«Новейшая Российская История живет и дышит в этой книге», – объявляет с порога создатель романа Эдуард Лимонов (интервью с ним, где писатель сам разъясняет свою позицию см. в прошлом номере нашей газеты – “НГ-EL”), ибо он видит в каждом своем акте нечто историческое. Минимум повод для срывания масок: «Что есть соединение мужчины и женщины: он проталкивает в ее кишку свой «жезл». Кишка, конечно, кишка, а что это еще? Влагалище – не что иное, как кишка». Глубоко копает. Или высоко взлетает: «Совокупление есть преодоление космического одиночества человека, точнее биоробота, каковым является человек». Жаль только, космическое одиночество не одолеть союзом «жезла» и «кишки», оно преодолевается только красивыми сказками, которые влюбленные сочиняют друг о друге, друг для друга. Сказками настолько воодушевляющими, что смерть любимого часто бывает не так мучительна, как гибель сказки. Про смерть можно сочинять что-то красивое и дальше, а измена, унижение обесценивают даже прошлое.
Впрочем, все прозрения и разоблачения принадлежат не автору, а главному герою, которого младшие соратники по оппозиционной деятельности за глаза называют Дедом. Возможно, тонкие знатоки сумеют отличить Деда от самого Эдуарда Лимонова, хотя все прочие творцы истории носят имена реальных оппозиционеров: Немцов, Хакамада, Каспаров, Рыжков, Удальцов, Навальный, а Дед урезан до «…арда …иновича». Зато путь в революцию лимоновского Деда не менее символичен, чем путь горьковской Матери. Ниловну «трогали эти молодые, честные, трезвые, уходившие в тюрьму с улыбками на лицах; у нее возникала жалостливая любовь матери к ним», – Дед, по его признанию, никогда никого не жалел, хотя, надумав баллотироваться в президенты, докатился до того, что пообещал народу постараться быть добрым правителем (как будто возможно удерживать в повиновении миллионные массы, не используя сильных для подавления слабых). Ниловну пленяют люди, светящиеся какой-то сказкой о светлом будущем: «Порой за словами, отрицавшими Бога, она чувствовала крепкую веру в него же», – у Деда нет Бога, кроме Деда, а Лимонов пророк его, и сказку он творит исключительно о самом себе: «Он, рассматривавший свою жизнь как миф, нечто среднее между мифом о Геракле и мифом об Одиссее, понимал, что так нужно, нельзя же, чтоб совсем безлюдно, все эти персонажи странников и легионеров так же нужны в драме, в трагедии его жизни».
В художественном отношении «Мать» есть шествие на котурнах плоских светлых личностей среди довольно колоритного мрака, «Дед» же – жесткий очерк, силой впечатления гораздо более обязанный материалу, чем автору. «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и дурных поступках, – следствие чувства превосходства, быть может, мнимого», – Лимонов обожает шокировать откровенностью.
Разумеется, ходить на несанкционированные митинги довольно опасно – можно и получить по голове или по ребрам, что с ним и случалось, и все-таки гордость у него всегда перевешивала страх. Но когда Дед всерьез уподобляет себя ранним христианам, отдаваемым на съедение диким зверям, то не веришь своим глазам: да неужели в Лимонове проснулась самоирония? Может быть, это такой юмор?
«Первые христиане выходили к зверям единожды. Требовалось мужество, но единожды. Ему приходилось выходить «многажды».
При подобном самоослеплении и впрямь трудно вспомнить, что и массовка тоже хочет ослепляться собою, что секрет политического, да и всякого другого обаяния не в том, чтобы одному быть красивым, но в том, чтобы благодаря тебе красивыми ощущали себя твои сторонники. Троцкий ясно писал, что влияние политика заканчивается тогда, когда теряет обаяние его идея, то есть мечта, а пока она сильна, ему простится все. У Деда же и проблеска вопроса не брезжит, какую мечту он несет не для себя лично, но для народа. Короче, «Дед» очень своевременная книга для тех, кто желает понять, что история не парад нарциссов.
Эдуард Лимонов. Дед
(роман нашего времени). – СПб.: Лимбус Пресс, изд-во К. Тублина, 2014. – 352 с. |
Зато лимоновский подросток Савенко когда-то обладал воодушевляющей сказкой не для одного себя:
«В Советском Союзе должна быть диктатура шпаны, а не пролетариата. Ведь шпана по праву куда более развитая, ловкая и умная, чем пролетариат». «Эди-бэби» был убежден, «что если ликвидировать главных людей в государстве, то в стране начнется хаос, во время которого власть сможет захватить хорошо сплоченная банда людей»; «...у большевиков и Ленина тоже была совсем маленькая банда в 1917 году».
Тут уж прямо всякие жалобные стихи в голову лезут: милый, милый, смешной дуралей, ну куда он, куда он гонится!
Возможно, армии обиженных жизнью, не сумевших достичь того, на что они претендовали, их зависть – не к богатым, но к счастливыым, к довольным жизнью – всегда служит горючим материалом любой революции. Однако победить они могут лишь тогда, когда к ним присоединится хотя бы существенная часть тех, кто умеет не только злобствовать, но еще и трудиться и побеждать, – тех может увлечь лишь какая-то чарующая сказка, которой завистники, как правило, не обладают, отчего, собственно, они и сделались отверженцами.
Наш народ эпатировать трудно, он всякого повидал. Дед с присущей ему откровенностью признается, что чудак он отменный, однако на Руси любят чудаков, только когда они забавны.