Блокадный Ленинград, год 1942-й. Из домов, разрушенных бомбежкой, уходят женщины, лишившиеся семейного очага. Фото © РИА Новости
В эти дни, когда воспоминаниям о страшной войне посвящено бесчисленное множество статей и книг, радио- и телепередач, когда кажется, что о войне ты знаешь уже все, всплывают новые и новые факты. Подлинники архивных документов открывают перед нами новые и новые страницы мужества и героизма, горя и ужасов войны. И все больше понимаешь, что память о подвиге, бесстрашии и героизме поколения наших прадедов, дедов и отцов, давших возможность жить нам, нашим детям и внукам, должна передаваться из поколения в поколение как вечная заповедь нашей жизни.
Но вот на что я обратил внимание. Много говорят и пишут о солдатах и офицерах, генералах и маршалах, моряках и пехотинцах, танкистах и летчиках. Меньше, но вспоминают о рабочих и инженерах заводов, конструкторах и испытателях новой техники, колхозниках и железнодорожниках. Таких аналогичных сравнений можно привести много и много. Но есть одна категория людей, практически не вспоминаемая в своем главном качестве, – это матери, простые обычные миллионы матерей, пославших своих старших детей на фронт и оставшихся с маленькими мальчиками и девочками на руках, которых надо было кормить, одевать, обувать, обучать, которым надо было просто сохранить жизнь.
Нам трудно себе представить (и какое это счастье, что нам не надо это испытать, пусть это останется только в кино), с какой надеждой и одновременно с каким ужасом смотрела мать на почтальона, достававшего из своей сумки письмо: «Что это? письмо? похоронка?» А детишек надо кормить, а для этого надо работать – и новая гора нешуточных проблем: «А с кем их оставить, а кто за ними присмотрит, а кто их покормит?» При этом опоздание на работу или уход с нее раньше времени – это уже уголовное преступление, как и подобранный в поле для ребенка неубранный колосок пшеницы. И все это ежедневно, ежечасно решали матери тех, кто в любой момент мог быть убит, изувечен или тяжело ранен на фронте. И разве это не подвиг? Вспоминаю удивительного человека, свою бабушку по материнской линии Татьяну Романовну Колпакову, крестьянку из глухой деревни (которой и на карте уже нет) Ульяновской области. Одна, без мужа, ушедшего в армию в 1939 году, в канун финской кампании, и погибшего в 1944 году под Дрогобычем, она работала в колхозе военной поры и растила шестерых детей. На ноги подняла пятерых, самый младший не выжил…
Как тут не вспомнить матерей блокадного Ленинграда. Тысячи, если не десятки тысяч матерей, сами умирая с голоду, последний кусочек хлеба отдавали ребенку, желая только одного – чтобы он жил, платя за это желание своей жизнью. Считается, что в блокадном городе в первую зиму не работали школы. Но это не так! Весь 1941/42 учебный год благодаря Серафиме Ивановне Кулинкевич, педагогу с 30-летним стажем, в школе, где она работала директором, шли занятия. Известно, что в одном из четырех старших классов училась только одна девочка – Вера Бандорина. А голодающие учительницы зимой приходили давать уроки, готовили детей к взрослой жизни. И разве это не подвиг?
А какова была доля тех матерей, кто оказался на оккупированной территории? Какие унижения, издевательства и оскорбления приходилось переносить матерям, чтобы сохранить жизнь своему ребенку, при этом зная, что в любой момент тебя могут просто убить и так же просто убить твоего ребенка. «Идеологическое» обоснование этому дал прусский генерал-фельдмаршал Альфред фон Вандерзее в 1899 году. По его словам, «после окончательного разгрома на поле боя нужно начать борьбу против женщин и детей. Когда все физические силы народа иссякнут, побежденная раса исчезнет навсегда». Гитлеровцы следовали этим «заветам». Это и про мою бабушку по отцовской линии Анастасию Михайловну Черняеву. Отправившая двух старших детей на фронт, женщина дожидалась от них вестей в оккупированном немцами городе Кропоткине. На руках у нее оставались трое младших и больной муж, перед войной вернувшийся из ГУЛАГа. Немецкие солдаты вышвырнули семью из дома, осень и зиму пришлось ютиться в землянке. На старшего сына дождалась «похоронки», а младшего не смогла уберечь от голода и болезни...
А теперь перенесемся в поезд, везущий эвакуируемых пассажиров, большинство которых составляли матери и их дети. О чем они думали, переносясь в неизвестность? Конечно, они думали в первую очередь о детях, о том, где и как они будут жить, как обеспечить им хоть какой-то уют и домашнее тепло, а впереди была неизвестность. А тут еще налет вражеских самолетов, бомбежка, сколько матерей погибло, которые пытались хотя бы собой прикрыть тельце своего ребенка. И разве это не подвиг?
Как много для солдат на фронте значила уверенность, что их дети находятся под защитой надежной материнской любви. Не случайно народная мудрость гласит: «Без матери и солнце не греет».
Подвиг матерей во время войны состоит в том, что они сумели сохранить детей, а это целое поколение – отцы и матери ныне живущего поколения нашего народа.
В нашей стране много памятников, мемориалов, обелисков в честь участников и событий Отечественной войны, есть памятники Родине-матери, но нет памятника просто матери. Вернее, есть, но местного значения в селе Алексеевка Самарской области. Памятник установлен в 1995 году в честь простой русской женщины Прасковьи Еремеевны Володичкиной, отправившей на войну девять своих сыновей, шестеро из которых погибли, а трое скончались от ран и болезней в послевоенные годы.
Я не скульптор, не художник, но мне очень хочется, чтобы смысл такого памятника совпадал со смыслом памятника советскому солдату в Трептов-парке в Берлине – солдат и спасенная им крошечная девочка на руках.
Я уже не молодой человек. Мне довелось работать и встречаться с очень большим числом настоящих участников войны, которым довелось не раз ходить в атаку и видеть смерть своих товарищей. В далеком 1978 году рекомендацию в партию мне давал кавалер трех орденов Славы Алексей Петрович Мартынов. Сержант, чудом уцелевший в боях с немцами под Курском и японцами во время освобождения Южного Сахалина. Он и почти все ветераны рассказывали мне, что, как правило, последние слова их умирающих товарищей были не «Сталин», не «Родина», а просто «Мама, мамочка»…