Поэт и эссеист пишет о поэте, и новый текст привлекает внимание читателей, становится примечательным фактом общественного самосознания. Фото Марии Кондратьевой
Уважаемый Дмитрий Львович, я отношусь к числу Ваших поклонников, не пропускаю ни одной Вашей статьи, прочел несколько Ваших книг, одну сейчас читаю.
Это не мешает мне с Вами в чем-то не соглашаться. Надеюсь, до Вас дошел мой текст позапрошлого года, где я спорил по поводу вектора и масштаба. Вот и сейчас – с Новеллой Матвеевой. Ваша лояльность по отношению к ней делает Вам честь и подтверждает мое высокое мнение о Вас в человеческом плане. Но это не меняет сути дела. На старости лет Матвеева просто опозорилась, причем крупно и серьезно; это бывает, вспомним Кнута Гамсуна. Опозорилась в глазах всех порядочных людей, по крайней мере тех, кто, как и мы с Вами, принадлежит, условно говоря, к «болотным», а не к поклонным», презирает и ненавидит нацизм и сталинизм. Это факт, Дмитрий Львович, никуда не денешься. Со всех сторон последние дни я об этом слышу, даже дочь из Парижа пишет. И Ваша попытка как-то смягчить ситуацию, «прикрыть» Матвееву словами о том, что эти стихи «вряд ли украсят» ее биографию, что «перед нами не донос, а открытое несогласие», – мягко говоря, несостоятельна.
«Это же не донос» – скажите, какая заслуга. Еще, может быть, спасибо надо сказать Новелле Матвеевой за то, что в газету обратилась, а не прямо в органы. А все, кроме доноса, можно простить? Расскажу Вам, Дмитрий Львович, что однажды на собрании (лет 65 тому назад) на моих глазах один человек громко при всех сказал другому: «Таких, как ты, троцкисты вербовали. Такие Павлика Морозова убили». Не доносил, просто выразил, как Вы пишете, «открытое несогласие».
Избави бог от каких-либо параллелей, но ведь нацисты не писали доносов, а прямо указывали целым народам: «Вы отребье, вам нет места на земле». Советская власть прибегала к доносам несравненно чаще и больше, чем гитлеровская (если бы я рассказал, сколько доносов было на меня, Вы бы не поверили, и Ваше постоянное, слегка завуалированное уважение к сталинской системе как «первосортной диктатуре», к ее масштабу и величию поубавилось бы, если бы Вы знали все о стукачестве, растлившем целые поколения, превратившем миллионы людей в жалкое дерьмо), но при этом и прямо говорила целым классам (буржуям, дворянам, священникам, интеллигентам, кулакам) и нациям (евреи), чего они стоят и какого отношения к себе заслуживают. «Открытое несогласие» палачей с их жертвами вряд ли можно считать заслугой. Но, между прочим, элементы доноса есть и в стихах Новеллы Матвеевой, о которых мы говорим. «Радиоэлита на стороне врага – открыто» – кто же не поймет, что имеется в виду не «Маяк» и не «Серебряный дождь», а «Эхо Москвы»? Все-таки не хватило духу назвать по имени «их», тех, которых «оппозицией назвали», а вот словечко «контра» всплыло в памяти. Я-то это слово хорошо помню, и что надо делать с контрой – знаю. А думаете, Новелла Матвеева не знает?
И ведь еще слово «вредительство» вытащила из нафталина. Я-то это слово прекрасно помню, плюнуть хочется, а ей, видимо, ласкает слух. И ведь знает, что за этим следует. Вот и подумайте: предательство, вредительство, контра. Почти весь набор 37-го года. Чего не хватает, какого выражения? Сами понимаете: враг народа.
Конечно, товарищи с погонами, прочтя стихи Новеллы Матвеевой, не побегут кого-то арестовывать. Но если начальство будет все больше и больше запрещать и закрывать (не говорю «сажать»), то при этом будут говорить, что здоровые силы, в том числе известные представители интеллигенции, понимают и поддерживают курс на то, чтобы наконец дать по рукам агентам Госдепа и русофобам. И мнение безупречного человека Новеллы Матвеевой (не из каких-нибудь сталинских прихлебателей) будет весомым аргументом. Многие скажут: «Уж если такие люди, честные, никогда ничем не замазанные, одобряют политический курс, значит, в этом есть сермяжная правда». Вот в чем вред. А для Вас это всего лишь «неприятие позиции».
В ее возрасте никто не может заставить человека говорить то, чего он не хочет. Нечего терять, ничем не запугаешь, ничего не отнимешь. Я это знаю, сам того же поколения, даже старше – мне 88 лет. Значит, вылезло наверх то, что накипело, накопилось. В течение долгих лет, видимо, накапливалась в этой невероятно талантливой женщине неприязнь к демократам, либералам, свободомыслящим, диссидентам и вольнодумцам, и сейчас в ее голове сложилась уже четкая и полная картина, целиком совпадающая – в основных, конечно, чертах – с тем, что проповедуют Проханов, Дугин, Киселев, Железняк, Яровая и пр. Перед ее мысленным взором – враг, явный и определенный: «пятая колонна», национал-предатели и т.д. Это именно убеждение, мировоззрение, вполне искреннее, ведь не ради подачек от власти она в своем возрасте так откровенно встала под знамя консервативно-реакционного лагеря. Вот что еще можно прочесть в одном из ее последних стихотворений, напечатанных в том же номере «Литературной газеты»: «Из коллекции Якиров, Тухачевских… Им подобных… Отчего загинул Киров? Не от их ли козней злобных? Не проскакивайте мимо. Умилительное – рядом. Разве Горького Максима не они убили ядом? А Есенина – забили?»
Это что же – машина времени нас перенесла в 30-е годы и мы слышим голос Андрея Януарьевича Вышинского?
Вот и все, об этом хватит. Но, пользуясь случаем, скажу несколько слов о том, что Вы говорили в «Особом мнении», дополнительно к тому, что я написал в своем блоге по поводу переубеждения фанатиков. Вы говорите: «Поколение, выросшее при Сталине, дает кремневых героев… диктатура порождала настоящих людей, закаленных, готовых и умеющих этой диктатуре противостоять». Во-первых, не сразу поймешь, какие герои имеются в виду, ведь перед этим упоминается фильм «Завтра была война», там показана молодежь, которая, как указывается в конце, совершала подвиги и погибла во время войны. Но это совершенно не то, что люди, противостоящие диктатуре. Кстати, их я тоже знал во множестве. Все студенты вокруг меня были фронтовики, и вне зависимости от проявленной ими на поле боя храбрости все они, как один, проявляли во время политических кампаний 40-х годов полный конформизм, рабское послушание линии партии. Помню, я был потрясен, услышав, как на комсомольском собрании, когда была дана команда исключить одного студента за «двоеженство» (чего на самом деле не было), все без исключения ребята и девушки из его группы – а он был до этого общим любимцем – выступили с гневным осуждением «перерожденца».
В фильме «А завтра была война» мать героини, партийная женщина, верит, что ее лучший друг – враг народа. Она погибнет героически во время войны; но если бы она осталась жива, уже в мирной жизни на партсобрании она голосовала бы за исключение из партии «космополита».
Вот пример из жизни человека, которого я знал лично. В 30-х годах он поехал по комсомольскому призыву на Дальний Восток что-то строить. Ехала в вагоне компания молодых энтузиастов, беззаветно преданных, с горящими глазами, пели песни «Мы покоряем пространство и время, мы молодые хозяева земли», «Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой». Через некоторое время – комсомольское собрание, товарищ из парткома сообщает: есть сигнал, что комсомолец Д. когда-то одобрительно отозвался о преподавателе, впоследствии репрессированном. Вопрос: можно ли ему доверять? Д. – один из них, из друзей, ехавших в вагоне. Его спрашивают, признает ли он, что не туда пошел; он ошеломлен, горячо уверяет, что он предан делу Сталина и пр., но не сознается, что с кем-то был связан и вообще потерял бдительность. Товарищ из парткома говорит: не хочет разоружиться. Какое мнение комсомольцев? И все – без единого исключения – выступают с осуждением друга, и никто не смеет уклониться, и с каждым выступлением градус накаляется, и последний оратор уже говорит: «Как же мы не разоблачили эту гадину?» Все, исключили, работу потерял, но не посадили. Где-то перебивался, потом война, был истребителем танков, трижды ранен, медаль «За отвагу» и пр. Попал в Москву. Решил получить образование, поступил без экзамена в институт. Оказался способным к восточному языку, был любимцем профессора. И вот – кампания против космополитов. Общее партсобрание, профессора обвиняют в низкопоклонстве, дальше – больше – намекают на возможные связи с сионистами. Профессор обречен, и ни один человек, включая нашего парня, слова не сказал, даже не высказался в том смысле, что вот нет доказательств, надо бы проверить. Ничего.
Типичная история. Не было и не могло быть в сталинском деспотическом царстве людей, которые были бы одновременно порождением системы и готовыми «противостоять диктатуре», как Вы пишете. Стальной или кремневый человек (не в военное время, тогда действительно были массы доблестных бойцов) мог быть чекистом или кадровым партийным работником. Такие до 40-х годов обычно не доживали, получали пулю в затылок, а уцелевшие воевали и возвращались с орденами, чтобы взяться за то же самое. Страшная биография. Точно так же, как и в нацистской Германии. Палачей или жертв – вот кого порождала такая власть в мирное время, солдат-фанатиков во время войны.
Никто не мог противостоять – чему? Не диктатуре, а конформизму. Одно мнение, одна фразеология, никаких сомнений. Все верили или делали вид, что верят, что в Америке фашизм, а евреи-врачи умерщвляют наших младенцев. Страшно вспомнить, до чего были доведены люди. Уже в 70-х годах в нашем институте хоронили известного ученого Громова, на панихиде выступали его старые друзья, и ни один даже не упомянул о том, что он отсидел 18 лет, а когда я спросил некоторых из них, почему об этом молчат, Вы бы видели страх на их лицах: «Да об этом же нельзя говорить». В старости, спустя 20 лет после смерти Сталина, эти люди все еще были насмерть запуганными. Этот страх остался на всю жизнь у целых поколений, так что ясно, что не их Вы можете называть закаленными и кремневыми. Так что персонажи фильма тут ни к чему. Явная неувязка. Значит, остаются те кремневые герои, которые, как Вы и пишете дальше, умели «этой диктатуре противостоять». Хорошо бы назвать хоть одно имя. Не назовете, таких не было. Из миллионов арестованных никто не «противостоял». Герои Гражданской войны, прославленные маршалы и командармы не только покорно шли под расстрел, не только даже не пытались отстреливаться при аресте, но признавались в самых абсурдных и чудовищных преступлениях, более того – наговаривали на сослуживцев, друзей, губили их. Когда я был лектором общества «Знание», я объехал всю страну сверху донизу десятки раз, разговаривал с множеством людей и убедился, что рассказы о тех, кто не сознался и выдержал все пытки, – чистый миф. Нет человека, на которого при желании нельзя найти такое средство, которое заставит его расколоться и признать, что он убил свою бабушку и предал всю семью. Собственно, Оруэлл об этом написал в «1984».
Так что и к жертвам репрессий, людям замученным и запуганным, Ваши слова о настоящих, закаленных людях не подходят. Тогда, может быть, подлинные борцы против диктатуры? Но где они, кто? Ведь даже те, кто вышел на Красную площадь с протестом против вторжения в Чехословакию, могли это сделать только спустя 15 лет после смерти Сталина, даже уже не при Хрущеве, а при Брежневе, когда не было никакой «первосортной, настоящей диктатуры». При Сталине никто бы и не пикнул. Единственные, кто в этом смысле заслуживал уважения, были такие люди, как Солженицын, Сахаров, Григоренко, Буковский, наши прославленные диссиденты, но это уже была иная, не сталинская эпоха, и само их появление стало возможным, когда уже исчезла «первосортная диктатура», которая Вам слегка импонирует – не надо лукавить, импонирует своим масштабом, достижениями и пр.
Вопреки Вашему представлению о советской власти, Дмитрий Львович, сталинская диктатура плодила не кремневых и закаленных людей, а, совершенно напротив, жалких, запуганных, рабски аплодировавших на общих собраниях. На войне из сыновей этих людей могли получиться герои, но это никак не связано с достоинствами и масштабом сталинской диктатуры. Я много говорил и с ранеными в госпитале, когда был санитаром в 1942 году, и с фронтовиками-студентами; ни один человек не говорил, что он проливал кровь за Сталина, за наркомов, за колхозы. Идея о том, что мощная диктатура порождает железных или кремневых людей, целиком надуманная. Конечно, фанатики смело шли под огонь, это относится и к «Ваффен СС», но чего этот героизм стоил всем остальным?
И уж совершенно не согласен с тем, что «свобода при Горбачеве порождала половинчатых гнилых людей». Горбачев был у власти несколько лет, и породить при нем свобода никого не успела – значит, имеются в виду те, кто проявил себя, воспользовавшись горбачевской свободой, уже после краха советской власти, при Ельцине. Да, половинчатые гнилые люди появились в немалом количестве, но разве Вы не видите, что сейчас их в так называемой элите больше, чем 20 лет тому назад? Свободы-то как раз становится меньше, и такого сорта люди процветают именно в условиях несвободы. А в то время, когда появился призрак свободы, когда люди поверили, что заскорузлая авторитарная власть загибается, – тогда появилось много людей, которых никак нельзя назвать такими нехорошими словами. Я знал и помню Сахарова, Афанасьева, Померанца, Яковлева, Черняева, Бовина, Собчака. Гайдара, Шаталина, Шмелева, многих других. Сравните их с теми, кто составлял нашу «элиту» при Сталине уже после террора – со всеми этими бесчисленными малообразованными аппаратчиками, карьеристами и подхалимами, с бездарными членами Союза писателей, с министрами культуры и руководителями пропаганды, уровень которых Вы, не имевший с ними дела, даже не можете себе представить! И Вы сразу увидите, что как раз не диктатура, а свобода, пусть даже еще в небольшом масштабе, уже позволяет появиться людям с интеллектом и характером. А Гитлер или Сталин могли породить массы молодых фанатиков, героев – для войны; а для жизни – массы конформистов, карьеристов, горлопанов, стукачей, подхалимов (естественно, как правило; исключения можно всегда найти, я сам могу их назвать, но мы же говорим о закономерности, о системе).
Привет. Живите долго и весело.
Мирский Георгий Ильич.
Дарья Гармоненко 
Екатерина Трифонова 
