Денис Волков Недовольство обеспеченных городских слоев плохой работой государственных институтов (полиции, судов, СМИ и т.д.), отсутствие ясных жизненных перспектив – все это вылилось 4 декабря в голосование за «любую другую партию», кроме «Единой России». Пройди выборы честно – и накал страстей скорее всего бы ослаб. Однако фальсификации в день голосования лишь увеличили возмущение, и протест вылился на улицы крупных городов.
Люди на улицах
Мобилизация происходила по известному уже сценарию. Сначала медленно копится недовольство положением вещей. Постепенно напряжение растет, и небольшое происшествие взрывает ситуацию. События, обычно лишь косвенно связанные с основополагающими причинами недовольства, не имеют между собой ничего общего. За исключением того, что каждое из них воспринимается как несправедливое: задето оказывается человеческое достоинство, и поэтому дальше терпеть уже невозможно.
В 2005 году на улицы российских городов вышли пенсионеры и льготники, в 2009 году во Владивостоке, который прочно связан с импортом японских машин, – несколько тысяч человек, в 2010-м Манежную площадь заняли футбольные фанаты. В этом году фальсификации на выборах вывели на улицу городской «средний класс»: 10 декабря на Болотную площадь, 24 декабря на проспект Сахарова. Одновременно проводились митинги в крупных городах.
Подтасовки результатов на московских выборах происходили и раньше. Согласно опубликованным исследованиям Левада-Центра, объем фальсификаций на выборах в Мосгордуму в 2009 году мог достигать 0,5 млн. бюллетеней. Но тогда обошлось без массовых выступлений. А сейчас нарушения стали предметом пристального внимания общественности. Через неделю после выборов только 25% москвичей «ничего не слышали» о фальсификациях. При этом около половины москвичей считают, что нарушения серьезно повлияли на результаты выборов. 39% (!) – что результаты выборов далеки от действительности или не имеют ничего общего с нею. Общественное мнение столицы сегодня на стороне протестующих.
Сетевая реальность
В наблюдении за выборами соединились усилия профессионалов (юристов, правозащитников, социологов) и рядовых активистов. Ассоциация «Голос» тренировала и координировала работу наблюдателей по всей стране, сотни участников проекта «Гражданин наблюдатель» бесплатно, в соответствии со своими убеждениями, пошли на избирательные участки, чтобы препятствовать нарушениям. Интерактивная «Карта нарушений», несколько профессиональных информационно-аналитических изданий агрегировали информацию от тысяч граждан, фиксировавших нарушения на свои телефоны и выкладывавших материалы в Сеть. Именно эти сайты стали объектами хакерских атак 4 декабря.
За последние недели в прессе было опубликовано множество журналистских расследований по теме выборов, интервью с политтехнологами, участниками «каруселей», скандальные фотографии и факты. Социальные сети и блогосфера тиражировали эти публикации. Часть общества публично отказалась признавать результаты выборов.
Интернет изменил за последние годы информационные горизонты москвичей. Если для 90% россиян главным источником новостей является телевидение (интернет-издания читает только каждый десятый), то для москвичей соотношение аудиторий ТВ и Интернета составляет 78% к 44%. В таких условиях государственная пропагандистская машина перестает работать. Наоборот, неадекватное освещение (полное замалчивание) гостелеканалами протестной активности лишь подлило масло в огонь. Москвичи моментально переключались на альтернативные источники информации: аудитория интернет-телеканала «Дождь» выросла в несколько раз, а в социальных сетях, в которых находятся около половины всех москвичей, стала гулять фотография известной телеведущей с подписью: «Есть такая профессия – каждый вечер врать».
Интересно, что сторонников оппозиции в социальных сетях лишь немногим больше, чем сторонников «Единой России». Однако сторонники правящей партии обсуждали выборы в социальных сетях в пять-шесть раз реже. В Интернете, судя по всему, и происходила мобилизация протестного электората, а затем и уличных выступлений. Именно Facebook стал главной площадкой для организации митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова.
Важным отличием московского протеста от происходивших ранее манифестаций является относительно высокая плотность различных горизонтальных связей между участниками: родственных, дружеских, приятельских, профессиональных. Впервые широкий протест объединил множество отдельных, самоизолированных друг от друга сообществ. Поэтому возможностей для солидарности, мобилизации средств, организации мероприятий, контактов с представителями власти и внешним миром у нарождающегося московского движения неизмеримо больше, чем у его предшественников.
Когда на улицу выходят социально ущемленные люди (с низким уровнем дохода, образования, без больших жизненных перспектив), они чувствуют свою зависимость от власти, адресуя именно ей свои проблемы, надеясь на решение сверху. Ведь собственных ресурсов у этих людей попросту нет. Другое дело, когда протестуют самостоятельные, обеспеченные, хорошо образованные молодые люди. По счастливой случайности фальсификации одновременно указывают на суть проблемы и на возможные механизмы обновления. Целью движения с самого начала стали честные выборы. И это заявка на системные, политические изменения.
От столицы до провинции
Однако для мирного разрешения ситуации необходимо, чтобы стороны (и власть, и протестующие) признавали друг в друге равноправных участников переговоров. С одной стороны, факт официального разрешения массовых мероприятий в столице и образцовое поведение полиции показали, что московская мэрия готова договариваться с организаторами митингов. С другой стороны, слова Владимира Путина о том, что пришедшие на Болотную площадь граждане находятся на содержании Запада, – это не только попытка дискредитировать протестующих, но и отказ признавать их мотивы, самостоятельность, субъектность. Такая установка, идущая с самого высокого уровня, может блокировать любые переговорные инициативы на нижних этажах политической системы.
Наконец, самому движению еще только предстоит состояться, трансформировать энергию протеста (чрезвычайного, возбужденного состояния) в мирные формы повседневного существования и в формирование национальной повестки дня. Что останется после того, как протестная активность пойдет на спад? Сможет ли Москва на этот раз найти общий язык с провинцией, а городской «средний класс» – со сравнительно бедным, зависимым от власти большинством населения? Если собственная недавняя история – это история неудач, то, возможно, стоит обратиться к опыту других стран.
Мартин Лютер Кинг и другие
Наиболее впечатляющий пример здесь – афроамериканское движение за права человека, связанное с именем Мартина Лютера Кинга. Кульминацией движения стали 200–300-тысячный марш на Вашингтон (1963) и принятие законодательства (1964–1968), запустившего процесс десегрегации в США.
Существенной частью повседневной работы в этом направлении было обучение чернокожего населения грамотности. Ведь без умения читать и писать было практически невозможно зарегистрироваться для голосования, получить водительские права и т.д. Во главе движения стояли несколько лидеров. Первенство Кинга стало возможным не только благодаря его выдающимся личным качествам, но и потому, что другие сознательно уступили, отойдя на второй план.
Права человека изначально понимались не абстрактно. Речь шла об уничтожении сегрегации в образовании, здравоохранении, торговле, в сфере общественного питания, на транспорте и т.д. Движение смогло объединить представителей разных социальных слоев, разных этнических групп, жителей Юга и Севера, демократов и республиканцев. Сторонники подчеркивали неполитический характер движения и пользовались тактикой ненасильственного сопротивления. И правительство было вынуждено пойти на уступки, которые затем были закреплены в законодательстве и стали частью повседневной практики государственных институтов. Так удалось запустить общественно-политические и культурные процессы, которые со временем определили современный облик страны.
Историю США, таким образом, можно представить как серию шагов, на которые осознанно, пусть и под давлением, пошла властная элита, постепенно делавшая привилегии меньшинства достоянием все более широких слоев населения. В России же исполнительная власть подчинила себе остальные государственные институты, разрушила систему сдержек и противовесов и тем самым собственноручно порождает неразрешимые конфликты интересов. И если независимые механизмы решения конфликтов и обновления политической системы не будут созданы, рост общественного активизма в условиях экономической нестабильности выльется во все более открытые и острые формы общественного противостояния.
В длительной перспективе диалог соответствует интересам обеих сторон сегодняшнего конфликта. Однако краткосрочные цели российской правящей верхушки – любой ценой сохранять статус-кво (власть, собственность, свободу) – до сих пор побеждали здравый смысл.
