Виктор Мясников В 2011 году комиссия Роскосмоса признала ОАО «Российские космические системы» самым эффективно развивающимся предприятием космической отрасли по всем показателям. В декабре прошлого года была полностью развернута спутниковая навигационная система ГЛОНАСС. Это событие уже названо главным событием года в информационно-коммуникационных технологиях. О том, как удалось достичь таких результатов, какие проблемы при этом пришлось решать, обозреватель «НГ» Виктор МЯСНИКОВ побеседовал с генеральным конструктором глобальной навигационной системы ГЛОНАСС, генеральным директором ОАО «Российские космические системы» Юрием УРЛИЧИЧЕМ.
– Юрий Матэвич, прежде всего от имени читателей «НГ» поздравляю вас с пятидесятилетием! Как вы собираетесь его отпраздновать?
– Никаких торжеств, буду в это время далеко. На мой взгляд, в нынешнем году есть юбилеи более важные – это, например, тридцатилетие программ ГЛОНАСС и КОСПАС-САРСАТ. В 1982 году были запущены первые спутники этих орбитальных группировок. И в том же году впервые были спасены люди с помощью международной космической системы поиска и спасения КОСПАС-САРСАТ. И мы можем гордиться, что это был советский космический аппарат «Надежда».
– Полностью навигационная спутниковая система ГЛОНАСС была развернута в декабре прошлого года. Получается, что для этого понадобилось целых 30 лет?
– Прототипом ГЛОНАСС была система «Ураган», которую начали разворачивать еще в 1971 году. Она состояла из семи спутников «Циклон». Этого было достаточно, чтобы в любой точке Мирового океана определить местоположение судна с точностью 150 метров. Правда, приходилось ждать до полутора часов, чтобы получить сигнал с пролетающего спутника. Система создавалась по техническому заданию ВМФ, и такие параметры работы считались нормальными.
Но в 1982 году был запущен первый космический аппарат «Глонасс», положивший начало формированию орбитальной навигационной группировки, позволяющей на тот момент в любой точке земного шара производить позиционирование с точностью до нескольких метров. Полностью группировка из 24 спутников была развернута в 1995 году. В том же году был подписан указ президента о предоставлении российским и иностранным потребителям доступа к гражданским навигационным сигналам системы ГЛОНАСС без ограничений и на безвозмездной основе. Однако средств на поддержание группировки в рабочем состоянии не выделялось, она деградировала, сократившись до шести-семи действующих аппаратов. Только в 2001 году была утверждена Федеральная целевая программа «Глобальная навигационная система» со сроком исполнения 10 лет с 2001 по 2011 год. В 2003 году стартовал первый спутник нового поколения «Глонасс-М». Так что нынешнее развертывание произошло точно в соответствии с федеральной программой. Более того, впервые в системе оказались резервные спутники, поскольку общая численность группировки достигла 30 космических аппаратов при необходимых 24.
– Основной проблемой при создании навигационной орбитальной группировки считался короткий жизненный цикл космических аппаратов. Как часто приходится запускать новые спутники, чтобы заменить выбывающие?
– Мы отменили намеченный на лето 2012 года запуск трех спутников «Глонасс-М», поскольку в этом нет необходимости. Таким образом сэкономили десятки миллионов рублей. На случай замены у нас на орбите есть 4 резервных аппарата. У нас сейчас имеются спутники «Глонасс-М», отработавшие на орбите более 60, 80, и даже 90 месяцев . При этом они способны и дальше нормально работать по предназначению. А спутник новой серии «Глонасс-К», запущенный в прошлом году, рассчитан минимум на 10 лет работы. В ближайшей перспективе гарантированный срок жизни космических аппаратов должен достичь 15–18 лет. Этого достаточно, потому что за это время появятся спутники нового поколения, а действующие морально устареют и потребуют замены.
– Говоря о недолговечности отечественных космических аппаратов, обычно ссылались на дефицит микросхем категории space. Удалось решить эту проблему?
– Деление микросхем и прочих электронных комплектующих на industry, military и space достаточно условно и относится к торговому сленгу, а не к официальным названиям. Речь идет об электронике с разной степенью защиты от жестких космических лучей. Подобные компоненты разрабатывались советской промышленностью с 1950-х годов с целью защиты от электромагнитного излучения ядерных взрывов. Поэтому наши первые спутники и межпланетные автоматические станции могли бесперебойно работать в условиях космоса. Но сейчас требуются компоненты для цифровой техники новых поколений, а наша радиоэлектронная промышленность, скажем так, несколько отстала от мирового уровня. Понятно, что страны Запада нам такие микросхемы не продают. Приходилось в лучшем случае покупать через посредников тайваньские. И не всегда они соответствовали заявленным характеристикам. Так что приходится самим заниматься компонентной базой и даже производством некоторых исходных материалов. Буквально восстанавливать технологии, утерянные вместе с предприятиями в 1990-е годы.
– В Советском Союзе после выполнения такой глобальной программы, как ГЛОНАСС, ее создателей и участников обычно награждали. Как государство оценило работу «Российских космических систем» и предприятий-смежников?
– Мы ведь не за награды работаем, и государство, очевидно, это понимает. Зато наш успех высоко оценили за рубежом. Национальный институт навигации Великобритании присудил команде ГЛОНАСС награду герцога Эдинбургского за полное развертывание орбитальной группировки.
– Вы сказали, что приходится самим заниматься производством электронных компонентов. Удается достичь мирового уровня?
– Нет смысла равняться на существующий уровень. Надо работать на опережение. И нам, например, удалось создать и запустить в серийное производство диод для солнечных батарей космических аппаратов. По своим характеристикам он превосходит американский и японский аналоги. По высоте он всего 1,6 миллиметра. Немного, лишь на одну десятую миллиметра ниже американского и на две – японского. Но площадь солнечных батарей исчисляется квадратными метрами, и экономия по массе получается существенная. Наш диод работает при температурах от минус 180 до плюс 150 градусов, а американский – только при плюсовых. И тот показатель, который вы особо отмечали, – живучесть. За 17 лет работы в космосе наш диод деградирует на 5%, американский – на 10. И уже его у нас закупают иностранцы для производства своих спутниковых платформ.
Следует понимать, что производство космических приборов уникально. Мы в год разрабатываем и производим примерно 2300 приборов. Буквально несколько из них делаются в двух-трех экземплярах. Остальные – это единичные изделия. И для них нередко приходится конструировать такие же единичные микросхемы, поскольку они просто не существуют в природе, в том числе за рубежом.
– Надо полагать, что прогресс космической техники благодаря микроэлектронике идет быстрыми темпами? Как это отражается на вашей продукции?
– Совершенно верно, меняются технологии, элементная база, появляются новые материалы. В результате уменьшается масса космических аппаратов, их энергопотребление. Я могу привести обобщенные данные по аппаратуре, которую производят «Российские космические системы». Скажем, такой показатель, как масса бортовой командно-измерительной аппаратуры. В 1980-е годы это было 120 килограммов. В 1990-е – 70, в 2003 году – 30, в 2005 году – 20, в 2012 году – 15 килограммов. Можно считать, что этот комплекс приборов за 30 лет существования космических аппаратов «Глонасс» уменьшился в восемь раз. Соответствующим образом уменьшилось и энергопотребление. В 1980-е годы требовалось 300 ватт, в 1990-е – 200, а сегодня уже только 35 ватт. И срок активного существования вырос впятеро – с 3 до 15 лет.
– Насколько я понимаю, 15 лет – это время существования космического аппарата «Глонасс-К», который был запущен в прошлом году. Сообщалось, что на орбите он проходит летно-конструкторские испытания. Уже можно говорить, что в ходе испытаний выявилась необходимость внести какие-то поправки в следующий «Глонасс-К»?
– «Глонасс-К» соответствует заданным характеристикам, работает без сбоев. Так что пока нет необходимости что-то менять – это во-первых. А во-вторых, следующий спутник этого типа будет точно таким же и тоже будет проходить летно-конструкторские испытания. Нам необходимо проверить, как они будут работать в группе. А третий «Глонасс-К» уже будет отличаться. Там появятся новые разработки.
– Чем космический аппарат легче и меньше, тем дешевле обходится его доставка на орбиту. А стоимость самих аппаратов увеличивается или уменьшается?
– Надо считать экономическую эффективность, а не стоимость аппарата. Первые спутники связи имели несколько каналов, у современных тяжелых спутников счет каналов идет на сотни. Естественно, стоят они дороже, но стоимость связи, наоборот, уменьшилась в разы. Если же говорить о стоимости отдельных спутниковых систем, то она зависит в первую очередь от интеллектуальных вложений. Конструирование, расчеты, программирование – это сейчас наиболее капиталоемкая часть работы. Оригинальные конструкторские и программные решения позволяют экономить немалые средства. Понятно, что вас интересует конкретная стоимость нашей продукции. Она в разы дешевле зарубежной.
Бортовое многоразовое сканирующее устройство МСУ-МР для метеорологического спутника «Метеор» стоит 2 миллиона долларов. Наша последняя разработка – сканер МСУ-ГС для космического аппарата дальнего зондирования Земли «Электро-Л» стоит 4 миллиона долларов. А американская электронно-оптическая система высокого разрешения AVHRR-2 при серийном производстве не менее 30 штук стоит 16 миллионов долларов. При этом снимки с «Электро-Л» лучше качеством и просто красивее. На это даже обратила внимание американская пресса и потребовала расследовать этот вопрос.
– Давайте поможем американцам – раскроем секрет. Наверняка все дело в оригинальных технологических решениях.
– Совершенно верно. Технически это объясняется достаточно просто: реализован ряд инновационных идей, позволяющих иметь частотно-контрастные характеристики лучше, чем у зарубежных аппаратов аналогичного назначения. При этом у нас видимый канал имеет отдельную оптическую систему. Изображение всего видимого диска Земли на нашей аппаратуре формируется за 5 минут, а у американских – за 26 минут. Кроме того, американские спутники сжимают информацию, а на Земле ее потом декодируют. И некоторая потеря качества при этом, конечно же, существует. У нас видны, например, рельефы гор, то есть изображения получаются более четкими. И мы первыми в мире начали применять многоэлементные фотоприемники, благодаря которым качество изображения такое высокое.
Матрица фотоприемника состоит из 12 тысяч элементов. Каждый элемент снимает с высоким разрешением свой участок поверхности планеты. Затем из этих участков «сшивается» общая картинка. Параллельно идет съемка в инфракрасном диапазоне на матрицу, состоящую из 96 сдвоенных элементов. Когда все эти изображения складываются, получается чрезвычайно информативная и очень красивая картинка. Сделанная, кстати, с расстояния в 36 тысяч километров.
– В связи с этим возникает вопрос: если мы можем разрабатывать и производить бортовую спутниковую аппаратуру не хуже, а даже лучше зарубежной, почему при производстве российских спутников используются импортные комплектующие? Речь не о микросхемах, а о целых системах. В частности, о ретрансляторах. Ведь вашей организации было поручено их разработать.
– Поручение правительства было дано в декабре 2001 года, и в нем речь шла о развитии производства бортовых ретрансляторов и комплектовании ими перспективных космических аппаратов. Тогда же появился приказ генерального директора Росавиакосмоса о развитии производства отечественных ретрансляторов. И даже в программу вооружения эта тема была включена. Мы поручение правительства выполнили – разработали технологию создания бортовых ретрансляторов на основе базовых модулей. Она позволяет сократить в 2–2,5 раза сроки разработки ретранслятора и в полтора раза увеличить срок активного существования на орбите. Конкретно это звучит так: за два года можно пройти путь от технического задания и эскизного проекта до установки готового ретранслятора на космический аппарат. Включая разработку, производство, испытания. Так что мы задание правительства выполнили давно.
– Однако с 2000 года все российские аппараты комплектуются ретрансляторами французской компании Alcatel.
– Не только «Алкатель», Thales тоже. И японской фирмы NEC. Мы разрабатываем и производим полезную нагрузку для космических аппаратов. Сами аппараты изготавливают другие. И не мы принимаем решения об установке импортных ретрансляторов. Этот вопрос, как говорится, вне моей компетенции.
– Давайте вернемся в 2000 год. Это было тяжелейшее время для всей отрасли. И ваше предприятие тогда тоже переживало не лучшие времена. Насколько мне известно, РНИИ космического приборостроения был на грани банкротства. Как удалось не просто выжить, а стать самым эффективно развивающимся предприятием космической отрасли?
– В конце 90-х действительно сложилась кризисная ситуация. Долги за коммуналку превышали 50 миллионов рублей. Постоянно снижался объем работ. Соответственно зарплата мизерная, люди уходили. Раньше у нас работали 10 тысяч человек, а осталось 2,5 тысячи. Такой была ситуация, когда я был назначен директором РНИИ КП, который сейчас превратился в ОАО «Российские космические системы».
Начали с разработки стратегии выхода из кризиса. Понятно, что надо было оптимизировать технологические цепочки создания научно-технической продукции. Следовало провести структурную перестройку для придания предприятию гибкости. Это позволяло экономить средства, удешевлять производство. Но это не приносило новых заказов. Было принято решение выходить на новые рынки и создавать новые виды продукции. Самим создавать спрос на свою продукцию.
В основу было положено перспективное планирование. Но чтобы получить конкурентоспособную продукцию, следует прежде всего обеспечить качество исполнения. А оно зависит от качества рабочих и инженерных кадров, от качества технологической базы – основных фондов и технологий. Понятно также, что на устаревшем оборудовании ничего современного не создашь. Должно быть качественное снабжение современными материалами и комплектующими. И необходимо вести исследования в данной сфере, чтобы работать на опережение. Когда стали зарабатывать деньги, стали их вкладывать в дальнейшее развитие и новые разработки.
– Вкладывать собственные средства в собственные разработки у нас в стране как-то не очень принято. Большинство исходят из того, что главная задача бизнеса – это получение прибыли. И больше ничего.
– Кто ориентируется исключительно на прибыль, неизбежно прогорает и разоряется. Просто потому, что достигает конечной цели и не имеет стимулов к развитию. Мы живем по другой формуле, сформулированной главным создателем теории менеджмента в ХХ веке Питером Друкером. Она звучит так: «Поскольку цель бизнеса – создать себе потребителя, у любого предприятия две, только две основные функции: маркетинг и инновации». И еще один его афоризм в пояснение: «Маркетинг и инновация производят результаты; остальное все – издержки».
Надо еще понимать, что государство и общество оказывают давление на бизнес. С одной стороны, это требования законодательства – налогового, трудового и так далее. С другой стороны, они требуют от бизнеса определенных преференций, исходя из представлений о недостаточно справедливом распределении национального дохода в пользу бизнеса. У нас в стране бизнес на это предпочитает не реагировать, а на Западе давно поняли, что в долгосрочной практике такое игнорирование требований общества оказывается невыгодным. Рано или поздно приходится прибегать к вынужденным социальным инвестициям ради сохранения бизнеса как такового. Но тогда цена вопроса принципиально возрастает.
В идеале лучший бизнес тот, который ориентирован на повышение качества жизни человека, социума, страны, человечества в целом. Космическое приборостроение в этом плане тоже не исключение. Мобильные телефоны есть почти у каждого, а мобильная связь невозможна без спутников ГЛОНАС/GPS, потому что все сигналы точного времени с базовых станций, без которых не работает сотовая связь, обеспечиваются этим навигационным сегментом. Без него сотовая связь невозможна. Тарелки спутникового телевидения сейчас стоят уже на каждом втором сельском доме. Это только наиболее наглядные примеры, касающиеся буквально каждого.
Мы в работе взяли за ориентир самое ценное, что есть у человека, – его жизнь. Самые важные наши разработки касаются безопасного и комфортного существования человека. Поэтому рождаются такие проекты, как «Экстренное реагирование при авариях – ЭРА-ГЛОНАСС», «Социальный ГЛОНАСС».
Надо говорить и о проектах инфраструктурных. В частности, о проекте МИР, что означает «Мониторинг инфраструктуры России». МИР – это национальная часть большой системы МАКСМ – Международной авиационно-космической системы мониторинга, основной функцией которой является мониторинг глобальных явлений в интересах прогнозирования природных и техногенных катастроф. Система МИР будет чуть расширена относительно МАКСМ в ряде частей из-за специфики России. МАКСМ будет покрывать более 30 стран, уже задействованных так или иначе в этом проекте или желающих принимать активное участие.
– Несколько дней назад прошло предупреждение о возможном землетрясении на Камчатке. При этом была ссылка на данные Экспериментального участка сейсмопрогнозов ОАО «Российские космические системы».
– Среди актуальных вопросов современности – глобальная безопасность. Мы определяем угрозы, которые грозят человечеству. Мы обязаны их предвидеть и понимать, как можно их предотвратить или хотя бы минимизировать ущерб. Учеными доказано, что предотвратить беду в 10–15 раз дешевле, чем ликвидировать ее последствия. На это направлены многие наши разработки, в том числе «Мониторинг предвестников землетрясения». По решению Совбеза РФ от 2006 года мы вели подобные разработки. Финансировались они из бюджета в минимальных размерах. В прошлом году мы выиграли международный грант – порядка 60 тысяч евро. Европейский грант – это уже признание. Значит, мы способны делать то, на что не способен никто в мире. Мы – лидеры в данном вопросе. Следующий этап этой работы будет проходить, когда мы сможем запускать спутники, способные глобально, комплексно решать задачу предсказания землетрясений. Альтернативы просто не существует, так как установить станции по всем разломам в земной коре невозможно.
– А каковы критерии технологического лидерства? На чем оно основывается? На передовых технологиях?
– Точнее будет сказать, на прорывных технологиях. Подобными прорывными работами мы занимаемся постоянно. Сейчас вместе с инновационным центром «Сколково» работаем над вопросом создания особо точных часов, которые помогут многократно улучшить точность навигации. Это так называемые квантовые технологии. Мы не один десяток лет слышим про квантовый компьютер, и он еще лет 10 не будет создан. А я горячо ратую, чтобы квантовые часы стали первой из квантовых технологий и были внедрены. Это решение революционное не только для навигации, но и для связных систем, систем шифрования, безопасности и для многого другого. Это смыкается и с технологиями биоидентификации, которыми мы тоже занимаемся. Идет переход от просто дактилоскопии к современным технологиям – определению по 3D-моделям вен ладони, по поведенческим моделям – как человек ведет себя в толпе; 3D-распознаванию лица и многому другому.
– То есть вы не замыкаетесь только на космосе?
– Если технологии применимы на земле, их необходимо внедрять. Если не внедрим мы, это сделают другие. Они же окажутся выгодополучателями. А нам не на что будет продолжать собственные разработки.
– В современном менеджменте есть понятие миссии. В чем состоит миссия ОАО «Российские космические системы»?
– Последние годы наша задача формулировалась так: «Создание группы компаний, способной занять лидирующее положение на рынке производства продукции и оказания услуг в области космического приборостроения». Можно считать, что это нам удалось. Сейчас предназначением нашей корпорации мы выбрали бесконечное развитие человечества. Это миссия, которой я и все мои сотрудники можем гордиться. Есть, не побоюсь этого слова, великая цель, ради которой стоит жить и трудиться.
Георгий Соловьев 
