Президент Барак Обама встречается с главами компаний для обсуждения Транстихоокеанского партнерства. После двух лет переговоров официальные лица из США и еще 11 стран недавно договорились о присоединении к соглашению. ФОТО STEPHEN CROWLEY/THE NEW YORK TIMES
В прошлом я описывал себя как вялого оппонента Транстихоокеанского партнерства. Хотя я не разделяю свойственное многим прогрессистам резкое неприятие этого соглашения, я рассматривал его не столько как соглашение о торговле, сколько как соглашение об укреплении монополии на интеллектуальную собственность и усилении позиций корпораций в трудовых конфликтах с работниками (и то, и другое плохо даже с точки зрения эффективности).
Но Белый дом говорит мне, что соглашение, которого официальные лица достигли на этой неделе, существенно отличается от первоначального проекта, а гневная реакция представителей бизнеса и законодателей-республиканцев это подтверждает. Пока что мне известно следующее: фармацевтические компании недовольны, поскольку продление срока действия прав интеллектуальной собственности в биологии оказалось гораздо короче, чем они хотели; табачные компании возмущены, поскольку на них не распространяется соглашение об урегулировании трудовых споров; а республиканцы возмущаются, поскольку защита прав трудящихся оказалась надежнее, чем они ожидали. Все эти изменения, по моему мнению, носят положительный характер, хотя тут еще многое предстоит изучить и проанализировать, когда станут известны подробности.
Интересно, что пока мы наблюдаем резко отрицательную реакцию консерваторов на эти улучшения. А я вспоминаю статью Джина Гроссмана и Элханана Хелпмана о политической экономии соглашений о свободной торговле (читайте ее тут: nber.org/papers/w4597), в которой эти два экономиста используют очень стилизованную, но тем не менее интересную модель политики особых интересов и приходят к выводу, что «соглашение о свободной торговле будет жизнеспособным с политической точки зрения именно тогда, когда оно наносит вред обществу».
Транстихоокеанское партнерство смотрится лучше, чем раньше, и это выводит из себя значительную часть конгрессменов.
Европа так ничему не научилась
Если вы хотите впасть в отчаяние от перспектив Европы, сначала взгляните на недавнюю презентацию главного экономиста Европейского центрального банка Питера Праета (тут: bit.ly/1FV6AzQ), затем прочитайте статью, которую написал для Financial Times Людгер Шукнехт, главный экономист Министерства финансов Германии (тут: on.ft.com/1OTfalF).
Г-н Прает рисует портрет континента, парализованного недостаточным спросом и переживающего сильный дефляционный спад. Г-н Шукнехт между тем объявил, что мы должны прекратить стимулирование и уменьшить задолженность – другими словами, каждая страна должна быть как Германия и иметь огромный профицит внешней торговли.
Если мы чему-то и научились из опыта последних семи лет, так это тому, что важно вносить вклад. Мои расходы – это ваш доход, а ваши расходы – мой доход. Если каждая страна попытается урезать расходы и одновременно попытается расплатиться с долгами, то доходы упадут, а проблемы с долгом могут усугубиться. Доля долга по отношению к ВВП в Европе не увеличивается, потому что она тратит больше, чем в тучные годы; общий структурный дефицит еврозоны сейчас очень маленький, гораздо ниже, чем был в 2005–2007 годах. Однако низкие темпы роста и инфляции означают, что ВВП тоже не растет.
Немецкие официальные лица рассматривают это как подтверждение их добродетели и отсутствия оной у всех остальных.
Это означает, что никто не изменит курс, не считая чиновников ЕЦБ, которые как раз начали понимать, насколько ограничены возможности монетарной политики, когда процентные ставки очень низки, а фискальная политика тянет экономику в неправильном направлении.
КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM
Издержки часто ложатся на американский средний класс
Политики и эксперты часто недооценивают негативные последствия этих торговых соглашений. Возьмите, например, Североамериканское соглашение о свободной торговле.
Как только это соглашение полностью вступило в силу в 90-е, мелким фермерам в Мексике пришлось конкурировать с американскими корпоративными фермами, что погубило местную деревню и вынудило миллионы мексиканских бедняков ехать в США в поисках работы. А американские заводы тем временем были перенесены в Мексику.
К сожалению, США исторически склонны заключать торговые соглашения ради расширения своего геополитического влияния и делают это в ущерб интересам работающих американцев. Разумеется, богатые никогда не страдают, иначе эти соглашения никогда не пройдут через конгресс.
Представителям американского среднего класса нужна стабильная работа, чтобы они могли содержать свои семьи и копить на старость. Именно этих людей должна пытаться защищать наша политика.
Однако сейчас единственный политик, который ориентируется на обычных американцев из среднего класса, – сенатор Берни Сандерс.
– Tim Kane, Аризона
Г-н Кругман, вы неизменно говорите об Америке, как будто она представляет собой нечто единое, хотя это явно не так. Есть Америка для тех, кто имеет значение: 1% самых богатых, а также их банки, СМИ, политики и правительство. И есть Америка для всех остальных.
Так что, думаю, мне придется полагаться на анализ других, чтобы понять, что может означать это соглашение, хотя я подозреваю, что это будет хорошая сделка для 1% и плохая для трудящихся и окружающей среды.
– R.B., Миннесота
Демократы только что потеряли еще одного избирателя. Мне нужен кандидат в президенты, который будет против Транстихоокеанского партнерства и североамериканской зоны свободной торговли и который будет выступать за всеобщее медицинское страхование и снижение налогов для среднего класса.
Пока что этим требованиям отвечают только два кандидата – Сандерс и Дональд Трамп.
– J.H., Калифорния
Это очень сложное, техническое соглашение, которое включает 12 стран, сотни различных товаров и множество эзотерических вопросов вроде интеллектуальной собственности. И полный текст соглашения еще только готовится к публикации. Разумеется, это не помешает людям критиковать его.
По сути, средний американец либо считает, что свободная торговля – это в целом хорошая идея (что экономическая логика сравнительного превосходства неумолима и что в эру глобализации традиционные представления о суверенитете подверглись эрозии), либо не согласен с этим.
Как и в случае со всеми другими подобными соглашениями, тут будут компромиссы, которые больше понравятся одним и вызовут недовольство других, но значение имеет лишь общий эффект от соглашения.
Сейчас, когда документ согласован, его реализация будет поручена экспертам, которые были назначены компетентной демократической администрацией. Нет причин сомневаться в том, что они смогут позаботиться о наших интересах.
– John, Коннектикут