Алексей Кива
Эти небоскребы – примета сегодняшнего Китая. Но ничего национального в них нет. Фото Reuters
То, что за развитием Китая пристально следит весь мир, никого не должно удивлять. За первые 30 лет реформ (начиная с 1979 года) ВВП Китая увеличился в 15 раз, а промышленное производство – более чем в 20 раз. Внешнеторговый оборот вырос более чем в 100 раз. Завершена индустриализация и создана мощная база для решения поставленной XVII съездом КПК (2007) задачи превратить Китай из «мировой фабрики» в «фабрику знаний». Рост Китая продолжился и в кризисные годы. В 2009 году прирост ВВП составил 9,2%, в 2010-м – 10,3, в 2011-м – 9,2, в 2012-м – 7,6, в 2013-м – 7,6, в 2014-м – 7,4%. Объем ВВП по номиналу в 2014 году достиг 10,5 трлн долл. и по паритету покупательной способности (ППС) стал чуть больше американского. (Это примерно в шесть раз больше российского ВВП, притом что до начатых Дэн Сяопином реформ экономика Китая была в три раза меньше экономики России.) Золотовалютные резервы в 2014 году составили около 4 трлн долл., внешнеторговый оборот – более 4 трлн долл. Фантастически быстро росло производство автомашин. В 1978 году, до реформ, было выпущено 149 тыс. автомашин, а в 2010 и 2011 годы – по 18 млн, что больше, чем в любой другой стране мира; в 2012 году – 19,3 млн, в 2013-м – 20 млн, а в 2014-м – 22 млн.
Такими же впечатляющими стали достижения Китая и в развитии науки и высоких технологий. В странах Запада, и прежде всего США, получили высшее образование и прошли стажировку несколько миллионов китайцев. (В США появилась даже шутка: американский университет – это китайские студенты, где преподают русские профессора, то есть выехавшие из бывшего СССР ученые.) Многие из них там стали видными специалистами и по призыву Пекина вернулись на родину, заняв руководящие посты в Китайской академии наук, Инженерной академии, университетах, крупных компаниях и т.д. За период с 2000 по 2010 год число исследователей выросло в 2,3 раза, достигнув 3,18 млн человек. В ряды лучших университетов мира по рейтингу Times-2013 вошло 16 китайских университетов, включая университеты Гонконга (и только один российский университет – МГУ).
За последние десять лет доля китайской технологической продукции в мировом производстве увеличилась с 6 до 22%, а американская доля упала с 21 до 15%. (Доля России без учета военной техники стабильно остается в пределах 0,3-0,5%.) При активном содействии Запада в КНР были созданы две «кремниевые долины» Шэньчжэнь и Чжунгуаньцунь, а также многие технопарки в крупнейших городах страны. Доля высокотехнологичной продукции в китайском экспорте колеблется в пределах 25–30%. Китайские технологические компании Lenovo, Huawei, Xiaomi, Coolpad, ZTE начинают успешно конкурировать на мировых рынках с такими именитыми корпорациями, как Apple, Samsung и др. Если и дальше КНР будет развиваться быстрыми темпами, скажем, не столь высокими, как прежде, а 6–7% в год, то в обозримой перспективе ее объем ВВП по ППС превзойдет объем ВВП США и стран Евросоюза, вместе взятых.
Перед Китаем, конечно же, стоит много трудных проблем, но это отдельная тема.
Сосуд и его содержимое
Что же такое китайский путь развития? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, надо сначала уточнить составляющие феноменального успеха Поднебесной. Во-первых, это стратегия развития страны на 50–100 лет. Промежуточной целью является построение общества средней зажиточности («сяокан»), которая должна быть достигнута, согласно решению ХVII съезда КПК, к 2020 году. Во-вторых, это модель социально-экономических реформ. И в-третьих, это субъект реформ. Все это в совокупности и делает Китай таким, какой он есть сегодня и каким он может стать (или не стать!) в будущем. И все-таки в этой триаде доминирующую роль играет стратегия развития КНР, то есть построение социализма с китайской спецификой. Это же должно решить и сверхзадачу, не произносимую вслух, но осознаваемую если не всем обществом, то его элитой, – вернуть былое величие Китаю. Но сам по себе термин «социализм с китайской спецификой», в отличие от идеи коммунизма, ни о чем не говорит. Это, образно говоря, сосуд, наполняемый тем содержимым, которое дает реализация модели социально-экономических реформ. А поскольку их осуществляет меняющаяся по мере продвижения реформ Компартия Китая, то в него (в «сосуд») вливается еще и новое качество КПК.
Но нельзя говорить о социализме китайского типа, ничего не сказав о характере экономических и политических реформ. Изначально была поставлена задача индустриализации и развития высоких технологий. Но путем создания новой экономики, и в первую очередь через развитие сети свободных экономических зон (СЭЗ), которые, как насос, стали втягивать в страну иностранный капитал, новую технику, технологии и получать управленческий опыт. Что же касается государственной собственности, то ее акционирование и приватизация были отложены на будущее. Однако в первые годы реформ акцент был сделан на развитие сельского хозяйства посредством передачи земель коммун в семейный подряд, что позволило резко увеличить продовольствие и впервые за многие годы накормить народ. До 1993 года КНР экспортировала сырье, включая нефть.
В созданной самими китайцами модели реформ (называемой «реформа и открытость» – открытость миру вместо прежней формулы опоры на собственные силы) умело сочетается план с рынком. План, который с каждым годом становится все более индикативным и все менее директивным. На начальном этапе реформ главным образом государство создавало инфраструктуру, обустраивало СЭЗ. Первым туда пошел капитал зарубежной китайской общины («хуацяо»), отличающейся невероятной преданностью матери-родине. Проводилась глубоко продуманная промышленная политика. Например, китайские власти резко ограничили ввоз в страну автомашин и тем самым заставили иностранные компании создавать в Китае дочерние предприятия по выпуску автомобилей при условии их максимальной локализации. В итоге экономика стала конкурентоспособной и признана в мире рыночной.
Серьезные изменения произошли и в политической системе. С приходом к власти Дэн Сяопина стиль работы КПК сильно изменился. В партии было введено в практику предварительное рейтинговое голосование при включении партийных работников в списки кандидатов в выборные органы КПК. Стало меньше бюрократизма, больше открытости, обратной связи, меньше свойственной компартиям риторики, несбыточных обещаний. Китайцы могут свободно выезжать из страны и обратно возвращаться. Прекратилось славословие в адрес руководителей. Партия стала больше заниматься экономикой, нежели идеологией, и карьерный рост партийных руководителей напрямую стал связываться с достижениями в производстве, а в последние годы – и в социальной сфере и сохранении окружающей среды. На низовом уровне ввели выборы в органы власти на конкурентной основе, причем с участием беспартийных. Активизировалась деятельность забытого в годы культурной революции Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), который в первое время после создания КНР играл роль парламента. В него входит целый ряд некоммунистических партий, но действует он под руководством КПК. НПКСК представлен в органах государственного управления разных уровней.
Дэн Сяопин настоял на том, чтобы первые два руководителя государства – генеральный секретарь КПК (он же председатель КНР) и премьер – занимали свои посты не более двух сроков по пять лет. Это положение было внесено в Устав КПК и Конституцию и неукоснительно соблюдается, что не только исключает появление нового диктатора и начало новых репрессий, но и позволяет регулярно обновлять высшее руководство страны. А также наносит серьезный удар по коррупции в высших эшелонах власти. Ведь ушедшие в отставку руководители не пользуются иммунитетом и становятся подсудными, как и все другие граждане. Кстати сказать, за коррупцию сели на нары многие китайские руководители, включая членов Политбюро ЦК КПК.
 |
| Фабрика знаний – так звучал социальный заказ. Пришли знающие и умеющие. Фото Reuters |
Ученики Бухарина
Поскольку практически все перемены в Китае осуществляются в парадигме градуализма, исключающего шоковые методы, то и понятие «социализм с китайской спецификой» постоянно меняется. В первые годы реформ перемены в Китае чем-то напоминали реалии нашего нэпа. Кстати сказать, Дэн Сяопин в 1926 году учился в СССР (в Университете трудящихся Востока) и его лозунг «Пусть в стране будет больше богатых!» созвучен лозунгу Николая Бухарина «Обогащайтесь!». Дэн был прагматиком и не шел слепо за теорией, а выводил теорию из практики. Выступая на XIII съезде КПК (1987), он говорил: «Что такое социализм? Что такое марксизм? Насчет этого у нас раньше было не совсем ясное представление. Марксизм придает наибольшее значение развитию производительных сил... Самая коренная задача в период социализма – развитие производительных сил». А в документах XIII съезда КПК говорилось: «Все, что отвечает интересам народа, диктуется социализмом и допускается им». Многие при этом вспомнили афоризм Дэна насчет кошки, которая должна ловить мышей, будь она белой или черной. (Мао не простил Дэну эти слова, сказав о нем: «Этот человек никогда не признавал классовую борьбу как решающее звено. Ему все равно – черная кошка или белая, марксизм или империализм».)
О том, что социализм с китайской спецификой есть «живая материя», которая меняется по мере изменения самой жизни, говорит и следующий пример. В 1980-е годы Дэн Сяопин говорил о недопустимости буржуазной модернизации: иностранный капитал «не размоет у нас устои социализма»; «мы твердо придерживаемся социалистического принципа и не допустим поляризации». «Цель социализма, – подчеркивал он, – не в создании поляризации, а в том, чтобы сделать зажиточным весь народ. Если наша политика вызовет поляризацию, то это будет означать, что мы проиграли. Если у нас появится какая-то новая буржуазия, то это будет означать, что мы действительно свернули на ошибочный путь». Но и буржуазия, и поляризация появились еще при жизни Дэна, и он принял их как неизбежность.
Сменивший Дэн Сяопина в качества лидера страны бывший мэр Пекина Цзян Цзэминь тоже активно поддерживал лозунг Дэна о богатых. Но он оказался перед той же дилеммой, что и большевики в период нэпа: идти вперед, согласуя интересы уже многоукладного общества, или возвращаться назад – к политике борьбы с частной собственностью и тотального обобществления. Но поскольку китайцы еще хорошо помнили вызвавшую массовый голод маоистскую политику коммунизации и уже начали пожинать плоды реформ, то мало нашлось желающих возвращаться в прошлое. И Цзян Цзэминь в 2001 году озвучил идею «тройного представительства», согласно которой в КПК должны быть представлены «передовые производительные силы», «передовая китайская культура» и интересы широких народных масс. Это означало, что прием в КПК становится открытым для представителей всех слоев населения. Тем самым КПК перестает быть партией рабочего класса, как было записано в ее уставе, и превращается в общенародную партию. И действительно, много богатых людей, включая миллионеров и миллиардеров, стали членами КПК.
Хорошо знающий Китай журналист и писатель Ричард Макгрегор (австралиец, ныне живущий в США), который многие годы возглавлял пекинское бюро британской газеты Financial Times, высказал такую точку зрения: «Вместе с социальными изменениями последнего десятилетия менялся и состав партии. Вожди систематически выкорчевывали пролетарские корни в обмен на альянс с более богатыми и успешными классами, рождающимися из рыночной экономики. Партия, где некогда доминировали рабочие, а затем крестьяне, ныне подыскивает себе талантливых студентов и состоятельных предпринимателей. Именно они представляют собой быстро растущие источники новых членов КПК; так, за 2002–2007 годы численность коммунистов этих категорий выросла на 255 и 113% соответственно. Многие из них охотно вступали в партийные ряды, коль скоро в обмен получали доступ к связям, критически важным для продвижения по карьерной лестнице.
Цзян Цзэминь, пришедший на смену Ху Цзиньтаона на посту генерального секретаря ЦК КПК, назвал социализм с китайской спецификой важным достижением в ходе «китаизации марксизма». «Это научная теоретическая система, – заявил он, – которая включает теорию Дэн Сяопина, важные идеи тройного представительства, а также научную концепцию развития и другие стратегические идеи огромного значения». Но социальное расслоение за годы реформ зашло настолько далеко, что Ху Цзиньтао на смену лозунгу «Пусть в стране будет больше богатых!» выдвинул лозунг: «Пусть в стране будет меньше бедных!».
Вторая экономика мира
Многие авторы по-прежнему называют КНР коммунистической страной. Это притом, что, по оценкам шанхайской организации Hurun Research Institute, Китай ныне имеет 317 миллиардеров и занимает по этому показателю второе место в мире после США. Компартия Китая по своему социальному составу – с преобладанием в ней представителей зажиточных слоев и богатых людей – мало похожа на другие компартии. И о том, что строит и куда идет Китай, идут споры. Так, наши коммунисты (КПРФ) все еще смотрят на Китай как на социалистическую страну, а на КПК – как на коммунистическую партию. Многие аналитики правого толка тоже считают Китай коммунистической страной, но китайскую экономическую модель – слишком капиталоемкой, трудозатратной и тупиковой.
На Западе уже давно ставится под сомнение коммунистический характер КНР. Но взгляды западных аналитиков на китайские реалии также разнятся. Вышеупомянутый Ричард Макгрегор в статье «5 мифов о Коммунистической партии Китая», опубликованной в американском журнале Foreign Policy за январь-февраль 2011 года, дал такой подзаголовок: «Китай – коммунистическая страна только по названию». Эта статья, выставленная на форум, вызвала бурные дебаты, в которых участвовали люди разного уровня знаний и по-разному настроенные в отношении Китая. Например, участник форума под именем (логином) The Magus подчеркивал: «Коммунизм зиждется на экономике – коллективной, централизованно планируемой экономике. Все остальное – вторично. Без коммунистической экономической политики коммунизма не бывает. Поэтому Китай действительно коммунистическая страна только по названию». Многие согласились с его мнением. Однако некоторые его оспаривали, делая акцент на том, что Китай по-прежнему коммунистическая страна, в ней нет многопартийности, реального разделения властей, свободы прессы, не уважаются права человека и т.д. Когда речь зашла о будущем Компартии (а соответственно и китайского режима), то преобладали сторонники той точки зрения, что КПК как партия-государство раньше или позже сойдет с политической сцены. В случае дальнейшего быстрого развития Китая появятся десятки миллионов высокообразованных людей, многочисленный средний класс, влиятельное бизнес-сообщество, повысится жизненный уровень населения, изменится массовое сознание, и Компартия либо трансформируется в демократическую партию, либо в ней произойдет раскол, как это случилось во многих бывших соцстранах, и победит та ее часть, которая будет ориентироваться на демократический путь развития. Другой вариант связан с падением темпов роста, резким увеличением безработицы и нищеты – факторами, следствием которых станут недовольство правящей партией и появление оппозиции, которая сформируется за счет как китайской диаспоры, так и членов КПК и вынудит правящую партию уйти из власти. При этом уйдут в прошлое нынешние названия и Китая, и правящей партии. Некоторые, однако, утверждали, что КПК, возможно, останется у власти и в этих условиях, но режим может переродиться в шовинистический, агрессивный.
* * *
Как представляется, наибольшие шансы имеет построение в Китае общества социал-демократического типа в его китайском варианте. А то, что частный сектор уже сейчас господствует в экономике КНР, не является для этого помехой. Во всех странах социал-демократического толка экономика сейчас капиталистическая, но их отличие от стран, условно говоря, классического капитализма состоит в более справедливом способе распределения национального богатства, гораздо меньшем разрыве в доходах между богатыми и бедными, более высоком уровне гражданской солидарности и гуманизации общественных отношений. И не суть важно, будет ли Китай считаться капиталистическим или социалистическим, называться КНР или как-то по-другому, как и правящая партия. У нас, например, далеко не левая газета называется «Московским комсомольцем», но это название не мешает ей быть такой, какая она есть. По мнению серьезных аналитиков, в обозримой перспективе китайский режим не трансформируется в либеральную демократию. Но на более высоком уровне развития Китай наверняка построит демократию. Только она тоже будет с «китайской спецификой». И не является ли таким строй в Сингапуре, который считается авторитарным, но в котором многие хотели бы жить?
