Красная черта конституционной реформы

В 1993 году вместо совершенствования Конституции выясняли, кто в доме хозяин. Фото РИА Новости

Второй раз за короткое время обращаюсь к теме конституционного строительства. Первая статья, посвященная конституционному кризису сентября-октября 1993 года, была опубликована в «НГ» 12 сентября, то есть до выхода статьи председателя Конституционного суда Валерия Зорькина «Буква и дух Конституции». Мой материал, как мне кажется, перекликается с выводами глубоко уважаемого мною правоведа.

Итак, несколько соображений. 

Первое. Как я и предполагал, трагические события октября 1993 года – третий государственный переворот в течение двух лет – остались вне компетентного анализа специалистов. Слишком сложная тема, очень болезненная. Никто не проявил решимость выявить главное: условия и причины, которые сделали возможным постепенное нарастание противостояния Верховного Совета и президента, переросшее в открытый смертельный клинч. Объяснение действия президента его сторонниками – «состав Верховного Совета РФ был сформирован еще в другом государстве, поэтому его легитимность вызывает большие сомнения» – представляется весьма поверхностным и коньюнктурным. Особенно жаль, что на это закрыли глаза очень сильные юристы Государственной Думы, Совета Федерации, Администрации президента. Кое-кто предпочел издание сочинений по истории права от Рима до наших дней. Еще раз хочу напомнить о мужественных действиях судей КС в сентябре-октябре 1993 года, прежде всего его председателя. Такого в нашей истории не было.

Сейчас на Валерия Зорькина наскакивают бойкие теле- и радиоведущие, политкомментаторы, которые не в состоянии понять глубину его текстов. Я связываю статью Зорькина не только с предстоящим 25-летием Конституции, но и с конституционным кризисом 1993 года, хотя в ней нет об этом ни слова. Парадокс только кажущийся! Вчитайтесь.

Второе. Любой начинающий юрист знает о конституционном принципе разделения властей, сформулированном еще великим философом Шарлем Монтескье. Сейчас политизированные критики существующего политического режима обрушиваются на недостаточное разделение исполнительной, законодательной, президентской и судебной ветвей власти. То, что у нас еще далеко не все благополучно с их независимостью, не вызывает сомнения. Но точно так же не вызывает сомнения, что в условиях невысокой политической культуры основной массы населения, в первую очередь пользующихся избирательными правами, и проблемы с правопониманием молодых депутатов, с их завышенной амбициозностью, слишком глубокое разделение ветвей власти может привести к рецидиву 1993 года. 

Тогда к реальной власти пришли два харизматичных человека – Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов. Провоцируемые преданными соратниками, они начали выяснять, кто в доме хозяин. Внешне дискуссия конституционной комиссии ВС и конституционного совещания АП велась о содержании некоторых пунктов проекта новой Конституции. Однако высшие должностные лица государства оказались недоговороспособными. Государству грозил коллапс. Мог ли в этих условиях Конституционный суд остаться в стороне – над схваткой? Признаемся честно – мог. Хотя бы сославшись на процедурные правила, запреты и предписания закона о КС (эти доводы очень точно изложены в особом мнении некоторых судей КС в связи с Заключением КС от 21 сентября 1993 года о неконституционности Указа Ельцина № 1400). Но дело не в этом. Если мы говорим о необходимости изменения текста Конституции, то, по моему мнению, она должна содержать ясно прописанные процедуры выхода из подобных ситуаций, причем на самых ранних стадиях кризиса.

Третье. Человек, садящийся за письменный стол, с тем чтобы внести изменения в текст Конституции, должен совершенно ясно представлять, что Россия – весьма хрупкое государственное образование. Новая Россия (так я называю наше Отечество после 1991 года) унаследовала конфессиональную, этническую, географическую (климатическую), экономическую многоукладность. Плюс колоссальная территория и неравномерность распределения природных богатств. Это обстоятельства объективного происхождения. Грубое, даже просто неосторожное, непродуманное вмешательство в сложившееся государственно-политическое устройство может привести к необратимым последствиям. Поэтому стоит обратить внимание на последние события в Ингушетии, связанные с чеченской границей.

К сказанному надо добавить национально-федеративное устройство. Государствоведы хорошо знают: общество, построенное по национально-административному принципу, просто беременно сепаратизмом, ведь каждая национальная автономия – зародыш государственности. Надо быть нейрохирургом, оперировать тончайшими инструментами, чтобы не разрушить существующий баланс прав, интересов, возможностей и т.д. В том числе соотношения политической децентрализации и вертикальных принципов государственного управления.

Четвертое. Мы все понимаем, что находимся в переходном периоде со всеми присущими ему осложнениями политического, экономического и прочего характера. Неизбежны и ошибки, ибо не существует общих правил и стандартов в эволюции государств. Обратитесь к истории государства. Франция, Германия, Великобритания, Китай, Индия, США (я беру только крупнейшие державы, ибо сравнивать Россию, например, с Бельгией или Сингапуром – не совсем корректный метод). Каждая из этих стран шла к нынешнему статусу исключительно своим путем, построенные в них демократии очень сильно отличаются, а кое-где вообще не укладываются в классические критерии. В Великобритании правительство – это члены Палаты представителей, в ряде стран (в той же Великобритании или США) парламенты при определенных обстоятельствах выполняют судебные и даже следственные функции. Почему чего-то индивидуального не может быть в России?

Я считаю, что сложившийся у нас умеренно авторитарный тип государственного правления – неизбежный этап перехода к демократическому правовому государству (как это записано в ст. 1 Конституции). Спешка в этом процессе для России катастрофична.

История не изобрела скороварки, которая ускоряла бы правовое и культурное созревание огромных масс. Очень важно, чтобы мощные институты демократии (например, прямые, без правовых рестрикций выборы) не разрушили совсем недавно родившуюся демократию (последние рудименты крепостного права в Советском Союзе были ликвидированы в 1961–1963 годах – после паспортизации сельского населения!).

Пятое. Означает ли сказанное, что мы должны табуировать текст Конституции? Вовсе нет. В статье Валерия Зорькина мы найдем слова о возможности «точечных изменений» текста. Но ведь и это понятие, как и почти все в юриспруденции, можно наполнить каким угодно содержанием.

Мне представляется возможным, во-первых, указать в Конституции на переходный характер нашего государственно-политического устройства, во-вторых, наделить КС реальными судебно-властными полномочиями, в-третьих, внести механизм разрешения конфликтов между исполнительной и законодательной ветвями власти. Возможно строгое ограничение сроков замещения высших должностей. Но это уже предмет других размышлений и публикаций.

Статья Валерия Зорькина называется «Буква и дух Конституции». Хотелось бы, чтобы в тексте Конституции было больше «буквы» и поменьше «духа». Это документ прямого действия. Если юристы будут апеллировать в суде к «духу», вряд ли это прозвучит для судей убедительно.

Напутствуя составителей французской Конституции, Наполеон Бонапарт якобы сказал: «Пишите коротко и неясно». Попала ли наша Конституция 1993 года под эту рекомендацию?