Демографический локомотив России остановился

Фото Anton Klimov for The Washington Post via Getty Images

Деревня во все времена у всех народов была точкой роста населения, именно она обеспечивала демографический взрыв. И это было вполне естественно по двум группам причин – экономическим и культурным.

Первая экономическая причина – доступность многих ресурсов, необходимых для рождения и содержания детей, они уже были в хозяйстве: жилье, пропитание. Вторая экономическая причина – эффективность семейных коллективов в сельском труде: ребенок с детства начинал трудиться, а значит, он был не обузой, а трудовым ресурсом.

Если говорить про социокультурные причины, то деревня как традиционное (консервативное) общество, «видела» в большой, многодетной семье не просто соответствие норме, а признак состоятельности, зрелости мужчины-кормильца.

Правда, высокую рождаемость уравновешивала высокая смертность. Но по мере развития здравоохранения высокая рождаемость оставалось, а ситуация со смертностью все же улучшалась. Высокая рождаемость при низкой смертности – это и есть демографический взрыв. В СССР пик демографического взрыва был достигнут в конце 50-х годов ХХ века. И обеспечивала его именно деревня.

Затем, однако, тенденции стали меняться, и не в лучшую сторону. С одной стороны, начались ускоренная индустриализация и неразрывно связанная с ней урбанизация, с другой – сама жизнь в деревне преобразовывалась на городской лад. В СССР крестьяне перестали жить натуральным хозяйством, и поэтому расходы, связанные с рождением, содержанием и воспитанием детей, в деревне резко выросли: доступных ресурсов для этого стало меньше.

А поскольку снабжение в деревне было налажено хуже, чем в городе, покупка необходимых товаров для ребенка стала непростой задачей. В условиях колхозного строя большая семья потеряла всякий экономический смысл. В свою очередь, традиционные ценности и традиционная мораль воспринимались советским обществом как пережитки. В результате все факторы, определяющие высокую рождаемость, были отключены.

На это наложился миграционный фактор. В городе есть работа, там выше зарплата, там налажена социальная и иная инфраструктура: магазины, культурные и образовательные учреждения, больницы, комфортное жилье с удобствами и т.д. Город был привлекателен для крестьян. И как только они получили паспорта, начался отток людей в города. В результате молодежь вымывалась из деревни. Сельское население старело, что приводило к снижению рождаемости и статистическому росту смертности (смертность в процентном отношении к убывающему сельскому населению хоть и несущественно, но все же росла).

И в дальнейшем этот рост смертности усиливался. В 1992 году прирост сельского населения сменился убылью, которая то увеличивала, то сокращала свои масштабы. Так, например, в 2013 году показатели рождаемости и смертности на селе сравнялись (14,5 на тысячу человек). Переломить тенденцию не удалось, депопуляция сельского населения продолжается. И самое страшное, что это депопуляция именно села, которое и давало раньше надежду на демографический рост. Опираясь на село, можно остановить депопуляцию в городах, но при депопуляции самого села опереться уже не на что.

Поэтому рост рождаемости и снижение смертности в российской деревне – ключевая задача для выживания и развития всей страны. Для роста рождаемости делается многое, хотя найдутся люди, которые скажут, что нужно больше. А вот борьба со смертностью в деревне у нас получается хуже. Конечно, можно сказать, что причина неудачи в оптимизации. И отчасти это будет правда, но только отчасти. Низкий уровень медицинских услуг увеличивает смертность, но свести все к одному этому фактору просто невозможно.

Если мы посмотрим на структуру смертности, то увидим, что второе место среди причин смерти после болезней сердечно-сосудистой системы (инфаркт, инсульт) занимает смерть от внешних причин: самоубийство, повреждения с неясными намерениями и несчастные случаи на транспорте. Очевидно, что все эти смерти не связаны с состоянием медицины. Это социальное явление.

Самоубийство возникает зачастую не из-за болезней, а из-за безысходности. Повреждения с неопределенными намерениями – это случаи, когда доступной информации недостаточно, чтобы медицинские и юридические эксперты могли сделать вывод о том, является ли данный инцидент несчастным случаем, самоубийством, насилием с целью убийства.

Можно предположить, что это скорее всего эвфемизм для не до конца определенного убийства или самоубийства, смерти по неосторожности. То есть явления, также имеющие социальную основу. Да и аварии на транспорте со смертельным исходом во многих случаях связаны с пьянством – и это тоже социально детерминированное явление.

Дополнительным доказательством социальных корней смертности на селе может служить такой феномен, как сверхсмертность мужчин. Смертность мужчин от внешних причин почти в четыре раза выше, чем у женщин, от болезней органов дыхания – более чем в два раза выше, а от рака – примерно в полтора раза. Такой разброс показаний нельзя объяснить физиологическим различием полов, зато массовой алкоголизацией, в которой мужчины пока лидируют, объяснить можно. Поэтому бороться со смертностью нужно не только медицинскими, но и социально-экономическими средствами.

И главное из них, на наш взгляд, это создание у сельского жителя уверенности, что он будет жить лучше, чем живет сейчас. Что он может быть востребованным, а значит, успешным и уважаемым. Сегодня мы развиваем сельское хозяйство. И как показала сельскохозяйственная перепись, нам это удается. Но похоже, пора переходить к развитию сельского общества – поддержке не только крупных производителей, но и обычных людей.