Ядерная наука на коровьем хвосте

Дезактивационные мероприятия велись с первых месяцев ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Фото РИА Новости

К 1988 году наш Научный центр Министерства обороны СССР предложил оценить эффективность дезактивационных мероприятий в населенных пунктах, подвергшихся радиоактивному загрязнению в результате аварии на Чернобыльской АЭС. Пострадавшие территории и уровни облучения населения – тема, не оставляющая людей равнодушными.

Охотники за дозами

Дезактивационные мероприятия велись буквально с первых месяцев ликвидации последствий аварии (оговорюсь – пишу, как было принято, положено говорить в то время), но их эффективность никто не оценивал.

Дело в том, что лишь к тому времени у ВНЦРМ (Всесоюзный научный центр радиационной медицины) появились оборудование и дозиметры, импортные, насколько помню, финские (?), позволяющие измерять фоновый уровень радиации: так называемые экологические дозиметры. Вот и решили раздать их жителям населенного пункта на месяц, затем провести дезактивацию: меняли крыши, заборы, увозили грунт с мест стока воды с крыш, с наиболее загрязненных участков – пятен, и прочие стандартно-«обязательные» работы. Затем вновь раздать дозиметры и посмотреть дозы облучения.

И организационно, и с научной точки зрения при всей простоте замысла все было не так просто.

Комплексная программа: наука – гражданские ученые, дезактивация – войска, кого обследуем – население, то есть гражданская власть, организаторы – мы, военный центр. Ну и политика – а надо ли что-то знать? Надо отдать должное – настоял на работе замполит нашего центра. Фамилии сейчас не упомню, но человек научно-исследовательскую работу «пробил». Уговорил ВНЦРМ на инициативную НИР, Правительственную комиссию, наше командование и выбрал тех, кто может ее реализовать – нас двоих.

Досталась сия задачка мне со Станиславом Григорьевичем Говорущенко – боевым офицером-химиком. Станислав стал движущей силой всей программы: все-таки радиационная, химическая и прочая разведка местности была его профессией. Человек он размеренный, но, видимо, сказывался афганский опыт, когда надо – брал ситуацию в оборот, и очень резко. В чрезвычайной обстановке он виртуоз.

Стиральный порошок «СФЦ2у»

Район Хойникский, что в Белоруссии: работы в других местах шли к завершению. Ехать кругаля либо напрямую – через Зону. Ясное дело – через нее: и быстрее, и своя база есть – заправиться под завязку, переночевать и пр.

Едем. Вода из пруда-охладителя четвертого энергоблока. Ну вот и Зона. Лодочная станция.

Оборудования – целый «уазик»: канистры с бензином, светочувствительные дозиметры, дорогущий компактный импортный радиометр, чтобы на месте провести анализ проб грунта… Но вот беда, Станислав, как опытный разведчик, выяснил, что нам необходимо взять с собой валюту – стиральный порошок, с коим в Белоруссии в ту пору были проблемы. «Связной» для установления контактов попросил две коробки.

Порошок, которого у нас было навалом, назывался «СФЦ2у» и предназначался для дезактивации военной техники. Стирал вещи замечательно. Армейская рубашка несмываемого окраса в нем начинала плыть минут через 20. Я по неопытности замочил в нем белую футболку, утром прополоскал, встряхнул – разлетелась, как трухлявая марля. Если не хотите кипятить белье – рекомендую. После обработки – кипенное.

Две коробки никак уже не влезали в машину, хоть тресни. Или вода, или порошок. С водой тоже не без казуса.

Минералка – бери не хочу. Объясняю сотоварищам, что на ней мы неделю не протянем: я лично просто пить не буду.

Иду к заму по МТО – материально-техническому обеспечению нашей чернобыльской базы. У меня с ним «договоренность о взаимной поддержке»: по приезде по-соседски вовремя оказал ему медицинскую помощь. Объясняю величие замысла нашей экспедиции. Получаю две афганки для коллег из ВНЦРМ. И воду «социального назначения»: пепси, фанту и «Полюстрово».

«От себя отрываю», – говорит он мне. Принял это за фигуру речи, но нет. Пока грузим (разгружаем, чтобы все впихнуть), подходит какое-то проезжее начальство, молча забирает два ящика лимонада и ставит нам взамен «Нарзан» и «Боржоми». Вижу – еще два ящика несут «на обмен». Пока я удивляюсь хамству, Станислав просто спрашивает у хитрых и глазастых полковников, что носят ящики:

– Фамилии?

– Това-а-рищ капитан!

– Фамилии? Сейчас доложу в правительственную комиссию, что вы экспедицию срываете!..

Не к месту выходит зам по МТО, те бросаются на него, что, мол, говорил, лимонада нет. Тот смотрит на меня – я ему «мяч» про правительственную комиссию и экспедицию. Прошу помочь – объяснить начальникам ситуацию.

Лимонад – строго подотчетный резерв правительственной комиссии – о как, оказывается! Я этими офицерами не командую. Хотите проблемы? Видите – с ними гражданские. И обвешены они дозиметрами, как елки! К черту на рога едут…

Дозиметры невиданного типа, сверкая на солнце дорогим разноцветным пластмассовым блеском, размещались на наших фигурах: на руках, ногах, груди, животе, спине, пояснице. Как люди творческие, мы решили посмотреть, есть ли разница в дозе облучения «земля–пояс–грудь» и в сагитальной оси: лицо–спина.

Забираем свою воду. Загружаем. С раздражением оставляем одну коробку с порошком. Завелись. Трогаемся…

Спешим. Путь дальний.

Вода из пруда-охладителя

Припять. Понтонная переправа. Длинный затяжной подъем. «Уазик» натужно дребезжит. Взобрались на холм. Теперь уж спокойно по накатанной: едем, найдем «связного», руководство поселков, раздадим дозиметры, возьмем пробы грунта, проведем анализ.

Подъезжаем к выезду из зоны. Контрольно-пропускной пункт. Проверка документов, путевого листа и другие формальности. Вокруг машины ходит дозиметрист, проверяет уровень загрязнения автомобиля: радиатор, колеса – под крыльями и пр.

Если машина загрязнена сверх норматива, ее отправляют на пункт дезактивации, что рядом. Снова контроль. Выпускают из зоны либо на второй круг обработки.

У нас под крыльями все нормально.

Дозиметрист открывает двери, не здороваясь, лезет радиоцентром в ноги у водителя, у Станислава – он старший машины. Все нормально.

Отрывает заднюю дверь… Радиометр взрывается от треска.

А у нас троих между ног на полу машины стоят три белые матовые пластиковые посудины, похожие на детские ночные горшки, только с плотно подогнанными крышками.

Дозиметрист шарахается от нас как черт от ладана.

– Что это?

– Это эталонный радиоактивный материал, – отвечает молодой коллега из ВНЦРМ (извините, имен не помню, а блокнот свой чернобыльский с записями засунул от греха подальше и не смог найти) и далее следует перечисление названий изотопов и их индексов. Это была его первая поездка.

Дозиметрист в ужасе отскакивает еще дальше:

– Это вывозить нельзя! И бежит к начальнику.

Начальник вразвалочку выходит из домика, подходит к нам.

– Ну, что тут?

Дозиметрист, скрываясь за его спиной от радиации, тычет радиоцентром в сторону горшков. Треск неимоверный. Начальник отступает назад, чуть не сбивая дозиметриста с ног.

– Какой уровень излучения? – проявляет он собранность.

Дозиметрист в страхе лихорадочно, не разбирая, переключает тумблер чувствительности – радиометр. От его треска аж мне самому становится не по себе.

– Это что?

– Что-что, – спокойно отвечает второй коллега, – вода из пруда – охладителя четвертого энергоблока. Везем на анализ. Ученые мы.

Слышу, как дедовские часы тикают в кармане штанов.

– Раз-ре-шение на вывоз есть? – шипящим голосом, вытаращив глаза, отступая назад и бледнея с каждым шагом, спрашивает начальник.

– Нет, конечно.

– Вы-во-зить нельзя-я! – а сам пятится.

Станислав вспыхивает как рак, разворачивается к заднему сиденью, хватает горшок и, повернувшись к начальнику, кричит:

– Нельзя, так я тебе сейчас здесь все и вылью! – машет ему под ноги, зная, что крышка хорошо держится – проверяли.

«Дозиметры невиданного типа, сверкали на солнце дорогим разноцветным пластмассовым блеском...» Фото Reuters

Ну, думаю – артист!

Начальник уже в домике, из узкой дверной щели, не давая войти дозиметристу, орет:

– Открывай шлагбаум, гони их отсюда! Ученых этих! (Пропускаю народные эпитеты и оценки ученых, науки, и то, что они возят с собой.) Если чего разольют – урою всех! Открывай, кому говорят!

Солдат-водитель заводит машину и медленно-медленно выезжает. И так и едет, со скоростью километров пять. Минуту. Две. Три… Пять…

– Давай газуй! – говорит Станислав.

Водитель замедленно, аккуратно переключает передачу. Машина с той же скоростью продолжает движение.

– Ну!..

Лишь легкий всхлип двигателя, машина не дернувшись продолжает движение с прежней скоростью.

– Давай езжай нормально, – подключаюсь я, – нет у нас никакой воды!

Солдат в ответ лишь вжимается в руль.

По-видимому, Станиславу подобные состояния были известны еще с Афганистана. Он просто взял горшок и очень-очень вежливо, подчеркнуто вежливо, пообещал вылить все глубокоуважаемому товарищу рядовому на его… штаны, если он не придет в себя.

Машина рванула как пришпоренная.

Казус рыже-бурой масти

Мы на месте – Белоруссия. Хойники, а может, и какой-то другой городок или поселок. Блокнот с записями не нашел, да и не в точном месте суть рассказа. Раннее утро. Встреча со «связным».

Вообще Станислав прекрасно ориентировался в дислокации войск – этот вид военного искусства я впервые воочию увидел в его исполнении, везде нас встречали как желанных гостей – «нежданный гость – нежданная радость» – его сослуживцы или друзья: мужики отдавали свои комнаты переночевать, а сами уходили в другие места. Водитель наш успешно пугал народ в автопарках воинских частей водой из пруда охладителя четвертого энергоблока – попыток ни скрутить что-либо с машины, ни бензин слить не было.

«Связной» оказался директором местного рынка, подобных множество – территория, огороженная забором, несколько рядочков открытых прилавков с навесами, парковка для машин, место для сбора мусора, домик администрации и санитарной службы, вот, собственно, все. По одежде было понятно, что он из бывших милиционеров. Спросонья. Встретил хмуро. Извинения про одну коробку пропустил мимо ушей, на вопрос, куда ее подвезти, ответил, что и так возьмет. На скепсис возразил, что ерунда.

Дошли до машины, открыли заднюю дверь, выгрузили оборудование и скарб, достали вдвоем тяжеленную коробку. При виде ее человек проснулся. Оказывается, за Христа ради просил хотя бы пару пачек порошка, а тут – целая коробка!.. Все мы в параллельных мирах. Нас увидели! Расспросил, что надо. Кивнул головой.

Загрузили все обратно в «уазик». Закрыли рынок. Сели и двинули вперед: родственно-служебные связи начали работать. Сначала подвинулись, посадив к нам назад нужного человека, затем высадили одного ученого, вскоре и второго. Через час-другой и я остался сидеть на лавочке перед глухим забором – хозяин закрыл ворота, калитку и укатил на моем месте.

Кто я, где я – непонятно: солнцепек да пустынная деревенская улица – ни кустика, ни колодца. Сижу, кукую. Ни души за весь день. Лицо и голова солнце уже не держат – головной убор оставил в машине. Начало мутить.

Наконец зной пошел на убыль, подступил момент ожидания прихода вечерней прохлады. Только подумалось – отдохну, – машина. Все в сборе. Все сытые и навеселе. Станислав красный и злой как черт. Я и того больше: желудок сводит, во рту пересохло до скрипа. На просьбу попить подает мне бутылку портвейна. Отказываюсь. Тогда выбирай – весь портфель забит разномастными бутылками. Откуда? Благодарность за порошок!

Вновь на рынке. Где ночевать?

Врезался в память и тот вечер в подвернувшемся военно-полевом госпитале, что свертывали и закрывали по причине сокращения группировки войск – больных в нем уже не было. Встретили нас как родных, обустроили спальные места, накормили. Завлекли разговорами. А под конец медсестры, что были призваны с гражданки и откомандированы из своих частей, заплакали навзрыд: жалко госпиталь, жалко расставаться. Наш приезд, как повод, к их радости оттянул закрытие и расставание еще на один день!

Назавтра находим местных руководителей, раздаем дозиметры: выделение групп контроля было проведено загодя в Киеве при планировании исследования – для полеводов, для тех, кто в помещениях работает (администрация, школы, библиотеки и т.п.), для детей в детсадах и яслях – само собой. Коллеги берут пробы. Дело сделано! Возвращаемся домой…

В установленное время собрали дозиметры. Ездили уже вдвоем со Станиславом и передали их в ВНЦРМ. Как, собственно, и предполагалось, дозы облучения жителей оказались в пределах допустимых величин, если не сказать, что незначительные, хотя и отличающиеся от чистых районов.

Но вот незадача – один дозиметр показал уровень облучения 1,7 бэр за год. Для того чтобы выяснить, в чем дело, пришлось ехать еще раз. Заходим к председателю сельсовета, отдаем таблицы с расчетными дозами облучения за год. Задаем вопрос об интересующем нас имяреке.

– А, этот!.. Да он дозиметр к хвосту своей коровы подвесил, и она весь месяц с ним проходила!

Доехали до насмешника – умный, злой и задиристый оказался. Посмотрели на корову – рыже-бурая с белым, кстати. С этим и уехали.

Стали готовить этапный отчет по НИР. Все начальники казус с коровьим хвостом выкидывали: «что за ерунда!», «несерьезно!», «артефакт», «одно измерение», какой-то умник… А мы это вставляем в отчет» и пр. Я же настаивал включить все, в том числе и неправильное измерение, а сам казус описать.

Логика моя была простая: уж если корова ходит где угодно, залезая куда ни попадя, то годовая доза ее облучения весьма показательна – явно ни у кого из жителей ее превышать не будет! А это очень важно – понимать разброс от моды, что у большинства, до максимального – в нестандартных случаях.

Смотрели на меня как на яйцеголового американца. И это самый добрый эпитет. Время было уезжать. Настаивать и продавливать – ни времени, ни сил, ни желания…

Общепринятым делом была характеристика, что выдавали военнослужащему по окончании командировки, как и поощрения, если таковых имярек был достоин: выдвижение на вышестоящую должность или правительственная награда. Или одно, или другое. Замполит за вклад в оценку эффективности дезактивационных работ настоял на том, чтобы мне и Станиславу в характеристику включили оба пункта, что сыграло злую шутку. У меня в части это восприняли как «зазнайство» и «самозванство», отсутствие скромности. Хорошо, что скандал не разгорелся. Так я наград государственных «за Чернобыль» и не получил до сих пор.

Вместо эпилога

Уже весной 1989 года из Чернобыля вернулся Александр Сергеевич Татаринов – заместитель командира части по науке, ему досталось закрывать наш чернобыльский центр.

– А, Михаил, если бы я тебя застал – в один или два дня разминулись, то не отпустил бы! Сидел бы со мной до конца!

– Так сказали бы!

– Да не думал, что ты меня не дождешься!

– Зачем?

– Да хотелось с тобою поплотнее поработать…

Видимо, судьба в который раз не хотела отпускать меня из зоны до Нового года, но я как-то вырвался из-под влияния ее зодиакального круга, перепрыгивая с одной орбиты судьбы на другую. Так мне тогда казалось.

Слово за слово. Наконец спрашиваю про итоги нашего исследования с оценкой эффективности дезактивационных работ.

– А-а-а! Так это твоя работа! Кто тебя просил? Я так и почувствовал, что ты! Скандал почти что был.

– Во-первых, не я инициатор, а замполит. Во-вторых, почему скандал? Надо же знать, какие результаты и эффекты.

Как я понял, не рады были большие начальники и руководители получить реальные цифры. (И про цифры эти говорить не буду.) И надо же – Александр Сергеевич начинает мне рассказывать про коровий хвост и дозиметр. Неисповедимы пути твои, Господи! Уточняю цвет коровы…

– И это твоя работа?!

Рассказываю про наши перипетии со Станиславом Говорущенко и про то, как надо мной потешались, когда хотел «хвост» в отчет вставить.

– Знаешь, Михаил, а в итоге именно хвост и дозу коровы и обсуждали как важнейший показатель предельного уровня облучения.

Вот так. Иногда только как разведчик можешь выведать, что из твоей информации сработало.