостевых книгах и форумах. Крайней формой архива является свалка - место где есть все, но трудно найти что-либо. Библиотека предполагает куда более строгий отбор, каталогизацию и упорядоченность. Самиздат же предполагает добровольность участия тех, кто пополняет хранилище текстов, то есть то, что читатели одновременно являются библиотекарями. В случае Рунета все три модели не особо концентрируются на проблема авторских прав, что и не удивительно: многие произведения распространялись в свое время в Самиздате без разрешения автора, да и для пополнения библиотеки в России не требуется специальной лицензии. Надо напомнить, что многие русские писатели добровольно дают разрешение на свою бесплатную публикацию в Интернете.
До какого-то времени об Интернете знали только сетяне; в какой-то момент статьи о Сети стали появляться в бумажной прессе - так возникла еще одна модель Интернета. В первых публикациях о нем, он представлялся как место, где храниться порнография, обитают хакеры и тусуются расисты и ксенофобы. Другими словами, Интернет оказывался местом, куда вытеснялись нежелательные чувства и эмоции общества: ненависть, агрессия и сексуальность. В этом смысле образ Интернета конструировался по тем же принципам, по которым конструируется в обществе образ Чужого - чужестранца, инопланетянина, безумца. Неслучайно Интернет довольно быстро объявили местом жительства безумцев - или, по крайней мере, "людей с психическими проблемами" - именно этим прежде всего объясняются многочисленные статьи о "сетевой зависимости".
Чрезвычайно важным оказалось то, что многие люди, исповедующие идеологию Интернета как среды свободного от цензуры общения, отреагировали на навязываемую офф-лайном идеологию Интернета как рассадника порно и пристанища фашистов. Они приняли правила игры и стали утверждать то же самое, но с другой интонацией. Да! В Интернете есть порно! Да, тут есть сайты ненависти! Но это - хорошо. Эта идеология, которую мы можем назвать радикальной, контркультурной или анархистской, описывает Интернет как заповедную территорию безграничной свободы. В самом деле, если где такая свобода и возможна - то только в Сети: там никто никого не может убить, покалечить или изнасиловать. На сайт, оскорбляющий тебя, можно просто не ходить - от хама в метро так легко не отделаешься. Именно на эту идеологию ориентируются такие разные проекты как консервативно-революционный LENIN, либертарианский "Либертариум" или матерный fuck.ru с многочисленными ответвлениями и последователями.
Важным следствием этой идеологии является утверждение о независимости и саморегулировании Интернета. Неслучайно, "Декларация независимости киберпространства" Джона Перри Барлоу была несколько раз переведена на русский и опубликована в первом же номере Zhurnal.ru.
Именно так и произошла встреча офф-лайна с он-лайном - и потому одной из первых моделей взаимодействия оказалась конкуренция. Бесплатные сетевые публикации книг лишат авторов заработка от продажи бумажных книг. Формат mp3 навсегда изменит шоу-бизнес. Сетевые СМИ задушат СМИ офф-лайновые. Эти утверждения, произносимые с ужасом или с надеждой, до сих пор можно встретить и в бумажной, и в он-лайновой прессе. Однако все сильнее становиться идеология сотрудничества. Писатели и издательства только выгадывают от публикаций книг в сети, шоу-бизнес как-нибудь приноровиться, а офф-лайновые издания откажутся от части несвойственных им функций и/или обзаведутся своим он-лайн представительствами, как они сделали несколько лет назад на Западе.
На пересечении модели сотрудничества и модели анархической зоны стала идея Интернета как места политической провокации. Именно на анонимных Интернет-сайтах можно публиковать полученные незаконным образом компрометирующие материалы или прямую дезинофрмацию, на которые потом будет ссылаться офф-лайновая пресса. Самым первым из сайтов такого рода стал "Коготь" (1998), а основным выразителем этой идеологии молва называет Глеба Павловского, близкого к Кремлю главу Фонда Эффективной Политики. Как известно, именно Павловскому принадлежит самая громкая публикация подобного рода: результаты exit polls, напечатанные в день Думских и Президентских выборов. Подобные публикации запрещены законом - но Павловский утверждал, что выкладывание на Интернет-сервер, расположенный за рубежом, не является публикацией в России, а Интернет по росскийскому законодательству не является СМИ вообще.
Нетрудно видеть, что эта аргументация во многом совпадает с доводами российских борцов с копирайтом и сторонников анархической идеологии Интернета. Это, кстати, не единственное совпадение во взглядах прокремлевского Павловского и радикальных контркультурщиков вроде Михаила Вербицкого: для тех и для других Сеть оказывается инструментом политической борьбы и должна быть использована, чтобы изменить "real life". Надо сказать, что политический Интернет не ограничивался только использованием его как зоны провокации: перед выборами были и сайты партий и кандидатов, и многочисленные он-лайн издания, делавшиеся в надежде на то, что они будут куплены представителями той или иной политической силы.
Идеологии Интернета как клуба, как хранилища или как зоны анархии были хронологически первыми. Их изначально объединял некий утопизм и вера в то, что модель "бескорыстного сотрудничества" окажется жизнеспособной в Интернете. Сегодня, однако, вопрос, заданный Дмитрием Маниным в его статье 1997 года "Задушит ли коммерция утопию?", не выглядит столь вызывающим: коммерция и утопия живут рука к руке и для каждой из трех моделей придуманы разные способы делать их если и не коммерчески-выгодными, то хотя бы не убыточными. Прежде всего это сотрудничество с тем, для кого Интернет стал еще одним местом приложения коммерческих талантов.
Идеология коммерческого Интернета, о которой много говорили последние два года, предлагала много моделей - Интернет как рекламная площадка, Интернет как место расположения магазинов или аукционов. Впрочем, до падения NASDAQ самой популярной была модель Интернета, как места, где можно продавать ожидания - большие деньги вкладывались в Рунет в надежде на последующий выход на фондовый рынок и капитализацию.
Нетрудно видеть, что она родственна модели предвыборного Интернета. Любопытно, что обе эти модели свернулись почти одновременно - в марте 2000 года, когда был избран Владимир Путин и первый раз сильно упал NASDAQ. Банкротство многих проектов осенью прошлого года и закрытие нескольких он-лайн изданий в канун Нового Года стало наглядным доказательством малой жизнеспособности этой модели на сегодняшний день.
Впрочем, если в Интернете нельзя продавать ожидания, то в нем по-прежнему можно продавать товары или рекламу - и потому модель большого магазина (или, наоборот, маленького и специализированного) и модель рекламной площадки остаются самыми главными моделями для идеологии коммерческого Интернета.
В заключение хочется сказать о той идеологии, о которой чаще всего забывают аналитики - хотя ее приверженцев уже сегодня больше, чем сторонников всех остальных идеологий, вместе взятых. Для миллионов российских пользователей Интернет стал повседневной вещью, чем-то вроде смеси телефона и телевизора. Через него можно общаться, можно узнать новости и заказать товары. Бытовые приборы не требуют от своих пользователей рефлексии и телезритель ничего не знает о Маршале Маклюэне, точно также как для сегодняшнего пользователя Рунета пустым звуком стали слова "независимость киберпространства" и имена первых идеологов виртуального мира.
