Павел Лемберский. Город убывающих пространств. - Тверь: Другие берега, 2002, 144 с.
Еще лет 10-15 назад одного факта публикации в "тамиздате" было достаточно, чтобы автор обрел вес и репутацию здесь. Ныне, напротив, автор "стоит чего-то", если его издают и читают не только в эмиграции, но и в России. "Тамошние" авторы входят в здешнее читательское сознание медленно, тяжело.
┘Первая встреча с прозой Павла Лемберского у автора этих заметок случилась в Америке - знакомые снабдили меня сборником рассказов "Река # 7", вышедшим в 2000 г. в Нью-Йорке. Представьте Борхеса, пишущего┘ "философские концептуальные анекдоты" языком, сравнимым по яркости с языком Бабеля. Иногда что-то - главное - происходит в зазоре между фразами, и из разрывов в тексте тянет сквозняком боли и отчаянья, которые можно заглушить разве что иронией. Точная, до предела сконцентрированная и лишенная всякой сентиментальности фраза, фантасмагорический сюжет, концентрация смыслов.
Теперь Лемберский издан в России. В названии рассказа, давшего имя новому сборнику, скрыта полуловушка/полуотсылка. При беглом скольжении взгляда название, конечно же, смазывается в "Город убивающих пространств", а память - память услужливо подкидывает: "Город знакомых лиц" Генриха Белля. Названия рассказов у Лемберского хороши сами по себе: "Время, которое мы имеем" (отзывается эхом О.Генри - "Дороги, которые мы выбираем"), "После войны, в Сестрорецке" (конечно же, Сэлинджер - "Перед самой войной с эскимосами"). Силовое поле, в котором разворачивается текст, начинает вихриться раньше, чем читатель успевает погрузиться в рассказ. Сюжетом управляет не внешняя мотивация событий, а сам язык, закручивающийся в безумные водовороты смыслов и бьющийся о подводные рифы бессмыслиц, клише, несостоятельности готовых/надежных ответов на наше нелепое приставание к жизни со своими, такими драгоценными - как жемчужина для устрицы - проблемами.
Павел Лемберский - из тех русских писателей, которые в Америке свои и для которых привычна она, а не Россия. В Штатах он с 18 лет, с 1977 года за плечами - филологический факультет университета Беркли. Владение вторым языком, обитание в среде этого второго языка создает особое восприятие русского: немного извне, что позволяет подмечать неслышное живущему в России за интенсивностью языкового шума.
Однако то, что делает Лемберский, - вовсе не "тексты о приключениях слов". (И все же - чего стоит один только эффект столкновения английских и русских монологов в рассказе "Inner things to die for"!) При всей ироничности, залихватской веселости, закрученности эта проза отзывается подлинностью боли: читал - улыбался, а дочитал - и защемило сердце. Как в рассказе "Вероятность счастливого конца": от героя-повествователя вроде бы ушла девушка, а он отчаянно пытается не обращать внимания, взять да и снять фильм, потому как учится на режиссера, - только вот не очень понятно, о чем фильм и какой длины, ибо "все зависит от формата┘ Все зависит от времени. Чем больше времени, тем вероятнее счастливый конец┘" А к концу рассказа жизнь налаживается, и главный герой уже готов похлопать по плечу своего приятеля-оптимиста: "А ведь жизнь продолжается, как ты полагаешь?" И тут следует кода: "И тут он заскулил, впервые, кажется, за все время, да и мне тоже сделалось тоскливо-тоскливо, и заснул я той ночью не раздеваясь".
Читая Лемберского, задумываешься о том, насколько изменилась ситуация за последние лет пятнадцать: искусственная пуповина, соединявшая русскоязычного писателя с Россией, наконец-то разорвалась, понятие "трагедия эмиграции" утратило смысл. Среди "баек" от Павла Лемберского, оставшихся за пределами книжки, есть одна, говорящая о многом. Как-то он принес знакомым телевизионщикам несколько коротких пьес. Покуда он их читал, слушатели покатывались от смеха. А потом объявили, что тексты им не подойдут, потому как в них "нет трагедии эмиграции". "А чем плоха комедия эмиграции?" - поднял бровь Лемберский. Реплика эта дорогого стоит.