HAJO/AMSTERDAM, NETHERLANDS/ CARTOONARTS INTERNATIONAL /THE NEW YORK TIMES SYNDICATE
Кажется, что после великой рецессии в США наше восприятие истории изменилось. Дж.Брэдфорд Делонг, профессор экономики Калифорнийского университета (Беркли), высказывает эту точку зрения в своей колонке в Интернете. Он пишет о том, как наше поколение привыкло жалеть своих дедов, которым недоставало знаний и сил эффективно бороться с Великой депрессией. Он также утверждает, что мы повторяем сегодня те же ошибки.
Я разделяю его чувства. Наблюдая за провалом экономической политики на протяжении последних трех лет, я стал подозревать, что режим умеренной экономической политики, который поддерживаем мы с Делонгом (он предполагает в основном подход невмешательства в дела рынка, но одновременно предусматривает, что правительство всегда готово бороться с крайностями и спадом), изначально нестабилен.
Он может работать одно поколение или два, но не дольше. И я говорю не только о финансовой нестабильности – одинаково важны интеллектуальная и политическая нестабильность.
Интеллектуальная нестабильность
Наиболее разумный подход был в общем и целом изложен Полом Самуэльсоном в 1948 году в его классическом учебнике «Экономика». Он соединил великую традицию микроэкономики с ее акцентом на склонность рынков к саморегулированию (которая приводит в целом к желаемым результатам) с кейнсианской макроэкономикой, которая учитывает, что экономика может попасть в беду и нуждаться в политическом вмешательстве. В синтезе Самуэльсона следует рассчитывать на то, что правительство гарантирует более или менее полную занятость; только после этого можно говорить об обычных благах свободного рынка.
Это очень разумный подход. Но он также интеллектуально нестабилен, поскольку предполагает некоторую стратегическую непоследовательность в восприятии экономики. На микроуровне вы должны предположить, что люди рациональны и рынки всегда обеспечат равное соотношение предложения и спроса. На макроуровне следует допустить, что ситуация на рынке будет противоречивой, а люди иногда будут вести себя нерационально.
Экономисты должны были провести разграничительную линию между микро и макро, что на практике означало попытаться сделать макроуровень больше похожим на микро. Теоретическая база все активнее подводилась под оптимизацию и рыночное регулирование. И случилось, возможно, неизбежное: значительное число экономистов просто стали игнорировать реалии делового цикла, который не укладывался в их модели. В итоге мы получили то, что я называю Темным веком макроэкономики – период, в ходе которого большое число экономистов ничего не знали о давшихся с таким трудом поучительных уроках 1930-х и 1940-х годов. Конечно, они начинают корчиться от ярости, когда указываешь на их невежество.
Политическая нестабильность
На практике консерваторы всегда были склонны рассматривать утверждение о том, что правительство может играть полезную роль в экономике, как социалистические перегибы.
Я всегда считал монетаризм (предположение о том, что контроль над увеличением предложения денег является ключевым фактором стабильного экономического роста), по сути, попыткой успокоить политические предрассудки консерваторов, при этом не отрекаясь от макроэкономических реалий. Но когда монетаризм провалился в 1970-х и в начале 1980-х (это громкие слова, но он действительно провалился), его сменил культ независимого Центрального банка. Группе банкиров поручили следить за денежной базой, изолировав их от политического давления и предоставив им самим ориентироваться в деловых циклах. Тем временем все остальное было подчинено принципам свободного рынка.
Это работало в течение некоторого времени (грубо говоря, с 1985 по 2007 год) отчасти потому, что политическая изоляция центробанков также обеспечивала их интеллектуальную изоляцию.
Если мы живем в темные века макроэкономики, то центробанки можно назвать монастырями, в которых собираются и изучаются древние тексты, потерянные для остального мира.
Но и эта система оказалась нестабильной. Рано или поздно должен был случиться шок, который оказался бы слишком большим для того, чтобы центробанки могли справиться с ним без помощи более широкой финансовой политики. Рано или поздно варвары должны были ворваться и в монастыри. Как показывает нынешнее негодование по поводу увеличения денежной массы в США, толпы захватчиков уже прибыли.
Финансовая нестабильность
Сам по себе успех стабилизации за счет центральных банков в сочетании с финансовой дерегуляцией создал условия для возникновения слишком крупного кризиса, с которым не могли справиться центральные банки.
И когда случился по-настоящему большой шок, он загнал экономику прямо в ловушку ликвидности.
Погружение в интеллектуальные темные века, а также отказ от изменения финансовой политики по политическим мотивам привели к тому, что мы не можем договориться о том, как нам реагировать. Эра синтеза Самуэльсона была, боюсь, всегда обречена на ужасный конец.
Результат – это развалины, которые мы видим вокруг себя.
КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM
Государственная безответственность ради личной выгоды
Г-н Кругман, я бы добавил в список психологическую нестабильность. Для большинства людей антицикличная политика правительства крайне сложна для понимания: зачем же убирать бокалы, если музыка все еще играет? Иными словами, можно ли оправдать такое большое правительство и увеличение государственной задолженности, когда все остальные экономят, а мы тонем в долгах?
– О., Канада
Неважно, сколько экономисты станут муссировать тот или иной отрезок древней истории, люди все равно будут думать: «Если это не случилось со мной лично, то этого вообще не было». Забыв свою историю, мы обречены вновь пережить ее. Единственный вопрос – как больно нам будет снова выучить этот урок.
– В.Н., Нью-Йорк
После Второй мировой войны сложился консенсус, что неотъемлемой частью экономической политики должна стать задача обеспечения полной занятости. В конце концов нельзя было требовать, чтобы обычный человек жертвовал своей жизнью ради общего блага, а затем сказать ему, когда он вернется с войны: «Извини, ты нам не нужен». Этот консенсус продержался до 1970-х, когда после трех десятилетий процветания и относительного спокойствия в развитом мире вновь вошел в моду индивидуализм.
– J.М., Великобритания
Тот факт, что микроэкономика и макроэкономика интеллектуально несовместимы, напоминает мне о квантовой механике и теории относительности. Обе теории описывают с поразительной точностью мир таким, какой он есть, но каждая из них построена на фундаментально различающихся предположениях. Так, святой Грааль физики – единая теория, которая объясняет с помощью единой модели все фундаментальные взаимодействия в природе. Нужна ли нам единая теория в экономике? Да, но это было бы все равно что выдвинуть теорию, которая объясняла бы, как вода может быть одновременно соленой и освежающей.
– D.Т., Канада