Демократия и бизнес: порой запутанные отношения

Президент Барак Обама и председатель КНР Си Цзиньпин жмут руки перед началом переговоров по изменению климата в городе Ханчжоу, Китай, в сентябре этого года. STEPHEN CROWLEY/THE NEW YORK TIMES

В сентябре New York Times организовала экспертную дискуссию о взаимоотношениях демократии и бизнеса, которая прошла в рамках Афинского демократического форума – 2016. Модератором выступил Пол Кругман. Участниками были профессор глобальной экономики и менеджмента Массачусетского технологического института Яшен Хуан, руководитель направления свободы слова и международных отношений Google Росс ЛаЖенесс и Янис Варуфакис, экс-министр финансов Греции. Далее приводится первая из двух выдержек отредактированной стенограммы дискуссии.

Пол Кругман: Мы живем в мире, где по многим показателям основной род занятий наших стран заключается в ведении бизнеса. Тут присутствуют очень сильные корпоративные акторы, наблюдается высокая концентрация частного капитала, и в то же время в большинстве случаев общество в наших странах по крайней мере теоретически (и, надеюсь, в определенной степени практически) является демократическим. Это поднимает всевозможные вопросы о взаимоотношениях с обеих сторон. Демократия – это благо для бизнеса и благо ли бизнес для демократии? Хочу начать с Яшена. Вопрос: насколько интересы бизнеса согласуются с демократическими процессами? В истории были случаи, когда многие бизнесмены, кажется, считали, что автократия решит ряд проблем. Может быть, порассуждаем о том, что вы наблюдаете сейчас?

Яшен Хуан: Итак, прежде чем начать говорить о бизнесе и демократии, нужно сказать о бизнесе и автократии. Дональд Трамп, знаете ли, очевидный пример человека, который боготворит Владимира Путина. Он не заявлял, что восхищается председателем КНР Си Цзиньпином, быть может, он не в состоянии выговорить его имя. Но история знает бизнесменов, которые восхваляли автократические режимы, если вспомнить 1920-е и 1930-е годы. Есть и современные деловые люди, которые позитивно отзываются о Китае. Так что, думаю, фактов тесных взаимоотношений бизнесменов и автократии вполне предостаточно. Полагаю, более глубокий вопрос, почему это происходит.

Причин может быть две. Одна  прагматическая: автократии любят контролировать осязаемые вещи – энергию и землю. Так что, возможно, в интересах бизнеса приходится воздавать хвалу автократам, поскольку эти активы контролируются автократами. Интересно, что и в США, и в Китае препоны реформам, как правило, ставятся в энергосекторе. В 1970-х годах лидеры реформаторов разбили нефтяную банду и открыли дорогу к реформам. Но вторая причина, возможно, идеологическая, которая заключается в том, что много, много сильных бизнесменов видят копию автократии в своих собственных организациях. Так что, может быть, дело и в этом.

П. Кругман: Демонстрация покорности действующему автократу – это понятно, можно себе представить, почему бизнес так себя ведет. Но стремление к автократии в обществе, где ее сейчас нет, это другое. И вы говорите, что это отчасти связано с тем, что руководители видят в автократе самих себя или же собственное возвеличенное отражение.

Я. Хуан: Что ж, я думаю, что многие капитаны бизнеса осуждают политику. В 1972 году в журнале Fortune вышла позитивная статья по поводу ситуации в Бразилии, а в то время Бразилию, кстати, считали экономическим чудом. Бразилией правила военная хунта. И Бразилию в статье хвалили за отсутствие политики. Таким образом, руководители управляют собственными компаниями, действуя как самые сильные мужчины, не вдаваясь в политику. Но они не понимают, что политика где-то должна проявиться. Так что, если ты не проводишь такую политику, тогда за это расплачивается кто-то еще. Получается, что в автократиях простой народ, сельские жители расплачиваются за тяжкое бремя автократии.

П. Кругман: Итак, вы говорите об автократиях, которые контролируют активы. Росс, вы работаете в компании, которая меньше всего занимается осязаемыми вещами. Не хотите порассуждать о том, как это воспринимается в информационной отрасли?

Росс ЛаЖенесс: Конечно. Думаю, первое, что я, однако, должен сказать, хотя я и участвую в экспертной дискуссии с тремя очень известными экономистами, я единственный, кто представляет здесь бизнес.

Но я думаю, что это в некоторой степени упрощение, говорить о демократии и бизнесе. На самом деле такого не бывает. Есть много разных отраслей, много разных способов ведения бизнеса. И даже в такой отрасли, как наша, в которой работает Google, а именно информация, технология, Интернет, существует много разных бизнес-моделей, много разных философских подходов, много разных способов оперативного управления компанией.

Так что я могу говорить только про Google и про наш бизнес. Когда мы говорим про Интернет, когда мы говорим про инновации, когда мы говорим про технологию, довольно ясно, что все это явилось фантастическим ускорителем демократии. Это дало трибуну голосам, которых никогда прежде не слышали. Расширило общение и связи между людьми. И обеспечило доступ к информации и уровень прозрачности, не виданный до сих пор.

Да, все не так гладко. Я не хочу сказать, что все просто и что мир вдруг становится значительно проще понять. Во многих отношениях дело, возможно, даже усложняется в этом потоке информации и связей. Но, хотя все не так гладко, то, чем мы занимаемся, это благо. Это по-настоящему замечательно. И я думаю, то, что я сейчас описал, когда говорил об этой неоднозначности и потоке информации и связей, на самом деле очень похоже на саму демократию.

П. Кругман: Демократия заключается не только в том, чтобы можно было услышать разные точки зрения. Она также подразумевает определенную защищенность и уважение таких ценностей, как личная жизнь. И возникает по крайней мере один потенциальный конфликт: этот широкий открытый поток информации способен на многое, например встают проблемы справедливости, клеветы. В Европе существует право на забвение, а Facebook никак не решит ужасные проблемы со своими алгоритмами, пытаясь предоставлять новостную ленту, в первых строчках которой в итоге всплывают конспирологические теории. Что вы думаете обо всем этом, где тут найти баланс?

Р. ЛаЖенесс: Вы абсолютно правы, мы определенно сталкиваемся с массой сложных вопросов и вызовов. Но я напомню всем, что это лишь первые шаги Интернета. Я помню, как еще совсем недавно у нас не было устройств, которые есть сегодня, у нас не было таких возможностей, таких технологических преимуществ, которые у нас есть сегодня.

Некоторые из нас могут тосковать по тем временам, но я думаю, что ценность этой технологии доказана: все, что мне нужно, это посмотреть сейчас на аудиторию, и я увижу сотни включенных экранов устройств. Думаю, что это само по себе является доказательством силы этой технологии, и сила эта во благо.

П. Кругман: Особые ощущения вызывает, когда пытаешься преподавать, а каждый смотрит в свое устройство, и ты надеешься, что они делают пометки, но они с таким же успехом могут просматривать...

Р. ЛаЖенесс: Можно я скажу несколько слов по этой теме? Как я уже говорил, это лишь первые шаги. Но я думаю, что перед нашим обществом стоит очень актуальный вызов, который заключается в том, как научить наших детей быть цифровыми гражданами. У меня две маленькие племянницы. Знаете, мы научили их смотреть налево и направо, когда переходишь дорогу. Некоторым базовым вещам, которым учат каждого ребенка.

Однако, когда мы думаем, какую большую роль в нашей жизни играет Интернет, как активно мы пользуемся этим инструментом и какую невероятно большую роль он будет играть в будущем, мы делаем недостаточно. Нам нужно не только научить своих детей, как пользоваться этой штукой, но и решить ряд вопросов, которые вы, Пол, подняли. Они таковы: не верьте всему, что вы видите в сети Интернет, защитите себя и свою личную жизнь онлайн и научитесь быть цифровыми гражданами.

Быть онлайн и стать цифровым гражданином – это невероятная ответственность. И нам действительно надо действовать на опережение, чтобы ответить на этот вызов.