Волшебный дом с окном в небо

Читайте и летайте. Исаак Левитан. Пейзаж с облаками. 1890. ГТГ

Начну с обложки. Она замечательная. Она о главном свойстве автора – о его таланте жить всегда и везде, при любой погоде вот с таким распахнутым в небо окном, о его очень личной неразрывной связи с «легкими мирами». И это особенно поразительно, потому что проза Татьяны Толстой предметна и фактурна, густо населена разными персонажами, нашпигована событиями, вещами, едами, предметами туалета, громоздкой и легкой мебелью, милой сердцу чердачной рухлядью и ветошью. И при этом все сквозит, все дышит. И не только бытие, но и быт. Каким бы трудоемким и неподъемным он ни был. Впрочем, у нее не бывает вещей неподъемных. По крайней мере, когда они переплавлены в прозу, где все слова легки на подъем. Судите сами.

Татьяна Толстая. Легкие миры. – М.: АСТ, 2014. – 480 с.

Вот как Татьяна Толстая описывает свой старый питерский дом в рассказе «На малом огне»:

«У дома были висячие наружные лестницы, длинные, леденящие попу каменные скамьи, особые, приподнятые над землей террасы, засеянные газоном и украшенные шиповником, цветник во дворе, множество высоких решеток с римским узором в виде перечеркнутого квадрата, какая-то ассиметричная каменная ограда, ведущая к теннисному корту (тоже никогда не работавшему)».

Я привела этот пример не в качестве самого выдающегося образца прозы Толстой, а потому что даже такое пространное описание совершенно не утомляет. Ведь сколько придаточных предложений, сколько запятых. И даже скобки есть. А перечитайте всё это – разве вас не поражает звучание? Все эти «с, р, ш». Ими прошит весь абзац, который звучит как стихи. Мне уже неважно, где что расположено и куда что ведет. Я читаю эту прозу как стихи, звучание которых действует раньше смысла. И поскольку таким языком написаны все лучшие вещи этой книги, то она не читается, а влетает в душу, причем на огромной скорости.

А ведь писать от первого лица очень опасно. Можно задушить читателя кучей подробностей, имен, времен, которые для автора сверхценны, а читателю даром не нужны. У каждого читателя полно своего добра, и зачем же его грузить? Но Татьяна Толстая и не грузит, потому что у нее легкая рука, потому что она нигде не увязает, потому что она и о трагичном умеет говорить как бы вскользь. Но это вскользь действует сильнее иных тяжеловесных слов. В том же уже названном мной рассказе, где речь идет о середине тридцатых годов прошлого века, автор, упомянув об изящном фонтане, расположенном перед домом, где жили ее родные, как бы мимоходом бросает: «На большее коммунальное хозяйство не замахивалось, надо было ловить врагов и расстреливать их». Будни, наши родные будни. Потому и сказано о них вскользь и мимоходом.

Можно еще сказать о чувстве юмора, но это лежит на поверхности. И, конечно, хочется поговорить о любви к фантазиям. Я недавно перечитывала старые рассказы Толстой, в которых она виртуозно сбегает из реальности в эти самые легкие миры, что характерно и для этой книги. А как жить на этом свете, а тем более в родном отечестве, если не уметь фантазировать и не иметь интимной связи с легкими мирами? Полет фантазии ведь тоже требует воздушного пространства и дара выбираться и даже взмывать «из глубоких колодцев нижнего мира».

Я не стану ничего говорить о содержании книги, о темах многочисленных эссе. Читайте сами. И вы увидите, какие мы богатые и какие бедные. Богатые тем, что у нас есть пять органов чувств, благодаря которым мы можем откликаться «на призывы бытия» так же, как это делает Татьяна Толстая, которая умеет слышать, видеть, ничего не упустив, ничего и никого не обойдя вниманием. А бедные, потому что не пользуемся этим своим даром в той степени, в какой могли бы, не завели своей волшебной комнаты, не пробили окно в небо, и даже в то, которое есть, не всегда заглядываем, а если заглядываем, то не туда смотрим и не то видим.

Так что «Легкие миры» – невероятно вдохновляющее чтение. Читайте и летайте.