Сильный ЕС: благо или зло для России

Фото Dursun Aydemir/Anadolu Agency/Getty Images

Майские выборы в Европарламент – событие с политической точки зрения еще отдаленное. Однако почти за два месяца до их начала в российском интеллектуальном сообществе происходит интересное явление. Одна за другой выходят статьи о том, что евроскептики – не друзья России, а существование крепкого Евросоюза для нашей страны скорее благо, чем зло. Временами возникает ощущение, что наша столичная интеллигенция больше волнуется за судьбу европейского проекта, чем сами жители стран ЕС.

Представим на мгновение, что евроскептики оказались правы. На выборах в Европарламент они одержали победу, что усилило настроения против ЕС в отдельных странах. В предстоящие 10 лет Евросоюз вслед за Британией покинули еще три-четыре государства. После этого он распался на региональные субблоки или просто комплекс национальных государств. Сценарий не самый вероятный, но вполне возможный. Поэтому уже сейчас стоит задуматься над тем, что принесет России возможная дезинтеграция Евросоюза.

Распад ЕС будет крахом мировоззрения целой прослойки российских политиков и экспертов. Если окажется, что европейский проект неудачен, то им придется отбиваться от вопросов типа: «А что же вы нам рассказывали все эти годы?» Вспомним, как тяжело пришлось отвечать на похожие вопросы левым политикам Европы после распада СССР.

Иное дело – уровень практической политики. На смену Евросоюзу придет Европа национальных государств или Европа мелких блоков, то есть великих держав. Их ренационализация, как показал опыт распада СССР, может произойти в рекордные по историческим меркам сроки. Однако понять, что придет на смену Евросоюзу, можно, только оценив, какие задачи он решает.

Первая – сдерживание Германии в рамках единой атлантической (точнее, евро-атлантической) системы. Об этом говорил еще госсекретарь Джордж Маршалл в 1947 году: интересам США больше соответствует единая и не очень сильная Европа, чем сильная и самостоятельная Германия. Европейцы могут назвать ФРГ локомотивом Европы, но этот «локомотив» блокируется четырьмя тормозами. Московский договор 1990 года сохранил в силе ряд ограничений немецкого суверенитета, включая невозможность требовать вывода иностранных войск со своей территории. (Москва вывела войска в 1994 году по собственной воле.) В Евросоюзе много мелких и средних стран, которые могут блокировать неудобные американцам решения ФРГ. Берлину приходится согласовывать свои шаги с брюссельской бюрократией. Наконец, Германия не имеет легальной возможности изменить свои границы, то есть усилить свои ресурсы.

Вторая – зафиксировать в Европе незыблемость конфигурации определенных границ. В Западной Европе – те, которые сложились по результатам Второй мировой войны; в Восточной Европе – по итогам распада социалистического содружества; в Южной Европе – по итогам балканских войн 1990-х. Легальных способов изменить их в рамках ЕС сегодня нет. Вопрос о том, почему именно границы 1991 или 2008 года  должны рассматриваться как новая норма на все времена, выносится при этом за скобки. Они представляют ценность потому, что так решили в Вашингтоне и Брюсселе. (Ссылки на Хельсинкский акт 1975 года выглядят здесь не более чем лицемерием: конфигурации зафиксированных им границ не существует после распада СССР и Югославии.)

Третья – ослабление национальных государств в пользу наднациональных структур. Евросоюз поддерживает идею прямого представительства отдельных регионов (например, Баварии) в Брюсселе. ЕС активно вмешивается в отношения государств с их регионами. Он реализует программу создания трансграничных регионов, где жители пограничных областей могут напрямую общаться друг с другом и извлекать экономическую выгоду. Пропагандируемые ЕС космополитические ценности объективно ослабляют патриотизм населения любой страны, чем во многом блокируют  возможность ее усиления. Любое требование создать сильную национальную армию сразу вызывает из Брюсселя волну обвинений чуть ли не в неофашизме, а внутри страны поднимается серия заботливо опекаемых ЕС то ли феминистических, то ли экологических, то ли левацких движений.

Дезинтеграция ЕС высвободит все эти силы. Она «ренационализирует» мышление элит и, возможно, породит волну национально-территориальных конфликтов. Нынешняя конфигурация границ устраивает далеко не всех: вспомним сепаратизм во Фландрии и Каталонии, венгерскую проблему, замороженные пограничные споры между Польшей и Литвой, Германией и Польшей, Чехией и Польшей, Венгрией и Румынией, Болгарией и Грецией... Можно отрицать эти болевые точки, как настойчиво это делает ЕС. Скорее всего в случае серьезного кризиса в Евросоюзе эти неразрешенные проблемы детонируют, как это произошло у нас в эпоху перестройки.

Уже сейчас внутри ЕС можно выделить несколько возникающих субблоков: «Вышеградская четверка» (Польша, Чехия, Венгрия и Словакия), франко-британский тандем (связанный Ланкастерскими соглашениями 2010 года), старый Бенилюкс и попытки Италии создать субблок на Средиземном море. Что будет делать Германия в случае дезинтеграции ЕС? Ответ очевиден: создавать свой субблок с лояльными странами Центральной Европы. Это будет означать не что иное, как очередной прилив имперской идеи в Германии – пусть и на новом витке развития. Иначе говоря, вместо «слабой, но единой Европы» появится пугавшая Маршалла сильная и самостоятельная Германия, в которой возродится стремление вернуть полный суверенитет.

Для России в таком сценарии есть бесспорные позитивы. Распад ЕС – это ссора между странами НАТО, то есть ослабление американского влияния в Европе. Это откроет для Москвы возможность вести переговоры со странами НАТО по отдельности, расширяя пространство для маневра своей дипломатии.

Но есть и тревожные моменты. Распад ЕС не обязательно будет означать распад НАТО. Напротив, США могут выступить в роли арбитра между европейскими субблоками. И здесь американцы могут перезаключить альянс с усилившейся Германией на антироссийской основе.

До настоящего времени европейская политика России строилась на том, что в Европе нам могут реально противостоять только американские силы. С появлением сильной немецкой армии, дополненной пусть и слабыми армиями стран Восточной Европы, ситуация может измениться. В середине 1990-х среди части российских экспертов была популярна точка зрения, что усилившаяся Германия неизбежно вступит в конфликт с США. Реальность оказалось иной. Усилившаяся Германия стала одним из инициаторов расширения ЕС на восток (в том числе через «Восточное партнерство») и введения санкций против России. Оказалось, что Вашингтон и Берлин могут не конфликтовать, а взаимодействовать на антироссийской основе. Поэтому, обсуждая сценарий распада ЕС, важно помнить и об опасности появления у России новых противников на Западе.