"ЛЕВИАФАН" - не только газета, это школа, через которую прошло много людей, и не только русских. "Левиафан" появился еще до "Эха" и "Ковчега". Это была газета новой культуры, ее не волновали ни советские, ни антисоветские проблемы. Потом там стали появляться некоторые оценочные материалы израильской культурной действительности.
Когда в 1990 году приехала огромная алия, мы начали издавать газету "Бег времени", затем она называлась "Знак времени" и "Звенья". Тогда в Израиле была только одна газета на русском языке "Наша страна", такой сохнутовский листок - симпатичный, но достаточно убогий. Наш "Бег времени" стал распространяться вместе с ним, отдельным приложением.
Часть людей покупали "Нашу страну", оставляли только "Бег времени". Конечно, бывало и наоборот. Мы первые стали говорить на новом языке, который позже распространился во всей русскоязычной печати Израиля. Мы немножко опередили даже российскую прессу. Например, когда появилась полоса "Искусство" в газете "Сегодня", мы почувствовали, что это наши коллеги.
- Вашу газету финансировало государство?
- Совсем нет. "Наша страна" была частной газетой, с которой нас связывали определенные отношения - мы просто сдавали туда двадцать четыре полосы каждую неделю.
- Они на вас понадеялись и дали полный карт-бланш┘
- Да. К нам присоединились приехавшие из России Яков Шаус, Александр Гольдштейн, Александр Бреннер, Евгений Штейнер, Дмитрий Сливняк, составившие ядро газеты. Печататься у нас было престижно. Найденный нами стиль повторяли многие газеты. Мы обозначали свое культурное пространство, мы задавали тон. Ситуация была совершенно уникальная: мы получали деньги, выпускали газету, и нас никто не проверял. Правда, счастье продолжалось недолго - два года. Издатель очухался и перестал нас финансировать. Но было поздно, яд "Знака времени" уже проник в другие газеты.
Когда в 1993 году Александр Клевицкий, издававший один из старейших русскоязычных журналов Израиля "Зеркало", предложил мне стать его главным редактором, я с удовольствием пошла на эксперимент.
В обновленном "Зеркале" появилась оригинальная публицистика, переводы, современные стихи и короткая проза. Там впервые были напечатаны воспоминания Кацмана о Малевиче (раньше чем в России); моя беседа с Харджиевым, ставшая одной из основополагающих в харджиеведении. Но рамки тонкого иллюстрированного журнала через какое-то время перестали нас устраивать - там нельзя было печатать серьезные прозаические вещи. В 1996 году мы пошли на самоубийственный шаг - решили издавать толстый журнал. И сделали его как литературно-художественный альманах с четкой концептуальной структурой.
"Зеркало" - журнал, рассчитанный на читателя, который понимает, что происходит в литературе и искусстве. Принцип журнала - современные тексты. У нас нет никаких ограничений, критерий только один - высокое литературное качество и значимость освещаемых культурных событий. И это журнал израильский. Определяется и конструируется он здесь, это взгляд отсюда. Это культура определенного места и определенной группы, что очень важно. Конечно, метрополия русского языка - Россия, но "Зеркало" участвует в общем процессе международной русской литературы. Отдаленность от метрополии дает нам свободу. Но мы живем не в вакууме. Литературная жизнь Израиля очень интенсивна.
Миллион русскоязычных израильтян - люди, приехавшие из самых разных мест. Литературная иерархия этого общества только складывается, и начинается какое-то взаимовлияние на разных уровнях. Мы сейчас с очень известным израильским издательством "Ха-кибуц ха-меухад", получив, между прочим, деньги от государства, издаем антологию "Зеркала". Она будет первым опытом перевода современной русской литературы на современный израильский язык с общим пониманием кодов. Процесс отбора был очень сложным, потому что существует пропасть между двумя культурами. Опыт взаимоотношений русской и ивритской культур был очень печален - он всегда происходил на уровне чиновников или случайных людей. Литературные издания и выставки конкурировали друг с другом по убогости.
- Но ведь найти адекватных переводчиков непросто┘ Кто-нибудь переводил, например, Холина на иврит?
- Это невозможно. Мы хотим перевести здешних русскоязычных авторов, нашу группу: Гершовича (который родился как русский писатель в Израиле, а сейчас живет в Германии), Пепперштейна, Гольдштейна, Бараша, Гробмана, Винокура. Это будет итогом работы "Зеркала".
С 1999 года журнал получает финансовую поддержку от Министерства абсорбции, Министерства культуры, Тель-Авивского муниципалитета, от разных фондов и организаций. В этом году комиссия по литературе при Министерстве культуры Израиля решила временно субсидировать только ивритские издания или переводы. Редакция "Зеркала" стала протестовать, подключились пресса и радио.
- Да, русская пресса заявила, что министр культуры Матан Вильнаи объявил войну русской культуре. На самом деле министр был против решения своих чиновников от литературы, и оно было аннулировано. Мы победили! Влияние русского общества так велико, что никто с нами связываться не хочет. Но мы боролись не только за себя.
- Какие российские издания вы считаете близкими по духу?
- Во-первых, "Новое литературное обозрение", журнал и издательство. Далее, "Новая русская книга" Глеба Морева. Много информации мы получаем из интернетовского "Русского журнала" Курицына и "Ex Libris НГ". Кстати, и наш журнал можно читать в интернете. Тем более что печатное "Зеркало" сложно распространять в России из-за разницы валют.
"Зеркало" не ограничивается только издательской деятельностью. Периодически устраивает литературные вечера и конференции, открывает новых авторов. Из недавних "открытий" - Дмитрий Гденич, по выражению Михаила Гробмана, "тайная личность, которая спряталась в дебрях Кинерета, мало кому известная. О нем еще будет немало сказано".
Из открытий давних - Валентин Воробьев, художник и блестящий писатель, живущий в Париже. Его рассказы были известны только узкому кругу художников. Теперь он стал писать обзорные исторические статьи для "Зеркала".
Еще один постоянный автор "Зеркала" - Алексей Смирнов (фон Раух). "Ренессансный" человек - поэт, прозаик, писатель, публицист и художник.
Недавно Гробманы буквально заставили вдову художника Юло Соостера Лидию написать воспоминания о жизни и судьбах русского художественного авангарда 60-х. Это была ее лебединая песня, ценнейшее свидетельство времени.
- Да, это уникальные воспоминания. Их потом издали в Эстонии отдельной книгой. Как потом, после публикаций в "Зеркале", были изданы в России книги Александра Гольдштейна "Расставание с Нарциссом" и "Ханаанские хроники" Наума Ваймана.
Хит последнего номера журнала - неопубликованная пьеса Ильи Сельвинского "Тушинский лагерь". Рукопись нам передала его дочь Тата. По историческим свидетельствам Лжедмитрий II ("тушинский вор") был евреем. Это придает особую пикантность сочинению. По пьесе бродят точные и явные отголоски конструктивизма. Она написана блестяще.
- Ира, как ты можешь охарактеризовать вашего читателя?
- И в России, и у нас - один общий читатель. Это русский интеллигентный человек. Наша цель - осмысленные тексты, мы против птичьего языка. Наша область - пронзительные слова о нынешнем невероятном времени на уровне честного смелого индивидуального высказывания.
"Зеркало" выполняет не только культурологические, но и общественные функции. Это не просто журнал - это общество, это ситуация, концептуальное объединение, выражение жизни израильской элиты. &
Беседовала Лилия Вьюгина
Тель-Авив-Москва
Анастасия Башкатова 
