Таблетка от неопределенности

Лето – время отдыха и потому, например, темой июльско-августовского номера журнала «Станиславский», который издает «НГ», был выбран смех, вернее, смешное: что сегодня смешно, какие комедии мы выбираем, почему из нашей жизни уходит опасный смех, оставляя территорию веселью безмятежному. Об этом – разговор с известным психологом Вадимом Петровским. О смешном. Вадим Петровский – доктор психологических наук, профессор кафедры психологии личности МГУ им. М.В.Ломоносова, профессор Московского психолого-педагогического университета и профессор Государственного университета – Высшая школа экономики.

– Вадим Артурович, в России за последние годы появилось много юмористических проектов – на телевидении, в театре, в кино. Начиная от всем известных Comedy Club, «Хороших шуток», «Наша Russia»... С чем это связано, по-вашему?

– Действительно, вырос такой луг, где расцвело очень много цветов, но и сорняков тоже немало.

Долгое время была пустошь. И только одиноко росли фантастические, благоухающие цветы – потрясающие юмористы, которых и юмористами-то не назовешь. Абсолютно гениальный Жванецкий, очень талантливый Арканов, Альтов и многие другие. Но есть и совершенно невозможные программы. Они тоже находят свой отклик, свою аудиторию. Я слышал от одной пожилой женщины, что, конечно, Петросян – это да, а Жванецкий – что там интересного.

Страна истосковалась по чему-то, не являющемуся политикой, экономикой, а являющемуся просто источником живого ощущения жизни. И юмор как раз удовлетворяет эту потребность жить. Философы, психологи говорят о том, что помимо сатиры, иронии, сарказма, которые были так важны в доперестроечное время, есть еще живой смех, живое веселье или смех радости. Никто ни над кем не потешается, не издевается, не унижает, не высмеивает. Именно смех радости продлевает нашу жизнь.

Замечательный философ Михаил Бахтин, занимавшийся проблемами эстетики, говорил: «Юмор – это зона контакта между людьми». Контакта, который всех уравнивает в звании, точнее, всех лишает звания, статуса, социальной роли. Смех – это единственная сила, которая может объединить. Нас разделяют на богатых и бедных, тех, кто извлекает что-то и тех, кто является донором для этого извлечения, умных и необразованных, молодых и старых... Юмор – один на всех и карнавальное ощущение жизни даровано нам исключительно смехом. Поэтому в нашем обществе, которое все больше и больше расслаивается, есть нечто такое, что позволяет нам объединиться. Долларовый миллионер будет рассылать эсэмэски с анекдотами своим знакомым, которые совсем не так богаты, как он. И это – пространство смеха.

– Возможно, современные люди, жители больших городов, боятся отрицательных эмоций, стараются оградиться от них. И такие привычные эмоции, как грусть, печаль, отчаяние, воспринимаются как начало психических расстройств?

– Мне нравится эта гипотеза. В любой мало-мальской печали и грусти люди усматривают корень депрессии и боятся этого. И для того чтобы уйти от этой тревоги, смотрят юмористические передачи. В этой логике передача – это антидепрессант. Зрелищный, массовый антидепрессант. Я бы сюда еще отнес следующее.

Если раньше, в доперестроечное время, юмор, смех служили способом обойти цензуру, давление государства, высказать в той или иной форме свой протест, тем самым облегчить некое напряжение, освободиться от агрессии, от обиды, то сейчас действительно функция юмора меняется. Люди отодвигают от себя некую травму, возможно даже иллюзорную. Это очень интересно. В таком антидепрессанте люди действительно могут нуждаться в силу того, что современная жизнь связана с большой неопределенностью.

Некоторые любят неопределенность, например творческие люди в ситуации неопределенности чувствуют себя лучше, чем люди ригидные, целевые, деловые.

А есть нетерпимые к неопределенности. Они воспринимают непредрешенность исходов своих действий как опасность, угрозу. Они действительно должны замещать это чем-то, и как раз низкопробный юмор в этом случае – это прекрасная таблетка от неопределенности.

– Есть такое направление в психологии – позитивная психология. Наиболее распространена в Америке. И это понятно – там люди всегда счастливы, улыбаются. Может быть, это и правильно. Лучше я буду всегда счастлива, зачем мне печаль, грусть...

– Как бы вы перевели слово luck?

– Удача.

– Я бы сказал так – это способ luckировки. Лакировка своих проблем, трудностей. Лакировка жизни. Опросы показывают, что 70–80% американцев считают себя счастливыми. Но многие россияне, которые оказываются в Америке, ощущают какой-то дефицит. Многие из них могли бы сказать вслед за Пушкиным – «духовной жаждою томим». В ситуации, когда они себя чувствуют в некой пустыни общения, когда есть только семейный уклад, есть работа, есть праздность, просмотр как раз беспроблемных юмористических передач играет компенсирующую роль. Там они очень развиты и оттуда пришли к нам.

Беспроблемный юмор – это уход, потрясающий уход от решения проблем. Почему бы и нет. Какие проблемы у муравьев?

– Настоящей комедии не может быть без настоящей трагедии. У нас ведь нет сегодня спроса на трагедию как жанр. Что вы на это скажете?

– А я на это скажу словами Михаила Жванецкого: «Большая беда нужна». Да, Эсхила у нас нет. Но юмора в жизни не так уж и много. Поэтому он перекочевал на эстраду, на экран. Трагедий в жизни хватает, и люди инстинктивно защищаются от трагедий, которые преследует их по пятам. Это нормальный защитный механизм.

Настоящая комедия всегда несет в себе подтекстом трагедию. И всегда представляет собой способ изживания трагического. Мера отягощенности людей реальностью со всеми проблемами, которые присутствуют, и мера легковесности тех фильмов и передач, которые они смотрят на экране, находятся в некоем балансе, есть какое-то равновесие комического и трагического. Было бы любопытно посмотреть, какие передачи смотрят хирурги.

Одна из самых важных функций смеха – это снятие социального напряжения. И я вижу востребованность такого смеха в том, что существует большое социальное напряжение в разных формах. Необходимо перестраивать сознание в других условиях. Формируется совсем другое общество. И во время кризисов естественно возрастает социальное напряжение. И это обилие смеха на экране выполняет компенсаторно-защитную функцию, создает искусственные гедонистические стимулы, в которых человек нуждается.

Видели ли вы когда-нибудь такую вещь – мешочек со смехом – устройство, которое хохочет? Сейчас половина смеха на телевидении и радио – это смех в мешочке. Смех, подсказывающий, где смеяться. Это просто заражение смехом, который вызывает физическую разрядку.

– Смех эротичен?

– Почему щекотка порождает смех? Это телесный контакт, причем очень часто затрагивающий эрогенные зоны. Например, если дотронуться до колена девушки, она подпрыгнет и засмеется. Фрейд говорил – мышечная эротика. Я стал думать, не является ли смех определенным сигналом эроса. Кстати, смех и плач в сексе – это вещи созвучные. Мой тезис заключается в том, что смех – это призыв к сексу.

Смеющиеся люди притягивают других, и возникает некое групповое действо. Я эту версию эмпирически не проверял, но думаю, что можно в условиях специальных экспериментов доказать, что смех эротизирует. Люди, сидящие в темном зале, коллективно смеются над глупостями. Знаете, как дети называют гениталии? Глупости. Вот когда люди смеются над этими глупостями, они вступают в некое соитие друг с другом. Это соитие на самом деле несет в себе эротическое начало. Это пробуждение и реализация в особой форме либидо. И вот смех в мешочке – это усилитель этого животного, от живота идущего смеха. Это акт, коллективное соитие.

Таким образом, внутри смеха существует бессознательный компонент, который тоже выполняет очень важную гедонистическую функцию.

Или, например, черный юмор. Страшный сюжет помещен в некую новую форму, которая сама по себе воспринимается людьми как условность, культурный знак. И мы отстраняемся от этого тяжелого события. Комическое – это знаковое отождествление того, что неотождествимо. Но если мы имеем дело с совмещением несовместимого в жизни, то нам совсем не смешно. Например, вы идете по коридору и видите женщину огромного роста, худющую, с торчащими руками и вывернутыми ногами. Вам не смешно, но вдруг понимаете, что это кривое зеркало, и начинаете смеяться. И юмор, комическое – это культурный знак для обозначения того, что рассматриваемый предмет помещен в знаковую плоскость.

– Как будет развиваться юмор, комическое? Ваш прогноз.

– Американская западная культура подарила нам очень много психотерапевтических образцов юмора. Но она же иногда порождает, например, фильмы, вызывающие смех у людей, которых на мякине не проведешь. На Западе существует многообразие комического. По-моему, американская система комического в значительно большей степени психотерапевтичная, чем развивающая.

Что касается российского общества, я абсолютно уверен, что ситуация будет иной. В конечном счете Россия будет жить как более культурная, более развитая страна, и юмор психотерапевтической ориентации займет подобающую ему нишу. Вот в это хотелось бы верить.