Байкал – одна из горячих точек

Регулирование уровня Байкала – задача, решать которую необходимо с упором на экологические вопросы. Фото Reuters

Срок действия постановления правительства РФ, которым был установлен расширенный диапазон колебаний уровня Байкала, кончается в этом году, и встает вопрос, что делать дальше. По мнению завлаба моделирования поверхностных вод Института водных проблем (ИВП) РАН, доктора технических наук Михаила БОЛГОВА, нужно или оставить это постановление в силе, или отменить и разработать правила регулирования для всего Ангарского каскада. Причем с упором на экологию Байкала. Об этом и многом другом ученый рассказал специально для «НГ» в интервью шеф-редактору проекта #СпасиБайкал (портал «Тайга.Инфо») Александру ПОПОВУ.

– Михаил Васильевич, в чем, на ваш взгляд, основные причины постоянных дискуссий и споров вокруг темы регулирования уровня Байкала?

– С начала 1960-х, когда была построена плотина Иркутской ГЭС, уровень воды в озере был искусственно поднят на 80 см. И с тех пор мы начали управлять озером не как естественным водоемом, а как водохранилищем многолетнего регулирования. В правилах, которые тогда были заложены, содержалось стремление к тому, чтобы уровень Байкала следовал за естественным режимом. Но полностью это требование выполнить оказалось невозможным по разным причинам.

Например, многолетняя амплитуда колебаний уровня воды в естественных условиях у Байкала была почти 2 м, от минимального весной до максимального в конце лета. Это где-то 1 м 90 см за весь инструментальный период наблюдений (разница с самого минимального в 1905 году до самого максимального в 1933 году). В постановлении правительства РФ от 2001 года указано, что Байкал должен колебаться в пределах призмы 456–457 м в Тихоокеанской системе высот – то есть в пределах 1 м. Я знакомился с документами, обосновывающими то решение, и в них уже был сделан вывод, что по соотношению речного притока и потребностей водопользователей этот диапазон выдержать будет невозможно. Хорошо, если будет средний по водности год или чуть-чуть маловодный, тогда можно будет регулировать уровень Байкала сбросами Иркутской ГЭС и поддерживать его в пределах метрового диапазона. Но если наступит маловодье и мы будем вынуждены приступить к сработке водохранилища, то воды для такого регулирования просто не хватит. Если только не закрывать плотину на нулевой расход. Но это, понятное дело, нереализуемый вариант. И попытки Росводресурсов тогда изобрести механизм управления, который бы позволил держать уровень Байкала в пределах 1 м, ничем конструктивным не закончились. Для этого нужно резко снижать сток Ангары, на что никто не согласится.

– И поэтому диапазон колебаний был увеличен в 2016 году?

– Да, именно так. Росводресурсы по закону управляют всеми крупными каскадами ГЭС в России и делают это максимально коллегиально. Они принимают решения, исходя из интересов всех игроков – энергетиков, судоходства, гражданских водозаборов. Понятно, что больше всех заинтересованы в регулировании энергетики. Вот и получается, что они всегда во всем виноваты.

– Действие этого постановления в этом году заканчивается, надо будет принимать новое? Ваше мнение – каким оно должно быть?

– Во-первых, до сих пор сохраняется правовая коллизия, с которой надо уже что-то сделать. Есть Водный кодекс, а есть федеральный закон об охране Байкала. Какой из этих документов выше другого с точки зрения права – вопрос к юристам, но в законе о Байкале написано, что правительство устанавливает диапазоны колебаний уровня озера, а в Водном кодексе РФ – что для управления водохранилищами используются правила использования водных ресурсов (те самые ПИВРы). Вот эти ПИВРы проходят многоступенчатую экспертизу. Любое изменение этого документа – крайне непростая процедура, Росводресурсы идут на это очень неохотно. Правила должны учитывать интересы всех, иначе их никто не согласует. В них должно быть отражено все – и маловодья, и многоводные периоды.

На мой взгляд, нельзя регулировать постановлением правительства чисто технические вопросы. Вопрос надежности энергосистемы и гарантированной отдачи – это вопрос, решаемый чисто техническими средствами, исходя из наличных водных ресурсов и требований потребителей. Водохозяйственная наука должна предложить такой метод управления, который всем даст необходимое количество воды с нужной степенью гарантии. Постановление правительства РФ от 2001 года, если мы вернемся к нему снова, такого не обеспечит, особенно в метровом диапазоне – 456–457 м. В экстремально маловодные годы разрешается срабатывать до 455,54 м, в экстремально многоводные годы допускается форсировать уровень до 457,8 м. То же самое было написано в ПИВРах от 1988 года, только там верхний максимум стоял еще выше – 458,02 м, мы его, как вы можете видеть, немного снизили. Если мы хотим поменять расчетный уровень, мы должны понимать, что за этим последует перекладывание всех водозаборов в нижнем бьефе. Нужно менять все проектные сооружения, все нижние отметки. Это колоссальный объем работ и инвестиций. Поэтому нет никакой необходимости менять нижнюю отметку Байкала на 3–5 см, если это находится в пределах точности. Волна на Байкале до 3 м бывает! Это не те сантиметры, за которые надо бороться, но нам их хватит в балансе, чтобы покрыть возможный дефицит.

По моему мнению, сегодняшняя редакция постановления правительства РФ достаточно оптимальна. И поэтому его действие можно продлить, принять на постоянной основе. Либо – как второй вариант – отменить вообще и оставить только норму Водного кодекса РФ. А диапазоны прописать в новых ПИВРах. И разработать их нужно с учетом насущных требований. Никакой новой теории не создано в последние десятилетия. С 1960–1970-х годов, когда создавались все крупные энергосистемы, так все идеологически и продолжаем, только дополняем, конечно, современными техническими новшествами. Нужно запустить процесс переработки Правил управления в соответствии с наличными водными ресурсами. Они с 1988 года, мягко говоря, несколько устарели. Но сопроводить этот документ требованиями управления с точки зрения максимального приближения к экологически щадящему режиму колебания уровня Байкала.

– То есть добавить в чисто гидрологические расклады немного экологии? Того, что, по сути, требуют российские экологи и в этом году прописал в своей резолюции Комитет всемирного наследия ЮНЕСКО?

– Именно так, поскольку управление водным хозяйством в России до сих пор не экологизировано. Гидротехнические системы на водных объектах в годы СССР строились с точки зрения надежности энергоснабжения, условий судоходства. Теперь мы понимаем, что в основе должна лежать экосистема. И это видно не только на Байкале, посмотрите на Волгу, которая умирает. Если так будет продолжаться дальше, то будет катастрофа.

Проблема еще и в том, что когда мы попытались еще больше приблизить уровень Байкала к требованиям экосистемы (условно-естественный режим колебаний), выяснилось, что модели экосистемы Байкала вообще нет. Есть эмпирические выводы, почему те или иные виды вымирают, есть многолетние наблюдения Лимнологического института Сибирского отделения РАН, во многом уникальные и весьма ценные. Но нет научно обоснованной модели, которая могла бы дать ответ на вопрос, при каком уровне Байкала его биоте реально было бы лучше. Мы в своих моделях регулирования использовали те сведения по водным биоресурсам, которые были опубликованы в работах иркутских и бурятских коллег. Это работы 1990-х годов. Там примерно говорится, что плохо, когда уровень очень большой, но еще хуже, когда он очень маленький. Но до сих пор нет количественных оценок влияния водного режима Байкала на его экосистему. Нужно проводить исследования такого влияния.

В каждом крупном речном бассейне есть документ «Схема комплексного использования охраны водных ресурсов», который должен стать стратегическим. Пока что мы на него смотрим и понимаем, что там нет стратегии, увязанной со стратегией экономического развития региона. Все ПИВРы предназначены, чтобы обеспечить ресурс (воду) и минимизировать возможные проблемы с точки зрения гидрологии. И все.

– Вы заявили в своем выступлении на Байкальском международном водном экологическом форуме, что если мы будем экологические вещи учитывать в своей работе, то угробим экономику. Что вы имели в виду?

– Я имел в виду действующее постановление правительства. Если мы захотим его выдержать в рамках метрового диапазона, то в условиях минимальной водности все водозаборы ниже Иркутска останутся без воды. По оценкам МЧС России, это ударит почти по 200 тыс. жителей – все они могут оказаться в зоне ЧС. Это очень много, а если еще и зимой, то это сильно усложнит ситуацию.

Мощность ГЭС Ангарского каскада не изменилась, безвозвратное водопотребление в Байкале – практически на нуле. В основном озеро как водохранилище используется в интересах энергетики и водопользования, которым нужно дать уровни, чтобы крупные водозаборы функционировали. Их, казалось бы, можно перестроить на меньшие отметки, чтобы Байкалу облегчить существование, но это стоит ориентировочно 150–200 млн руб. на один водозабор.

– В ваших исследованиях содержится вывод, что маловодье вызвано резким сокращением количества осадков на территории водосборного бассейна. Можно ли предположить, что привело к дефициту этих осадков?

– Природа нам дает ресурсы, но мы на нее не можем влиять. Вот, к примеру, в Бурятии вразрез логике говорят, что из-за понижения уровня Байкала в колодцах пропадает вода. Слушайте, да если мы даже на 10–15 см сработаем Байкал, то это скажется на расстоянии метров в 50, ну максимум 200 от берега. Но не за десятки километров. Единственное заметное негативное воздействие колебаний Байкала на берега – то, что они разрушаются. Это живет вновь созданная литодинамическая система, когда размываются грунты, формируются новые песчаные отмели, косы, гряды и проч. Это процессы, которые могут длиться десятилетиями, они плохо предсказуемые. Количественные прогнозы по ним дать очень сложно.

И маловодье – это результат климатических «сдвигов», которые мы сами никак не сможем изменить. Летом, в третьем квартале года, когда всегда происходит основной приток водных масс в Байкал, мы наблюдаем в последние годы очень небольшое количество осадков. Это исходная причина маловодья. Метеорологи конкретно объяснили, почему осадков нет. Так получилось, что влагонесущие водные массы обошли стороной этот макрорегион. У циркуляции атмосферы очень сложный механизм, в двух словах не расскажешь. Такое случается, что влагосодержание атмосферы в данном регионе меняется. У климатологов есть десятки индексов, фиксирующие и объясняющие, почему так произошло. Вы сегодня не получите точный ответ, естественные ли это процессы или это следствие накопление СО2 в атмосфере, вызванное антропогенными факторами... Мы считаем, что это аномалия. К примеру, в 1930-е годы на Волге было семь маловодных лет – и это тоже было аномалией. Но маловодные годы сменяются полноводными.

– Если говорить про новые ПИВРы, то не стоит ли вернуться к тому, что обсуждалось еще в 1990-х – управление всем каскадом, а не отдельными водохранилищами?

– Наша позиция в ИВП РАН состоит в том, что надо управлять всем каскадом сразу. А основной регулятор в Ангарском каскаде – это Братское водохранилище. Мы его «дергаем» вверх-вниз, пренебрегая экологией – это тоже неправильно, нужно управлять с учетом качества водной среды. Многолетние емкости существуют для того, чтобы их наполнять в многоводные годы и срабатывать в маловодные. В маловодные годы, как сейчас, это может привести к тому, что емкость будет полностью сработана. Она для этого и создается.

Братское водохранилище – второе в каскаде после Иркутского, но оно – основной регулятор. Например, на Волге все водохранилища сезонного регулирования, кроме Рыбинского (но оно небольшое по сравнению со стоком Волги – это порядка 250 куб. км, а общая призма регулирования Волжско-Камского каскада около 80 куб. км, хотя в основном используют 50 куб. км). Повторюсь, Братское водохранилище играет роль основного регулятора. Одна из задач водохозяйственной науки – «поправить» ПИВРы, исходя из реалий маловодья этого и предшествующих лет так, чтобы мы имели возможность управлять с требуемым уровнем надежности. И управлять всем каскадом. А сейчас получилось так, что все водохранилища управляются по отдельности. В Усть-Илимском водохранилище емкости своей вообще нет практически, собственные ресурсы там ничтожные. У Богучанского другой режим, хотя оно конечный элемент каскада. Мы должны управлять всем каскадом так, чтобы максимально возможно гарантировать энергоотдачу и обеспечить сохранение условий для функционирования экосистемы, но тогда мы должны применить наши оптимизационные методы ко всему каскаду.

Это не новая задача. Когда каскад проектировался, так все предполагалось, но в 1990-х все начало меняться. По-прежнему Волжско-Камский каскад управляется как единая система, но там другая проблема, а именно то, что мы Схему комплексного использования и охраны водных объектов сделали по отдельным частям Волжского бассейна. Все загрязняющие вещества с Оки или Камы идут на Нижнюю Волгу. И мы должны согласовывать эти потоки загрязняющих веществ и управлять этим одновременно.

– ЮНЕСКО в своей резолюции прописала, что для решения проблемы монгольских ГЭС и в принципе для Байкала требуется провести трансграничную стратегическую экологическую оценку. Пока это теоретическое предложение. Ваше мнение? Это может быть выходом из положения, в том числе для России?

– Мы можем сделать любое комплексное исследование, и оно пойдет на пользу. Мы будем четко понимать, что нам делать с правилами управления, если монголы будут безвозвратно изымать часть стока... Проблема не в том, что они сделают дополнительную емкость, а в том, что с этих емкостей будет испаряться вода, перебрасываться в пустыню Гоби и воды к нам придет меньше. Мы должны понять, насколько меньше. Сегодня с монгольской территории притекает 10–12 куб. км воды в год. Всего сток Селенги 30 куб. км, Селенга дает 50% притока, из них примерно 30% формируется на территории Монголии. Если из этого объема какая-то часть безвозвратно будет забрана, надо понять, как это скажется на уровне Байкала. И этот эффект сильно зависит от водности года. В маловодные годы эффект будет сильнее.

Чтобы энергию вырабатывать на ГЭС, нужно всегда держать водохранилище заполненным до проектных отметок. Площадь поверхности постоянна и испарение одинаковое что в маловодные, что в полноводные годы. В маловодные годы ресурсы монгольской части Селенги могут упасть до 5–7 км куб. км. Мы должны понять, какое это окажет влияние на Байкал. То, что монгольские ГЭС будут влиять на баланс, это очевидно. На мой взгляд, основной негативный эффект влияния монгольских ГЭС будет на экосистему. Есть данные про нерест омуля, мы знаем, что для развития личинок этой рыбы очень важна температура воды. Поэтому когда мы говорим о потенциальном вреде от монгольских ГЭС, то мы знаем, что основной вред будет именно экосистеме. ГЭС будет сбрасывать относительно теплую воду в тот период, когда по условиям развития личинок омуля нужна вода холодная, и ущерб может быть серьезным.

На Байкале очень много проблем так называемого накопленного экологического ущерба. Байкал – одна из горячих точек. Вот мы сокращаем сток – как это может сказаться на внутриводоемных процессах Байкала? Ответы могут быть сегодня только качественными, такие вещи сложно посчитать. Существенно разнятся минерализации рек и самого Байкала, дельта Селенги играет роль фильтра, перехватывающего потоки загрязняющих веществ, а на Волге мы такого, к примеру, не наблюдаем.