Алексей Малашенко
Взять, овладеть, навести порядок – такой вот смысловой ряд. Без силы ни шагу. Фото Reuters
В ноябре 2016 года Европарламент принял резолюцию о противодействии враждебной Евросоюзу пропаганде, которую ведут Россия и «Исламское Государство» (пишу с большой буквы, чтобы еще больше испугались). Друзья, лучше посоветуйтесь с ветеранами советской пропаганды, отставными спецами по глушилкам. Не «закручивайте крантик», не опровергайте эту пропаганду. Вы же попались на удочку «информационной войны», в которой Москва так заинтересована.
Но и признайте: российская пропаганда умело использует ваши внутренние проблемы – брекзит, мигрантов, временную хлипкость европеизма. Решайте эти проблемы, и вы их решите. Не завтра, даже не послезавтра. Уйдет уйма времени, возможно, поколение, но все кончится хорошо.
В Кремле убеждены, что по отдельности с европейскими странами «разобраться» легче. Как и с Америкой, если один на один. Но авторы российской долговременной «стратегии», а ее нет, а есть только одноходовая тактика, не учитывают только одного: рано или поздно, но европейская интеграция, вопреки местным национал-консерваторам, поправится. Косвенным аргументом в пользу этого можно считать то, что Москва сама спит и видит, как бы ей развивать интеграционные проекты в этой, как ее, Евразии.
Это присказка. Сказка будет впереди.
Кто кого?
Значит, напугались в Европе российской и исламистской пропагандой.
Бояться же ее надо здесь, дома. Для отечественной аудитории она действительно страшна. Можно сказать, что она ведется против собственного общества (народа), деформирует сознание, воспитывает в людях ксенофобию и озлобленность. Кинорежиссер Михалков, говоря о Ельцинском центре в Екатеринбурге, определил его деятельность как инъекцию для разрушения сознания людей. Классное определение. Только больше всего она подходит к пропаганде, особенно телевизионной.
Сравним ее с пропагандой советских времен. Тогдашняя была отрыжкой, в смысле, отражением классовой идеологии, примитивной, но честной коммунистической идеологии. Неизвестно, что хуже – советские фантазии про то, что у нас все лучше, чем у них, и вера в светлое будущее или нынешнее превознесение до небес родной идентичности и сопутствующих ей ценностей.
В советские времена была искренняя вера в собственное превосходство, сразу после 1917-го еще в придуманную, заведомо невозможную мировую революцию. Последний, кто эту идею защищал, образованный, но сумасшедший Лев Давидович Троцкий, в 1940 году был убит Рамоном Меркадером, впоследствии получившим за свой подвиг звание Героя Советского Союза и похороненный в 1978 году на Кунцевском кладбище под фамилией Лопес. Таков был финал концепта мировой революции. Сталин заменил мировую революцию на «социалистическую державность» (чаще именуемую имперскостью), но абсолютизация величия и непобедимости осталась прежней.
Тогда было немало бескорыстных борцов за идею и ее пропагандистов. Советские «комментаторы за круглым столом» (была в дни моей молодости такая передача по Первой программе) были порядочнее…
Советская пропаганда создавала образ врага. Что это был за враг? Капитализм, империализм, мечтавший нас уничтожить. Советский Союз хотел того же. Помните такую шутку (последним из советских вождей ее повторял Хрущев): «У нас главное расхождение с ними по «земельному вопросу» – мы хотим закопать их, а они – нас». Здесь явно улавливалась мечта в то, что мы, априори самые передовые, закопаем их раньше.
Но было и другое: «Главным достижением в нашей политике по отношению к капиталистическим государствам была и остается борьба за утверждение принципов мирного сосуществования… за ослабление, а в перспективе устранение опасности возникновения новой мировой войны». Это из Доклада на XXV съезде КПСС от 1976 года. И еще оттуда же: «Решающее значение для ослабления угрозы войны и укрепления мира имел, конечно, поворот к лучшему в наших отношениях с… Соединенными Штатами Америки». Советская пропаганда не всегда бывала совсем уж агрессивной.
Враг был классовым. Он отличался от нас прежде всего материальными, внешними признаками – джинсами, жвачкой и кока-колой. Джинсы (иномарки видели только в кино) были символом их превосходства и нашей к ним зависти и комплекса неполноценности.
Установка была на то, что в целом все идет хорошо, хотя есть, конечно, отдельные недостатки в виде отсутствия говядины, свинины, колбасы, молока, картофеля, хорошей одежды, нормального жилья, автомобилей, книг, медицины. А также в виде низких зарплат, плохих дорог…
Наше материальное отставание от них изображали временным и преодолимым. Неотвратимое советское – материальное, экономическое превосходство было как бы отложенным. Коммунизм был достижим. Когда Хрущев обещал, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», он сам в это верил, как верил в лозунг «Догнать и перегнать Америку». На каком-то партийном пленуме Никита Сергеевич с упоением рассказывал, как впервые попавший в Москву один иностранный журналист обратил внимание на бедность одежды людей, зато в следующий приезд обнаружил, что самый плохой костюм был на нем самом. Когда Сталин в 1935 году сказал: «Жить стало лучше, жить стало веселей», он имел в виду материальное «жить стало лучше», а уже потом веселее – с юмором был мужик. И пропагандист неплохой.
О превосходстве нашей системы говорила победа в Великой Отечественной войне. О роли, которую сыграла в этой победе помощь союзников, сообщалось вскользь. В нынешней пропаганде это обстоятельство вообще не упоминается, как и встреча на Эльбе. Лендлиз обычно сводился к банке тушенки, вскрывая которую, советский солдат произносил: «Сейчас откроем «второй фронт». Культивировалось чувство, что свою войну Советский Союз выиграл чуть ли не в одиночку.
Не считая 9 мая, идеальным объектом для пропаганды служил космос. Хвастались, конечно, и экономическими успехами, которые выглядели по большей части статистическими, чем реальными. Жить лучше становилось, но как-то слишком медленно, неуверенно.
 |
| У нас есть телевидение, вещающее на зарубежную аудиторию
и рассказывающее о нашей духовности и патриотизме. Фото РИА Новости |
Наши ценности
Шли годы. Неугомонная «Правда» рассказывала о достижениях во всевозможных областях, на голубом экране скрипел «Университет марксизма-ленинизма»… Но лет за 15 до конца СССР советской пропаганде не верил практически никто.
При Горбачеве наступила пауза – пропагандировать перестройку было невозможно. В 1990-е пропагандировать было нечего, да и разучились заниматься этим делом.
Во втором десятилетии 2000-х пропаганда вновь оказалась востребованной, и пропагандистская машина вновь заработала со всей своей неуемной энергией. Одновременно произошла своего рода «смена вех». Никто, в том числе телеведущие, уже не призывает «догнать и перегнать». Да и кого перегонять, занимая по ВВП не то 10-е, не то 11-е место?
Враг перестал быть классовым. Пропасть между нами и ними определяется ценностными различиями: наши ценности противостоят «ихним». «Ихние» более или менее понятны: это бездуховность, пришедшие на смену джинсам гей-парады, разумеется, пресловутая демократия….
Не удержусь и еще раз процитирую Сталина, как-то заметившего, что «знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт». Заметьте, Сталин сожалел об этих, пусть и буржуазно-демократических, свободах, а у нас сегодня отторгают демократию целиком. Вождь всех народов смотрится-то посообразительнее, покультурнее.
Что такое наши ценности? Это, ясное дело, духовность, патриотизм, натуральный секс, в общем, наша идентичность. Тема для пропаганды очень выигрышная. Можно было не любить советскую власть и не верить в нее, но не любить, не верить в собственное позитивное культурное, религиозное начало нельзя. Это все равно что отказаться от себя самого. Пропаганда наносит удар по самому уязвимому месту. Идентичность и патриотизм как форма ее выражения и защиты – это святое. Это самое удобное поле для пропаганды. И распахивается это поле хоть и грубо, но очень энергично и успешно. Те, кто пытается рассуждать об идентичности критически, к зрителю не допускаются.
И Враг (с большой буквы) становится вдвойне опасен, и борьба против него непримирима и вечна. Как вечны его и наша системы ценностей. Это уже что-то вроде вечно отрицаемого конфликта цивилизаций. Ксенофобия возобладала, и, увы, чует мое сердце, эта ксенофобия становится взаимной.
Новые информационные технологии делают эту пропаганду, так сказать, более доверительной, интимной. Молодым людям комфортнее внимать и самим высказываться в Интернете.
Пропаганда работает на эмоциях, и работает успешно. Кстати, в таком контексте понятны инциденты, столкновения в ходе передач на федеральных каналах. Праведные страсти, героизм пропагандистов в данной ситуации уместен и эффектен.
Своего рода новациями в пропагандистском изыске можно считать появление политического юмора. В Советском Союзе основным инструментом для насмешек над буржуазным противником были карикатуры, рисовавшиеся гениальными (без шуток) Кукрыниксами и Борисом Абрамовым. Сейчас издевки над врагом идут повсеместно, и они измельчали. По Западу проходятся даже участники КВН. Уровень же острот таков, что их в душе стесняются сами авторы (исключение составляет, пожалуй, только Михаил Задорнов).
Верят или нет?
Наши пропагандисты воспринимают свою аудиторию как неразумных детей. Они готовы втюхивать ей все, что потребуется. Сейчас нам рассказывают, какой хороший Трамп. К весне начнут его огульно охаивать. Ничего нового здесь не придумано. Читайте: «На выборах 5 ноября (1968 года. – А.М.) большинство избирателей, возмущенных безумной авантюрой правительства Джонсона во Вьетнаме и глубоким внутренним кризисом, в который завела страну правящая партия демократов, проголосовало за кандидатов оппозиции», – писалось в № 47, от 15–21 ноября 1968 года, еженедельника «За рубежом». Правильно писалось, между прочим. Тогда тоже были ожидания от нового президента Ричарда Никсона. Брежнев его полюбил. Как Путин Трампа. Чем кончил Никсон, и говорить стыдно. Какие-нибудь Арбатов и Бовин могли втолковывать что-то разумное даже Брежневу. Такого уровня мудрецов сейчас почти не осталось. Но нынешним попробовать все-таки стоит. (Впрочем, в Штатах заметных мыслителей на российском направлении тоже негусто. Think Tank(ов) полно, но это скорее танки, чем Think(и). Этим обстоятельством Кремль мог бы и воспользоваться.)
Набившие руку профессионалы готовы и способны пропагандировать все что угодно. Только скажи. Предположим, что Путин женится на Хиллари Клинтон. Лучше на Кондолизе Райс, она еще вполне в форме. Представить такой альянс триумфом России даже легче, чем взятие Башаром Асадом Алеппо. Во-первых, этот брак свидетельствует о «маскулинном» превосходстве России над Западом, во-вторых, об успешности православного мессианства, в-третьих, о потенциале евразийства (ведь мы евразийцы), в-четвертых, об одобрении нашей внешней политики, в-пятых, об успешности в нашу пользу диалога Запад–Восток. Ну, чем я хуже федерального телеведущего?
Теперь, пока не забыл, на пару абзацев вернемся к Европарламенту, поставившему на одну доску российскую и игэшную пропаганду. Откуда они взяли эту похожесть? От общей для обеих пропаганд ксенофобии, от желания припугнуть противника. У ИГ это выглядит как обещание наказать, у России – напоминание о том, как пелось в забавной советской песенке, «… зато мы делаем ракеты…». И там, и там разыгрывается карта собственного духовного и ценностного превосходства, порой и силового над Западом, которого стращают крупными неприятностями в случае продолжения антироссийского и исламофобского курса.
Стоит ли этой пропаганды пугаться? С одной стороны, нет: кроме раздражения, она ничего не вызывает. Но с другой стороны, в этих информационно-пропагандистских инвективах содержится своего рода предупреждение о намерениях, о том, какие действия могут за ними последовать. От имени ИГ теракты, от имени России – целая серия разнонаправленных военно-политических и чисто военных акций, интерпретируемых как ответ на западный вызов.
Я все больше уважаю прежних рядовых коммунистов, своего покойного отца (чей отец, мой дед, был убит советской властью), который поддержал опубликованную в разгар перестройки статью Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами», на самом деле придуманную журналистами из газеты «Советская Россия». Папа тогда сказал: «Знаешь, в этом что-то есть», за что я набросился на него с либеральными кулаками.
А вот принявшего православный орден Зюганова – он ведь тоже, по сути, пропагандист, да еще какой, не уважаю. На старости лет предать марксизм-ленинизм, отречься от научного атеизма. Так поступиться принципами… Да и патриарх Кирилл разве не поступился ими, когда награждал убежденного сторонника идеи, что «религия – опиум народа»?
Кто из телеведущих, приглашаемых ими «экспертов» и чиновников искренне верит в ими же творимую пропаганду? Вопрос непростой. Ведь многие участники телешоу, депутаты, чиновники начинали свою карьеру здравомыслящими прагматиками. Помню, как аналитик X, попатриотствовав на экране, потом приватно говаривал: «Как я эту хрень им ввернул». А телеведущий Y перед выходом «на манеж» разводил руками: «Чем только не приходится заниматься». Наконец, политик Z на вопрос: «Ты почему так глупишь на Украине?» (дело было во время первого украинского кризиса) – ответствовал: «Я знаю, как сделать лучше, но работаю по указаниям».
Ярым критикам Запада, на Западе же приобретающим недвижимость, обучающим там своих сыновей и дочек, потупив глаза, советующих отпрыскам оставаться жить среди иных, чуждых традиций, верится слабо. Хотя по-человечески их можно понять: пестовать патриотические чувства приятнее на берегах альпийских озер или в пресловутом Туманном Альбионе.
Я назвал эту статью «Блеск и нищета пропаганды». Больше говорилось о блеске. Что есть то есть. А как же с нищетой? А вот как: если включить мозги и долго внимать этой самой пропаганде, то в конце концов ощутишь ее унылость и какую-то нищету. Попробуйте, и у вас получится.
Дарья Гармоненко