Академик Фортов: О реформе Академии – без гнева и пристрастия

Рис. 1. Нынешняя схема управления наукой больше похожа на спутанный клубок. Инфографика Михаила Митина по материалам автора

В соответствии с девизом «НГ», помещенным рядом с логотипом газеты, постараюсь подвести предварительные итоги сложного взаимодействия (включая и противодействие) различных сил, ведомств и лиц, принимающих решения, а также менеджеров, принадлежащих к разным школам управления.

Тенденции и тренды

Итоги предварительные, прежде всего потому, что пока рано говорить о количественных и тем более качественных результатах. Но уже видны тенденции, тренды и наблюдаемые проявления реформы Академии – этого сложнейшего и наиболее рискованного предприятия за всю ее почти 300-летнюю историю.

Я не буду касаться драматических моментов принятия закона о реформе РАН. Пресса подробно писала о масштабных протестах ученых, о возникновении движения «1 июля», о публичных выступлениях членов нашей Академии, например академиков Е.М. Примакова и Ж.И. Алферова. Наконец, о бурных обсуждениях реформы на заседаниях президиума РАН и на нашем Общем собрании РАН.

В результате активных и солидарных действий всех ученых страны был принят и подписан президентом России значительно улучшенный вариант закона о реформе. Из исходного (до сих пор остающегося анонимным) проекта были исключены многие, убийственные для науки, «новеллы»: о ликвидации РАН, о лишении академических званий «за ненадлежащее выполнение обязанностей» (вспомним времена, когда «инстанции» настойчиво предлагали академикам исключить академика А.Д. Сахарова), о тотальном подчинении ученых бюрократам. И многое другое, что полностью разрушило бы академическую науку в стране.

Так или иначе, принятый 27 сентября 2013 года сильно измененный вариант законопроекта не только сохранил Академию, но и возложил на нее новые ответственные функции по формированию государственной научно-технической политики, по управлению научными исследованиями, по анализу эффективности всей науки страны и т.п.

Вместе с тем наша наука сегодня финансируется помимо Федерального агентства научных организаций (ФАНО) и РАН пятью основными фондами (Российский научный фонд, Российский фонд фундаментальных исследований, Российский гуманитарный научный фонд, Фонд перспективных исследований и Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере), а также рядом фондов поменьше. И управляется наука сложной и утяжеленной законодательной системой, состоящей по меньшей мере из восьми федеральных законов и нескольких управляющих структур – Совет при президенте РФ по науке и образованию, ФАНО, РАН, Министерство образования и науки РФ и совет по науке при этом министерстве.

Центры управления и компетенции в этом многоугольнике не всегда совпадают. Та или иная структура время от времени заявляет о превосходстве. Отсюда – стремление перетянуть полномочия друг у друга.

Такая разбалансированность системы управления наукой, разумеется, не идет ей на пользу. В этой управленчески не лучшим образом организованной схеме сильно растет энтропия, в первую очередь выражающаяся в лавинообразном увеличении бюрократизации, бумаготворчества и формализма, на что неустанно жалуются ученые. Мы в Академии считаем это «раковой опухолью», скорость роста которой сильно обгоняет все возможные терапевтические и хирургические воздействия.

Глядя на спутанный клубок управления наукой (рис. 1), стоит вспомнить, что в древней Персии при шахиншахе существовал «Совет по целесообразности», выносивший положительное решение о тех или иных действиях только в случае их крайней необходимости.

Позитив

На первом этапе реформы мы вместе с ФАНО двигались по понятной траектории и руководствовались базисным принципом: ученые в институтах не должны почувствовать издержек преобразований.

Этот принцип в целом удалось реализовать. Дали свой результат и попытки прийти к разумному управлению в достаточно противоречивой среде, поиски компромиссных решений, стороны воздерживались от резких действий. Здесь важен фактор времени: надо посмотреть, какие варианты легче и с большей пользой реализуются. Александр I в свое время говорил: «Когда я вижу в саду пробитую тропу, я говорю садовнику: делай дорогу тут». Прокладывание научных троп – естественный процесс, ему главное – не мешать.

В качестве примера эффективного сотрудничества РАН и ФАНО я бы привел работу по конкурсным программам Президиума РАН. В научном плане они формируются и управляются РАН, а финансируются ФАНО. По этой оптимальной схеме взаимодействия Академии и ФАНО сегодня эффективно работают 46 научных программ, 30 программ отделений, которые фактически покрывают весь спектр современной науки. В этих работах занято 10 тыс. ученых из 450 институтов.

К сожалению, финансирование этих программ было в 2015 году непропорциональным образом сокращено, что больно ударило по наиболее ценным и перспективным научным работам. Ведь программы Президиума – это те немногие средства, которые «размазываются» неравномерно, идут не на «инфраструктуру», а на реальную науку. Именно поэтому сокращение этих программ вызвало столь обостренную реакцию ведущих ученых Академии. В целом же совместную работу по научным программам мы считаем хорошим примером для дальнейшего.

Другим показательным примером синхронной работы РАН и ФАНО является работа кадровой комиссии Совета по науке и образованию при президенте РФ, которая рассмотрела уже десятки согласованных отделениями и Президиумом РАН представлений на более молодых кандидатов в директора институтов.

Недавно мы объединили наши усилия с ФАНО, Министерством образования и науки РФ и администрацией президента РФ при рассмотрении бюджета науки на 2016 год. И это сразу же дало положительный результат.

РАН И ФАНО едины в том, что институты при любых пертурбациях должны оставаться в сложившейся системе, которая, по сути, является академической. 

Заработал Научно-консультативный совет ФАНО.

Мы пытаемся, с переменным успехом, решать трудные вопросы медицинского обслуживания, региональных научных центров, аспирантуры и иных возникших в связи с изменением законодательного поля наших общих проблем.

ФАНО разобралось с имуществом Академии. Его оформление и регистрация – дело весьма дорогостоящее. У РАН ранее никогда не было достаточно средств для этого.

Словом, мы прошли двухгодичный период реформ и выполнили значительный объем организационно-технической работы. Но к решению главных – сутевых проблем жизни науки мы только-только приступаем. Эти проблемы хорошо известны: крайняя (до 80%) изношенность научной инфраструктуры; устаревший, часто реликтовый приборный парк; хроническое недофинансирование; запредельный средний возраст работающих ученых; недостаток научной молодежи; нехватка жилья; отсутствие достойного социального пакета и многое другое, о чем Академия и ученые страны говорят уже многие годы. От этих тяжелых проблем не удастся закрыться ворохом бумаг, инструкций, отчетов. Нужны четкие прагматические действия.

«Не умножать сущности»

Поэтому на следующем этапе реформ следует стремиться к тому, чтобы каждый последующий управленческий шаг имел конкретную цель улучшения не на бумаге, не в лозунгах, а в реальной научной работе. Уже 700 лет люди пользуются методологическим принципом, известным как «бритва Оккама» (разные формулировки которого существуют еще со времен Аристотеля): «Не множь сущности без необходимости».

Между тем в возникшей схеме управления наукой (рис. 1) мы как раз и видим нагромождение этих «сущностей». А что в результате? Компетенции ФАНО и РАН во многом пересекаются. Проблема, о которой я не устаю говорить, – центр управления должен максимально возможным образом совпадать с центром компетенции – остается. Управляющие центры не оставляют попытки победить в междоусобной конкуренции, перетягивают друг у друга полномочия, применяя иногда некорректные приемы.

Введенное президентом РФ по инициативе РАН правило «двух ключей» (когда по спорным вопросам разделения компетенций необходим консенсус) в определенной мере пошло на пользу делу. Но эту систему нам еще предстоит совершенствовать.

К сожалению, я не могу сказать, что наши взгляды с ФАНО во всем совпадают или даже близки. И здесь я должен отметить положительную роль вице-премьера А.В. Дворковича, которому удается урегулировать не всегда простые проблемы наших отношений.

ФАНО, например, направило в институты письмо фактически с запретом институтам отвечать на запросы РАН. Это теперь возможно только через агентство, если последнее решит, что запрос правомерен. В письме буквально сказано: «РАН принимает участие в оценке результативности деятельности научных организаций, подведомственных ФАНО России... только после принятого ФАНО России соответствующего решения и направления письма в РАН». Это недальновидная попытка разорвать нити, связывающие институты с РАН, и первым свои следствием она имеет всплеск бумажной волокиты.

Бюрократическая лавина

Уровень доверия граждан Российской академии наук (2013–2015)

Мы хорошо помним, что одним из базисных лозунгов реформы был: «Освободим ученых от несвойственных для них функций, пусть они занимаются своим прямым делом – наукой, а административную нагрузку возьмут на себя управленцы».

Увы, сейчас этот благой тезис на практике явно не срабатывает. В четыре-пять раз возросло количество запросов, инструкций, совещаний, около- и вненаучной переписки. Она обрушилась на ученых как лавина, не оставляя времени для творческой работы, убивая инициативу, выталкивая молодежь из науки и в конечном счете подрывая нашу конкурентоспособность.

Всех поразил уникальный пример бюрократического творчества ФАНО – логарифмическая формула для расчета зарплаты директора академического института:

где N – численность работников института; 

F – размер денежных поступлений из всех источников.

В этой формуле нет ни единого знака, относящегося к науке, а ее анализ показывает, что, как бы директор ни работал, логарифм сгладит его усилия, нивелирует по зарплате. Например, директор института с 1000 сотрудников будет получать зарплату лишь в полтора раза больше, чем директор института, в котором всего 10 сотрудников.

Мы видим, что бюрократизация – один из врожденных дефектов реформы. Если с прежней системой РАН решение профессионалов из Президиума РАН по развитию того или иного научного направления поступало вместе с ресурсами прямо директорам и профессионалам в научных институтах, то сейчас между ними возникла прослойка ФАНО, сотрудников которого надо еще убедить в необходимости этой научной работы. А это – горы бумаг и потеря времени. Поэтому созданная система организации науки потеряла динамику, стала неповоротливой. Здесь впору следовать шуточному совету Германа Грефа по подъему нашей экономики – не пускать бюрократов как минимум два года на работу.

ФАНО на данном этапе пытается решать сложные проблемы организации науки на основе формализованных процедур и инструкций. Но наука развивается на основе свободы поиска, на открытости, экспертизе, проводимой учеными, в их дискуссиях. Нам всем пора приступать к реальным действиям по развитию, а не по формализации науки.

Не мешать работать

К сожалению, по мере развития реформы возникают и иные сложности.

Внезапно директорам институтов объявляют о том, что налоги будут взыскивать не из бюджета, а из внебюджетных доходов институтов. К чему это ведет? Как только заказчики узнают, что они должны будут фактически содержать имущество академических организаций, платить налоги, их интерес к институтам резко уменьшится. Происходит разрушение научно-производственного комплекса, а ведь наша цель – наоборот, его создание и укрепление.

Другой пример – проводимая без участия РАН работа по центрам коллективного пользования.

Еще один – перетягивание на себя международных связей. А как, скажите, работать в рамках множества договоров, заключенных нашей страной с неправительственными научными организациями?

В этой ситуации я бы воздержался от шагов, не дающих ясного, видимого, ощутимого положительного эффекта для ученых. Именно для ученых, а не для тех, кто сейчас управляет ими. Как здесь не вспомнить слова академика П.Л. Капицы: «Руководить – значит не мешать людям работать!»

Снижение разнообразия

Много усилий потребовала отработка приемлемых для РАН и ФАНО механизмов реструктуризации институтов, начатая без участия РАН и приведшая к серьезным ошибкам на начальном этапе. Хорошо, что удалось многое поправить. Так, правительство РФ отказалось объединить физику твёрдого тела с микроэлектроникой. Вице-премьер Аркадий Дворкович отменил приказ ФАНО от 30 июня 2015 года о реорганизации Института физики твердого тела (ИФТТ РАН) «в форме присоединения к нему» академического Института проблем технологии микроэлектроники и особо чистых материалов (ИПТМ РАН).

Мотивация реструктуризации проста: институтов слишком много, ими трудно управлять, в каждом есть штат администрации и технического персонала, что невыгодно с экономической точки зрения, следовательно, надо сократить число бюджетополучателей путем слияния академических институтов. Финансовые операции, возможно, действительно производить легче, но от этого страдает живой организм науки.

С точки зрения теории управления (ученые это хорошо знают) значительно лучше повысить сложность управляющего органа и не терять разнообразия, которое и составляло силу Академии наук: региональные отделения, разные институты, различные подходы.

Академия считает, что при реструктуризации (там, где она необходима) следует исходить только из научной целесообразности и только после завершения масштабной смены «возрастных» директоров, полной проверки работы институтов и оценки правильности принятых решений по пилотным проектам. Именно после, а не до.

В этой ситуации особую тревогу вызывает реструктуризация в регионах. Региональная наука находится под угрозой «атомизации», потери управляемости и поспешной, часто идущей мимо региональных научных центров и отделений.

Более того, к нам постоянно поступает информация о желании региональных и центральных вузов прибрать к рукам академические институты, с тем чтобы повысить свой не слишком высокий рейтинг.

Следует ускорить создание региональных научных центров как подведомственных РАН структур и отложить реструктуризацию сети региональных НИИ до завершения пилотных проектов. В этом мы нашли понимание и поддержку президента страны.

Сейчас методом проб и ошибок, кажется, найден приемлемый механизм реструктуризации, учитывающий мнение научных коллективов, отделений и Президиума РАН и ФАНО. Хотя не все перечисленные факторы удается учесть в полной мере.

Реакция ученых

Коснемся болезненного вопроса об отъезде специалистов за границу. По данным академика Виктора Антоновича Садовничего, за последние годы из страны уехали 16 тыс. докторов наук, а осталось 26 тыс. Но возникла и своего рода «внутренняя эмиграция» из системы ФАНО–РАН. Некоторые научные коллективы все же отделились от реформируемой системы институтов, и молодые ученые, воспитанные в институтах, предпочитают не уезжать работать за границу, а перейти в коллективы, оказавшиеся в других ведомствах, главным образом из-за бюрократизации научного процесса, которая становится запредельной. Поэтому РАН и ФАНО придется вместе вести серьезную борьбу за единство и целостность нашей академической науки в новом формате.

В связи с намеченными на осень следующего года масштабными выборами новых членов объединенной РАН нам в Академии предстоит большая и содержательная работа. Из-за реформы выборы не проводились пять лет, что заметно увеличило и без того почтенный средний возраст членов Академии. Сейчас мы очень рассчитываем на приток молодежи.

Важным шагом представляется нам введение звания профессора РАН как промежуточной ступени перед званием члена-корреспондента РАН.

Продуманы и поддержаны президентом страны возрастные ограничения для претендентов в члены Академии.

Самое главное, доверие граждан к Академии за годы реформы нисколько не упало. И это несмотря на оголтелую пропагандистскую кампанию против Академии наук. По данным РОМИР (рис. 2), оно стабильно держится на уровне выше 60% в верхней группе государственных институтов. Мы обязаны оправдать доверие граждан и сохранить РАН как ведущую научную организацию страны!

Мы должны видеть, что реформа принесла нам не только серьезные потрясения, но и открыла новые интересные возможности.

Наша задача – принять этот вызов и сделать все необходимое для эффективной реализации новых масштабных задач.