Последний приют

Вот так же, наверное, провожали "талантливейшего поэта советской эпохи".
Илья Репин. Годовой поминальный митинг у Стены коммунаров на кладбище Пер-Лашез в Париже. 1883. ГТГ

14 апреля исполняется 80 лет со дня смерти поэта Владимира Владимировича Маяковского. О его жизни и творчестве написаны сотни книг, тысячи статей. И в то же время, кажется, не было еще ничего написано о посмертных событиях, связанных с захоронением Маяковского, хотя это прошло непросто: мы знаем, что его могила находится на Новодевичьем кладбище. А с самого ли начала он был там похоронен? Также где и когда похоронены его ближайшие друзья – Лиля Юрьевна и Осип Максимович Брики, с которыми он прожил одной семьей последние 15 лет своей жизни? Попробуем восполнить этот пробел.

┘Похороны Маяковского состоялись на третий день после смерти – 17 апреля. Гроб с телом Маяковского поднимают на грузовик, обшитый железными листами. Никаких цветов, у гроба – единственный железный венок из молотов, маховиков и винтов с лаконичной надписью «Железному поэту – железный венок»┘

Комиссия по организации похорон Маяковского определила, что тело поэта будет кремировано в крематории Донского монастыря, который открылся около трех лет назад и его использование было еще новинкой в Москве, своеобразным «авангардом», что соответствовало имиджу покойного.

Бронированный грузовик плывет через многотысячную толпу москвичей, пришедших проводить поэта в последний путь. Конные милиционеры пытаются навести порядок в этом непредусмотренном и никем не организованном грандиозном похоронном шествии. Вот и крематорий Донского монастыря, из трубы которого валит черный дым.

Лиля Юрьевна и Осип Максимович проделали весь путь пешком с молодой знакомой, Варшавской-Краснощековой, которая потом вспоминала: «┘На Арбате стояли трамваи, вливался новый народ, и мы оказались оторванными от машины с гробом. Так, с трудом держась в голове процессии, мы добрались до крематория. Ворота были закрыты, так как толпа ворвалась во двор, и могла произойти давка, но нам удалось как-то проникнуть во двор. У входа в крематорий была конная милиция. Мы сели на скамеечку. И тут Лилечка сказала, что мы будем сидеть здесь, пока все кончится. Вдруг конный милиционер кричит: «Брик! Где Брик? Требуют Брик!» – оказывается, мать поэта Александра Алексеевна не хотела проститься с сыном и допустить кремацию без Лили Юрьевны.

Ося и Лиля прошли в крематорий┘». Последние минуты прощания┘ Звучит «Интернационал»┘ Гроб с телом поэта опускается в жар всепожирающего пламени. Закрываются створки. Все кончено┘ В регистрационной книге крематория остается лишь казенно-лаконичная запись:

«942 день работы крематория. 17 апреля 1930 года.
Фамилия, имя, отчество: Маяковский Владимир Владимирович.
Возраст: 36 лет.
Время: 7 часов 35 минут».

Все.

Через несколько дней после кремации Брики, созвонившись с Маяковскими, отправились вместе с ними в крематорий Донского монастыря. Там при них урну с прахом Маяковского поместили на специальном возвышении-горке в помещении колумбария. Здесь ей предстояло простоять 22 года┘ Несмотря на то что урна с прахом Маяковского занимала почетное место в помещении колумбария, со временем становилось ясно, что такое примитивное «захоронение» известного поэта не соответствует его общественному статусу и следовало бы как-то исправить это положение.

┘Вскоре после смерти Маяковского его друг – театральный режиссер, реформатор театра Мейерхольд задумал построить для своего театра новое помещение, соответствующее по своей экстравагантной архитектуре характеру постановок Мастера. Эскизный проект театра представил на конкурс в 1934 году архитектор Щусев, хотя последующую его разработку проделали молодые архитекторы Бархин и Вахтангов. На всех этапах проектирования большое участие в нем принимал сам Мейерхольд. Здание намечалось построить на углу Садово-Триумфальной и Тверской улиц, с фасадом, обращенным на Триумфальную площадь, и в первоначальном варианте его должна была увенчать угловая башня, хорошо заметная издалека с обоих улиц. Сюда-то маэстро и вознамерился вмуровать урну с прахом Маяковского. Возможно, его вдохновила на такое решение история польского композитора Шопена, сердце которого, по его завещанию, после его смерти в 1849 году было законсервировано в хрустальном сосуде, вероятно в коньяке, и замуровано в колонне костела Святого Креста в Варшаве.

Однако время шло, Мейерхольд начал подвергаться суровой партийной критике и гонениям, терял свой авторитет в обществе. Строительство нового театра застряло. 20 июля 1939 года Мейерхольда арестовали по ложному обвинению, а 2 февраля 1940 года расстреляли┘ Здание его театра все-таки завершили по скорректированному проекту, без угловой башни с вмурованной в нее урной, и открыли в нем Государственный концертный театр им. Чайковского, который находится там и поныне┘

┘24 ноября 1935 года Брик пишет глубоко выстраданное письмо, адресованное Сталину, многократно опубликованное в наши дни. Она обращает внимание вождя, что Маяковского в последнее время плохо издают, его исключили из школьных программ, задержалось на неопределенное время решенное ранее открытие музея, переименование Триумфальной площади в площадь Маяковского. Письмо попало в руки вождя, и он горячо откликнулся на него в наложенной резолюции, определив Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи» и дав секретарю ЦК (еще не зловещему наркому внутренних дел!) Ежову необходимые поручения.

И все разом стронулось с места: издательства пересмотрели ближайшие планы и наметили издание в самое ближайшее время книг Маяковского огромными тиражами, стали освобождать жилой дом в Гендриковом переулке на Таганке под музей, а Триумфальную площадь тут же переименовали в площадь Маяковского. Лиля Юрьевна ничего не написала в письме о необходимости более достойного захоронения Маяковского – или по забывчивости, или памятуя о планах Мейерхольда. А если бы написала, то, нет сомнения, этот вопрос был бы решен без промедления и наилучшим образом. Но не написала, и вопрос этот опять повис в воздухе┘

┘Тем временем, приближалась десятая годовщина со дня смерти «лучшего и талантливейшего», а в те времена такие скорбные юбилеи отмечались даже с большим размахом, чем круглые даты рождения. В «Литературной газете» за 5 апреля 1939 года уже появилось сообщение президиума ССП «О создании комиссии по подготовке к 10-летию со дня смерти Маяковского». Бриков в ней не было┘ Но «если не мы, то кто же?». И Брики разработали свою программу проведения этого юбилея для передачи руководителю Союза писателей СССР Фадееву. Письмо Лили Брик Фадееву с предложениями к десятой годовщине со дня смерти Маяковского (фрагмент):

«Предложения к десятой годовщине со дня смерти Маяковского:

Перенести урну с прахом Маяковского на Красную площадь, в соответствии с его словами:
Где бы ни умер.
Умру поя.
В какой трущобе ни лягу,
Знаю –
Достоин лежать я
С лучшими под красным
флагом┘»

Брики даже составили примечания к предложениям, в которых четко расписали по всем пунктам (кроме первого), как они видят их решение. Вооружившись этими бумагами, Лиля Брик почти три недели безуспешно пытается встретиться с Фадеевым, а Осип Максимович, подписав их и оставив на попечении Лили Юрьевны, выехал на отдых по путевке в сочинский санаторий. Наконец они созваниваются и договариваются встретиться 9 июня в кафе, о чем она пишет Осипу Максимовичу: «┘Третьего дня полтора часа просидела в кафе с Фадеевым. Передала ему и предложения наши, и примечания к ним; остальное рассказала своими словами. Он не проявил даже никакого энтузиазма, а насчет урны даже удивился такому предложению.

Сказал, что созовет специальное совещание президиума и выделит специальную комиссию на предмет Х годовщины. Вполне согласен он только с тем, что Володей бьют по головам молодых поэтов и что это неправильно┘

Разговаривать было настолько скучно, что я даже не огорчилась. Просто – как будто и не разговаривала. Я только рада, что окончательно поняла отношение к Володе. Ты, как всегда, оказался прав┘»

Несмотря на такой «скучный» разговор с Фадеевым и его неопределенные обещания, дело все-таки было сделано, и бюрократическая машина СП начала набирать обороты в направлении организации юбилейных мероприятий по бриковской программе. Лиля Юрьевна могла быть довольна тем, что ее замысел удался.

Наступил юбилейный год. Была издана гора книг как с произведениями Маяковского, так и о его творчестве и о нем самом, снят фильм о поэте, принято решение об организации музея на родине поэта – в грузинском селе Багдади, выпущены юбилейные почтовые марки. А сверх первоначальной программы – заложен памятник на площади Маяковского.

Не был выполнен, пожалуй, только первый пункт бриковской программы – о перезахоронении Маяковского на Красную площадь, но выяснить у кого-либо, на каком уровне было принято такое решение, было невозможно. Правда, Бриков обидели и еще раз: на главные юбилейные торжества, которые проходили 14 апреля в Большом театре, правление СП выдало им пригласительные билеты в разных местах зала, да еще на непрестижные места, в то время как мать и сестры Маяковского сидели в первом ряду партера, а их фотография красовалась на странице «Правды», посвященной отчету о проведении юбилея.

┘На следующий год разразилась кровопролитная Отечественная война. Брики уезжали в эвакуацию в уральский город Молотов, откуда вернулись в начале 1943 года. А 22 февраля 1945 года, возвращаясь домой, на лестнице скоропостижно скончался от сердечного приступа Осип Максимович Брик. Последние два года он проработал заведующим литературным отделом московской редакции «Окна ТАСС». Его некролог был напечатан 1 марта 1945 года в многотиражке «Тассовец». Некролог подписал 91 деятель литературы и искусства с громкими именами! Это производило тогда и производит сейчас сильное впечатление. Поэтому руководству ТАСС не составило большого труда решить в нужных инстанциях вопрос захоронения такого знаменитого сотрудника на престижном уже в то время Новодевичьем кладбище.

После кремации урна с прахом Осипа Брика была установлена в нише стены-колумбария (77-я секция) на старой территории кладбища в непосредственной близости от могил Гоголя и Чехова. Лиля Юрьевна тяжело пережила смерть Осипа Максимовича. Она практически не участвовала в организации его похорон; все происходило помимо нее, как бы само собой. После похорон она часто бывала на Новодевичьем кладбище, и неожиданно оно ей даже понравилось, особенно в сравнении с кладбищем и колумбарием Донского монастыря.

Ей снова приходит мысль о перезахоронении Маяковского, на этот раз – более реальная: не на Красную площадь, а вот сюда – на Новодевичье. И Осип будет рядом, да и ей когда-то место здесь может найтись.

Она пишет письмо Сталину:

«Дорогой товарищ Сталин, в 1940 году, накануне 10-й годовщины со дня смерти Маяковского, я обратилась в Союз писателей к Фадееву с просьбой достойным образом похоронить урну с прахом Маяковского.

Урна эта находится в колумбарии крематория, где цветы не живут и негде поставить даже скамейку.

Никакого ответа на эту просьбу я не получила, и урна до сих пор там.

Через месяц, 14 апреля этого года, исполняется 15 лет со дня смерти Маяковского.

Зная, как Вы любите и цените его, обращаюсь к Вам и очень прошу Вас о Вашей помощи.

Мне кажется, что Маяковский должен быть похоронен на Новодевичьем кладбище, там, где Гоголь и Чехов, где можно поставить надгробный памятник и посадить цветы.

Прошу простить меня за то, что беспокою Вас в такое время.

Преданная Вам Л.Брик.
14 марта 1945 г.
Москва, Арбат,
Спасопесковский пер.,
д.3/1, кв. 55.
Тел. К5-80-72»

Неизвестно, попало ли это письмо вождю, но известно, что никакой ответной реакции на него не последовало. Да и наивно было бы ожидать, что в эти трудные дни заключительного этапа Отечественной войны он нашел бы время, чтобы решать, куда надо перезахоронить давно скончавшегося поэта, пусть даже «лучшего и талантливейшего».

И Лиле Юрьевне пришлось еще 7 лет ездить по двум адресам: к Маяковскому – в колумбарий Донского крематория и к Брику – на Новодевичье. Она как-то смирилась, но, оказывается, не смирилась «другая сторона» – семья Маяковского (о чем Лиля Юрьевна даже не знала), и особенно наиболее активный член этой семьи – старшая сестра поэта Людмила, которая начала по разным инстанциям добиваться того же – перезахоронения брата на Новодевичье (!)

Трудно понять, как, но Людмиле Владимировне удалось в начале 1951 года решить этот вопрос. Может быть, этому способствовало то, что решением идеологических вопросов в ЦК партии стал заниматься Суслов, взявший в свой аппарат земляка и родственника из Ставрополья – Воронцова, люто ненавидевшего Лилю Брик и организовавшего вскоре ее широкомасштабную травлю, но благоволившего Людмиле Маяковской. ┘Итак, 22 мая 1952 года состоялось перенесение на Новодевичье кладбище урны с прахом Владимира Маяковского из колумбария крематория Донского монастыря. Вот что писала 24 мая «Литературная газета»:

«В траурной церемонии приняли участие близкие и друзья поэта, Александра Алексеевна и Людмила Владимировна – мать и сестра поэта. На траурном митинге выступил заместитель генерального секретаря Союза советских писателей СССР Н.С.Тихонов. Прозвучали стихи поэта, которые прочитал С.Балашов. На месте захоронения урны устанавливается временное надгробие: на белом мраморе, обрамленном черным гранитом, золотые буквы

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
1893–1930».

В газетах, насколько я знаю, не говорилось, но под захоронение Маяковского на Новодевичьем кладбище была отведена просторная «семейная площадка» на четыре могилы: кроме него – для матери и двух его сестер. Младшая из них – Ольга – к этому времени уже скончалась (1949) и вскоре была без излишнего шума перезахоронена к брату. Позже здесь же нашли свое пристанище на забронированных для них местах мать поэта Александра Алексеевна (1954) и старшая сестра Людмила (1972)┘

┘Лиля Юрьевна прожила еще два десятилетия и добровольно ушла из жизни 4 августа 1978 года. В оставленном ею завещании, понимая, что путь на Новодевичье, где похоронены близкие ей Маяковский и Брик, ей заказан, она просила ее прах развеять. В мае 1979 года ее просьба была выполнена и прах развеян близкими ей людьми на опушке леса под Звенигородом.

На памятнике-валуне были вырезаны её инициалы: Л - Ю - Б, повторяющие гравировку на кольце, подаренном ей Маяковским, которые при непрерывном прочтении сливались в любовную клятву «┘л-ю-б-л-ю-л-ю-б-л-ю┘», которая из Подмосковья как бы была обращена на Новодевичье┘

Астана

В статье использованы материалы из второй части дилогии автора «Пятнадцать лет после Маяковского», охватывающей период 1938–1945 годов и готовящейся к печати.