Батиметрическая карта Северного Ледовитого океана и прилегающих морей.
Источник: "Загрязнение Арктики: доклад о состоянии окружающей среды Арктики", 1998
Юлдуз Халиуллин: Еще несколько слов в отношении геополитики. По Северному Ледовитому океану, по дальневосточным морям проходит более 20 тысяч километров границы России. Обширные пространства Норвежского, Гренландского, Баренцева, Карского морей делают всю страну открытой для «томагавков» – крылатых ракет, которые находятся на американских подводных лодках. Каждая такая подводная лодка несет 12 ракет. Я уже не говорю о ракетно-космическом значении этого района с точки зрения обеспечения безопасности нашей страны.
Многополярный мир становится для нас приполярным миром. Почему министры иностранных дел пяти арктических стран – США, Канады, Дании, Норвегии и России – впервые недавно собирались в Гренландии? Они не хотят, если говорить по-простому, пускать в Арктику других охотников за арктическим пирогом. Это естественно. Последний пример. Несколько недель назад о чем разговаривали премьер-министр Норвегии и председатель правительства России Владимир Путин? О клочке земли в Баренцевом море. Но это какой клочок – 10 миллиардов тонн углеводородов!
Андрей Ваганов: Это очень важное замечание, по-моему. В связи с этим, Роберт Искандерович, а какова перспектива, что ООН положительно рассмотрит заявку России на часть арктического шельфа? И как долго это рассмотрение может длиться?
Роберт Нигматулин: По оценке наших специалистов, без данных о глубоководном бурении ооновская комиссия не пойдет нам навстречу. А у нас нет судов, с которых можно было бы осуществить такое бурение. Значит, мы должны вступать в международные программы. Эти программы носят сугубо научный характер, и нам придется оплачивать свое участие в них. Но нам необходимо стимулировать такого рода исследования. Без этого мы никуда не денемся.
Работа была сделана большая – и Министерством природных ресурсов, и НИИ океанологии. Но, как сказал вице-президент РАН Николай Павлович Лаверов, после того как пробурили Кольскую сверхглубокую скважину, выяснилось, что все модели геологического строения подземных глубин, основанные на геофизических методах исследования, оказались неверными.
Леопольд Лобковский: Нам надо взять пробы хотя бы с глубин несколько километров под дном океана, чтобы доказать принадлежность арктического шельфа территории России. Хороший пример – известный океанический хребет Ломоносова. Это линейный хребет, который соединяет шельфовую территорию России и Дании. Поэтому с таким же успехом и Дания говорит, что это их хребет.
Но, в общем, все серьезные эксперты согласны, что хребет Ломоносова – продолжение российского шельфа. Спор идет только том, какова его природа: это континентальный хребет или океанический? Например, остров Исландия – это чисто океанический остров, базальтовый. Или Гавайские острова – тоже чисто океанического происхождения. И таких объектов в Мировом океане много.
Хребет Ломоносова, конечно, континентальный. Специалистам по тектонике плит это ясно и без глубоководного бурения. Речь идет скорее о Восточной Арктике, где есть хребты Менделеева и Альфа. Они более сложной формы, чем хребет Ломоносова, нелинейные. Там вопрос непонятный в принципе. Существуют пять или семь гипотез по поводу природы хребта Менделеева. Там могут быть и чисто океанические структуры, образовавшиеся больше 100 миллионов лет назад. Чтобы сказать, что хребет Менделеева имеет континентальное происхождение, надо пробурить хотя бы на несколько километров. И это будет исчерпывающее доказательство.
В нашей «Стратегии развития Арктической зоны», подписанной президентом Медведевым, сказано, что необходимо решать проблему юрисдикции нашего расширенного шельфа. Ставится задача решить эту проблему к 2014 году. Как раз в 2014 году будет рассматриваться наша заявка на расширение национальной шельфовой зоны. Есть большая доля вероятности, что международная комиссия опять скажет, что данных недостаточно. Повторю: одних только геофизических данных здесь мало, нужны данные глубоководного бурения. Без этого мы не обойдемся.
Роберт Нигматулин: И это понимаем не только мы, в России. Сейчас Германия вошла в активную фазу обсуждения проекта строительства судна ледокольного типа для глубоководного бурения – «Aurora Borealis». Стоимость проекта – почти миллиард долларов.
Михаил Флинт: Вот здесь-то и будет сказываться тот самый важный аспект, о котором мы уже говорили выше: кто вложил, тот и будет иметь┘
Роберт Нигматулин: Даже если вы скажете и докажете, что это моя территория. Вот Штокмановское газовое месторождение, лежащее в пределах российской 200-мильной зоны, например: все равно же мы нанимаем иностранные компании для разработки этого месторождения – французскую Total и норвежскую Norsk Hydro. Сами-то не можем.
Михаил Флинт: Мне кажется, что это вложение в строительство нового приспособления – судна для исследования Арктики «Aurora Borealis» для нас кажется гигантским. Официально заявлено - миллиард долларов, а это значит, что вы смело можете к этому прибавить еще половину, когда начнется строительство. И причем проект «Aurora Borealis» инициирован страной, которая не имеет прямого выхода к арктическому шельфу. Это совершенно четко показывает геополитические претензии этой страны.
Роберт Нигматулин: Конечно, Германия одна не потянет такой проект. Поэтому она приглашает к его реализации все европейские страны. В том числе и Россию. И мы будем участвовать в этой программе. Но не в самом строительстве этого судна, а в реализации научных программ с использованием этого ледокольного и «бурильного» судна. А вообще-то Россия сама должна была бы строить такое судно. Если сравнить стоимость такого бурильного ледокола с безумными тратами на футболистов и другие увеселения, то она сравнима с расходами на футбольную команду.
Андрей Ваганов: Как бы там ни было, придется признать, что ООН так или иначе будет, что называется, тянуть резину с признанием прав России на расширенную часть арктического шельфа. Если перспективы для России в одиночку в собирании доказательной базы глубоководного бурения не очень радостные, скажем честно, то, может быть, разумно было бы создать некую «Арктическую Антанту», включая Россию?
Роберт Нигматулин: Прежде всего я хочу заметить, что перспективы нерадужные только в силу того, как у нас в стране распределяются ресурсы. Если же распределение ресурсов удастся сделать в интересах народа, все можно будет доказать. Денег в стране – огромное количество, просто они не туда идут.
А что касается международного сотрудничества, голос России будет тогда громко слышен, когда она будет сильной. Не только в военном отношении, но и в отношении ресурсов, которые она вкладывает в этот регион. То есть не только политическими разговорами будут решаться эти вопросы.
Разделение арктической зоны между странами – это только часть дела. Даже если все границы будут установлены с максимальным учетом законных интересов России, то все равно выгоды получат те страны, которые будут реально эксплуатировать ресурсы этой зоны. А эксплуатировать – это значит создавать технологии, готовить кадры┘ Кто будет в это вкладываться, тот и будет в выигрыше.
Михаил Флинт: Мысль об «Арктической Антанте» вообще-то здравая и разумная. Но внутри этой «Антанты» противоречия обострены до предела. Посмотрите только историю наших взаимоотношений с Норвегией по поводу острова Шпицберген. Две страны из этой потенциальной «Арктической Антанты» десятилетиями борются за клочок земли, доходя до самых агрессивных форм борьбы, на грани.
Юлдуз Халиуллин: Я хотел бы все-таки вернуться к вопросу о погружении наших глубоководных аппаратов «Мир» на Северном полюсе. Это подтолкнуло многие приполярные страны к возможности международного сотрудничества при освоении Арктики. Эта экспедиция, организованная Институтом океанологии имени Ширшова, дала символический импульс к тому, что надо все-таки заниматься Арктикой.
По последним оценкам западных экспертов, стоимость всех основных видов полезных ископаемых России составляет около 30 триллионов долларов. А США – около 10 триллионов долларов. Но что важно, 75% разведанных полезных ископаемых находится на Севере России. Баренцево и Карское море – 60–70 миллиардов тонн разведанных запасов газа. В этом – значение Арктики для России да и для всего мира. Я уже не говорю о том, что 100% разведанных запасов по никелю, кобальту, танталу, олову, ниобию и редкоземельным металлам – все находится на Севере России. Отсюда очевидно значение Севера и Арктики. Это абсолютно важный элемент любой государственной политики.
Михаил Флинт: К сожалению, должен сказать, что международное сотрудничество в Арктике – это болезненный момент для нашей страны. С первой половины 1990-х годов сотрудничество все стран, поименованных здесь и непоименованных, – таких как Китай, который построил специальный ледокол, вложил средства в Международный арктический центр на Аляске, – сотрудничество это достигло очень хорошего уровня.
К огромному сожалению, Россия вовлекается в это сотрудничество в очень малой степени и очень эпизодически. А для того чтобы быть вовлеченным в это сотрудничество, особенно для арктической страны, нужна одна простая вещь: открыть большую часть своей акватории для международных исследований. Арктика должна исследоваться как единое целое. Я могу организовывать экспедиции в прибрежную зону Соединенных Штатов Америки, но я не могу даже представить возможность полноценной работы международной экспедиции в 12-мильной или шельфовой зоне России. И это мешает нашей стране войти в научный консорциум.
Леопольд Лобковский: «Стратегия развития Арктической зоны» принята, и те ограничения, о которых говорит Михаил Владимирович, связаны прежде всего с вопросами сохранения оборонных секретов нашей страны. Военные не допускают изучения наших прибрежных зон исходя из того, чтобы наши «партнеры» по НАТО не знали, например, деталей рельефа. Если НАТО сможет сделать свою базу данных по рельефу, это значит, что их подводные лодки прекрасно смогут ориентироваться в наших водах. Более того, они могут сделать лучше нас, ведь мы еще не имеем такой базы данных по рельефу.
Все упирается не столько в расширение границ шельфа, сколько а в технологическую возможность добычи ресурсов этого шельфа. Даже если допустить, что комиссия ООН согласится с доводами России в пользу расширения ее арктического шельфа, ну и что? Ровным счетом ничего не изменится, потому что мы сейчас не способны добывать ресурсы в Арктике, у нас просто нет таких технологий, их созданием никто сейчас не занимается. Штокман, где почти 3,5 триллиона кубометров газа, – яркий тому пример. Этот супергигант известен давно, десятки лет идут разговоры, как добывать этот газ, и наконец принимается решение┘ пригласить две высокотехнологичные западные компании к разработке этого месторождения.
А мы все больше увлекаемся некоей виртуальной экономикой, в развитие технологий почти не вкладываемся. Это значит, что иметь свои собственные платформы для глубоководного бурения мы не будем в обозримой перспективе.
Андрей Ваганов: Так, может быть, и хорошо, что пока мы не сможем сами добывать тот же газ Штокмановского месторождения? Пусть эти 3,5 триллиона кубов и хранятся как неприкосновенный запас. Законсервировали же американцы добычу нефти у себя в Техасе. Зачем обязательно нужно начать добычу газа на Штокмане именно к 2015 году? Тем более сегодня мы видим, что «Газпром» не знает, куда девать уже имеющийся газ.
Роберт Нигматулин: Это правильная постановка вопроса – зачем спешить разрабатывать свои ресурсы. Но готовность к этому нужна. Мы ведь сегодня полностью зависим от экспорта. А от этого зависит и количество импортированных товаров – телевизоров мы не делаем, пылесосов не делаем, самолетов не делаем┘ Штанов не делаем, мясо, овощи, фрукты закупаем! Все надо оплачивать. А оплачивать мы можем только выручкой за экспорт наших ресурсов.
Но в то же время, повторяю, мы должны быть готовы к освоению и Штокмана, и Сахалина. Хотя не надо спешить с вывозом этих ресурсов. А уж если вывозим их, то выручку от продажи вкладывать не на увеселения, а на строительство новых заводов, на реконструкцию производственной базы государства.
Андрей Ваганов: Мы много говорили сегодня о значении Арктики в геополитике, в разных ее аспектах. Но почему именно Арктика, а не Антарктика? Ведь если мы соберем такой круглый стол по Антарктике, наверняка будут не менее веские аргументы в пользу того, что Россия должна вкладываться именно в освоение ледяного континента. Существуют оценки, что в Антарктиде есть и железная руда, и углеводороды. В конце концов Антарктика – это гигантский резервуар пресной воды, что немаловажно. И вообще это целый континент в отличие от Арктического региона. Почему именно Арктика на первом месте, почему именно она – самая «горячая» точка?
Роберт Нигматулин: Арктика – это наша территория. И в Антарктику надо вкладывать. Более того, надо и в Луну вкладывать. И все это есть то, что называется «национальная мощь». Нам нужно в России уменьшить траты на увеселения и перенаправить ресурсы, получаемые от вывоза наших полезных ископаемых, на исследования и создание будущих технологий. Арктика – это ресурсы будущего для нашей страны.
Но даже дележ арктического пирога – это вторично. Первична способность нации работать на этих территориях. Арктика – это место работы для людей русской науки и техники, российской культуры и российской цивилизации.
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
