Расстроенное детством пианино

Лилия Виноградова. Живая ртуть. - М.: Вагриус, 2003, 89 с.

Лилия Виноградова - имя, лично для меня в современной поэзии новое. Имя, как-то удивительно - замечу на полях - свежо, зелено, растительно звучащее. Не всякий даже псевдоним столь выразительно подчеркивает параллель лирики с цветочно-ягодным хмелем плодоносящей природы┘ Поэтесса и сама видит свой мир в растительном единстве, где, например, "глаза-озера" - это не метафора, а именно полноценный вариант летнего водоема: "И голый загорелый мальчик мой / ┘спит, запахнув зеленые озера, / рукой откинув занавес льняной┘"

Книжку не столько юной (ей за тридцать), сколько неустоявшейся и не уставшей в каждой строфе дебютировать поэтессы открывает преамбула Евгения Рейна. Преамбула, по-настоящему щедрая и - поверх рациональных барьеров - обнадеживающая. "По жилам этих стихов струится подлинная лирическая кровь. Мир поэта напряженно трагичен и - парадоксально в этой ситуации - максимально естественен. Стихи Лилии Виноградовой опираются на исповедальные традиции, исторически свойственные русской литературе. Не все они шедевры, но всякая строка в них говорит и отвечает сама за себя. Здесь присутствует и таинство исповеди, и голос античной сивиллы┘"

Я с Рейном абсолютно согласна. Но не без педагогической вредности добавлю в бочку меда ложку-другую, надеюсь, что целебного дегтя. Итак┘

Если взглянуть на лирические исповеди и молитвы Виноградовой с полной строгостью, то мы обнаружим в них огромное и не всегда (при том, что жест независимо-мощный) преодоленное влияние Цветаевой и Бродского - порою вплоть до ритмических калек. Это во-первых. И, во-вторых, мы упремся в принципиальную детскость, которая хороша и прелестна, пока не перерастает в застывшее амплуа, - а подобное амплуа грозит малопривлекательной перспективой стать постепенно этакой немолодой травести.

Поэтесса знает это сама - и формулирует бытийную угрозу очень даже мужественно: "Две колонки: слева "за", а справа - "против". / И выходит, весь мой опыт - детский лепет". Опаска потонуть в принципиальной инфантильности сказывается у Виноградовой и в самопародийном изобилии сказочных образов, игр, игрушек, и в постоянном поглощении всяких конфеток, "Кара-Кумов" и "Коровок", и в символической оговорке - "расстроенное детством пианино", и в абсолютно трезвом автошарже:

┘То матерок, то Шуман,
то Верлен,
Распущенность, скандал
и инфантильность,
Накаченная мрачная
субтильность
Все мечется и мечется меж
стен.

Инфантильность, скажу я вам, это ведь тоже творческая проблема. Это тоже особый случай. Это тоже характер, в коем скрывается и консерватизм (нежелание и неумение оставить возраст, потрясший нас грандиозными открытиями), и неспособность, отважно сменив позицию, сделаться старшей сестрою по отношению к подросшему чужому детству, и робость┘ И даже, кстати, своя поколенческая типичность.

Лилия Виноградова выражает весь этот прототипический "букет" полно и трепетно. Но неужто перед нами единственный - первый и последний - акт лирической драмы?

Нет, нет, нет. Верю одаренной поэтессе, когда она говорит, что, дескать, "ангел мой поет издалека", - доверяю (ей слышней!) и оптимистически предполагаю, что великий ангел русской речи заманит Лилию Виноградову на новые витки возраста, роста, смысла и замысла. Ведь как писала ее великая предтеча, "поэт издалека заводит речь - поэта далеко заводит речь".

Только далеко - иначе не стоило затеваться.