Дмитрий Данилов
Он сознательно избегал любого намека на так называемый успех. Фото Екатерины Богдановой
Ушедший от нас Мирослав Маратович Немиров (1961–2016) для меня очень много значит. Это человек, который привел меня в литературу. Практически за руку. Он первым из серьезных, «настоящих» литераторов заметил меня, разглядел в моих скромных писаниях что-то «такое». Честно говоря, если бы не он, у меня были бы хорошие шансы оставаться сейчас успешным, популярным автором сайта «Проза.Ру».
Мы познакомились летом 2002-го через сайт Topos.ru, где Мирослав и его жена Гузель заведовали худлитом (если я правильно помню). Я отправил туда пару рассказов, и они Немировым неожиданно понравились. Мирослав пригласил меня на учредительную тусовку Товарищества Мастеров Искусств «Осумасшедшевшие безумцы» («Осумбез»), которая проходила в клубе «Морисвиль» на Бауманской. Там мы и познакомились. Помню самые первые его слова, сказанные мне: «Здравствуйте, очень приятно, прочитал ваши рассказы, мне понравилось, в общем, давайте общаться, присоединяйтесь к нашему движению и приезжайте в гости, поговорим и все обсудим». (У него при говорении этих слов был очень респектабельный вид – вообще Слава, когда надо, умел быть солидным, как ни странно.) И тут же широким жестом принял меня в только что образованный «Осумбез».
Так я познакомился с Андреем Родионовым, Севой Емелиным, Софронием, Данилой Давыдовым, Володей Нескажу, Сергеем Соколовским, Германом Лукомниковым и еще со многими прекрасными людьми, а потом и вовсе практически со всеми, если так можно выразиться. Начались совместные выступления, публикации, в общем, процесс пошел. А если бы он тогда не пошел, то – см. выше про успех на сайте «Проза.Ру».
Помню свой первый приезд в гости к Немировым, в их тогдашнюю квартиру в Королеве. Это было в ноябре 2002-го. Немиров сразу сказал: «Не раздевайся, пошли за водкой сходим». Пошли в ближайший магазин, купили. Пока ходили, говорили как-то односложно, была какая-то скованность. Потом пришли, выпили, разговорились. В результате я провел у Немировых сутки – мы говорили всю ночь, потом немного поспали – и говорили еще до вечера. Немиров обладал удивительным даром говорить о литературе одновременно просто и максимально содержательно. Он и о себе много рассказывал, и меня обо мне расспрашивал, оказался очень заинтересованным собеседником, не тянул одеяло на себя. Узнав о том, что я в 90-е торговал чаем вразнос, сразу загорелся: «Тебе обязательно надо об этом написать!» Я сначала как-то скептически и даже иронически к этому отнесся, а где-то через месяц уже начал писать «Черный и зеленый».
В общем, это было для меня каким-то очень важным общением, и не только и даже не столько в содержательном смысле. Помню, как сразу после этих суток у Немировых поехал в ЦДХ на книжную ярмарку Non/fiction. Бродил там среди стендов и испытывал какое-то в высшей степени нелепое и столь же ценное ощущение, что я теперь в этом литературном мире не посторонний. То есть весь этот суточный разговор имел для меня какое-то инициатическое значение.
Потом, после 2005-го, когда «Осумбез» стал естественным образом угасать (такие объединения долго не живут), мы с Мирославом практически перестали общаться в «реале», а до недавнего времени и вовсе несколько лет не виделись – и из-за его тяжелой болезни, и вообще как-то так обстоятельства сложились, не было поводов.
Мирослав Маратович покидает нас в статусе не общепризнанного, увенчанного лаврами поэта, эссеиста и т.д., а культового, известного не то чтобы в узких, но все же ограниченных кругах. Так получилось исключительно потому, что он сам этого хотел, сам сознательно избегал любого намека на так называемый успех. Он всю жизнь придерживался несколько странной, несовременной и, как мне раньше казалось, даже дурацкой стратегии «быть в андеграунде» – в ту эпоху, когда никакого андеграунда как такового уже давно не было. В результате вместо многих солидных томов, изданных «НЛО» или «ОГИ», мы имеем несколько маленьких книжечек стихов, изданных питерским «Красным матросом» и собственным немировским домашним издательством «Немиров». Его гигантское эссеистическое наследие («Все о поэзии», «Тюменщики» и множество других текстов) остается неизданным и висит фрагментами тут и там в Интернете.
Но это вовсе не случай «трагической незамеченности». Нет, он сам так хотел. И теперь, уйдя из нашего непростого мира, он своим уходом фактически устранил препятствие для серьезной публикации его многочисленных текстов. Я очень надеюсь, что это случится в обозримом будущем.
Вообще Немиров относился к той немногочисленной, избранной категории людей, которые прожили жизнь так, как им самим хотелось. И это следует считать максимально возможным в этой жизни успехом. И ему еще очень сильно повезло в жизни: с ним до его последнего дня была любящая и преданная жена – Гузель. Такая удача мало кому выпадает.
Так что все у него было на самом деле хорошо. По большому счету. За вычетом тяжелых болезней и бедности. Но этого мало кому удается избежать. А так – хорошо человек прожил свою жизнь. Так, как он хотел.
Последний раз мы со Славой виделись недавно, 14 декабря прошлого года, на церемонии вручения Григорьевской премии в Петербурге. Недолго, но как-то очень тепло поговорили. Он сказал мне много добрых слов, но, по своей привычке, попенял мне на то, что я «продался литературному истеблишменту» (это у него было таким ритуальным упреком в мой адрес). Выпили немного водки. На прощание обнялись – в первый и, как оказалось, единственный раз.
Это было хорошее прощание.
Мирослав, покойся с миром. Я никогда на забуду того, что ты для меня сделал. Мы все тебя любим и помним.
