Игорь Гуськов
В прямом эфире – Ян Карский. Сцена из спектакля.
Фото Фредерика Нозиселя
Отдавая должное ожиданиям широкой публики, Авиньонский фестиваль уже который год продолжает искать, а иногда и заказывать тексты современным авторам. Несмотря ни на какие ультрамодные веяния, логоцентричность западной культуры, ее опору на слово никуда не денешь. Патрис Шеро триумфально возвращается в этом году в Авиньон после более чем 20-летнего отсутствия с модернистским текстом норвежца Йона Фосса «Я – ветер». В почетном дворе Папского дворца фламандец Ги Кассье представляет мультимедийное действо «Кровь и розы. Сказание о Жанне и Жиле» по написанной на заказ пьесе Тома Ланоя. Молодой, но уже выдвинувшийся французский режиссер Артур Нозисель создает доку-драму «Ян Карский. Имя мне – вымысел» по одноименному роману Янника Хаэнеля.
Два последних спектакля обозначают другую важнейшую тенденцию в Авиньоне: движение от документа к вымыслу, фикции. Нельзя не заметить, что это движение вполне междисциплинарное: в последние годы выдвинулась целая волна режиссеров-документалистов, которые шагнули в игровое кино. Возникает вопрос, как рассказывать о реально существовавших исторических персонажах? Одно дело Жанна д’Арк и маршал Жиль де Ре в XV веке у Ланоя и совсем другой коленкор у Нозиселя, который придумывает историю и романные обстоятельства для нашего недавнего современника, реально существовавшего деятеля польского Сопротивления, дожившего до конца ХХ века.
Спектакль Нозиселя вызвал в Авиньоне многочисленные дискуссии. Уникальна фигура Карского (настоящее имя Ян Козилевски, 1914–2000), который и становится практически единственным героем этого спектакля. В 1939–1941 годах оказывается то в советском, то в немецком заключении. И каждый раз ему удается бежать. Становится специальным посланником польского правительства в Лондоне и возвращается в оккупированную Польшу – его миссия архиважна, он должен стать глазами западного мира, чтобы самому увидать правду, как все происходит в гетто и в концлагерях. Первый раз ему удается проникнуть в Варшавское гетто 28 ноября 1942 года, после второго посещения гетто его проводники решают ему показать во что бы то ни стало, что происходит за воротами концлагерей. Подкуп охранников, переодевания – и Карский продвигается от барака к бараку в лагере в Избице Лубельской. Итогом путешествий в царство мертвых на земле становятся микрофильмы и подробные доклады о массовых убийствах евреев, которые отправляются на Запад. Ему самому удается выбраться из Польши, и он все свое время посвящает встречам с политиками в Лондоне, а потом и в Америке. Апофеозом становится его встреча с Теодором Рузвельтом 28 июля 1943 года. В итоге Запад открывает второй фронт, но нет никаких упоминаний о зверствах нацистов и нет никакой помощи продолжающим погибать жертвам.
В 2009 году Янник Ноэль публикует роман «Ян Карский», текст которого идет от документального, запротоколированного к придуманному. Нозисель, используя этот роман за основу, в своем спектакле, с одной стороны, рассказывает нам об этой исторической фигуре, а с другой – пускается в сложнейшее исследование практик использования языка и разных практик создания наррации, способов рассказывания историй.
Артур Нозисель выстраивает свою трехчастную структуру спектакля по количеству глав в книге. В первой части сам режиссер сидит под прожекторами на авансцене, восстанавливая первое публичное появление героя в 1977 году, когда он впервые согласился прервать молчание и выйти из тени. Этого удалось добиться Клоду Ланцману, когда он снимал фильм «Шоах». Звучит речь самого Яна Карского, отвечающего на вопросы Ланцмана.
Всю вторую часть спектакля мы остаемся перед экраном вместо занавеса, на который воспроизводится видеоинсталляция польского художника Мирослава Балки: камера сверху смотрит на план Варшавского гетто и хаотично двигается во все стороны, в то время как голос актрисы Марты Келлер дает конденсированное резюме книги Карского, в которой по следам событий рассказывает о пережитом. В спектакле именно эта часть наименее удалась.
В третьей части мы наконец-то попадаем в вымысел, имя которому – Ян Карский. Именно эта часть вызвала жаркие дискуссии в 2009 году после публикации книги. Когда на молодого автора обрушился сам Ланцман, заявивший тогда, что писатель не имеет права придумывать и вкладывать в уста человека свои домыслы о чувствах и императивах, руководивших жизнью Карского. Нозисель решает испытать эти постулаты на прочность театром.
Поднимается занавес, и мы оказываемся в просторном фойе Варшавской оперы. Звучит отдаленная ария из оперы Бизе «Ловцы жемчуга». «Я верю, что я все еще слышу», – поет тенор, а мы начинаем погружаться в глубины памяти Карского, человека, видевшего в лицо смерть и не смогшего остановить жуткую машину Шоаха. В образе Карского – играющий на каком-то последнем дыхании актер Лоран Поуатрено. Слова и речь, пришедшие со страниц протоколов и свидетельств, обрастая фикцией, вдруг обретают силу самого настоящего и бесспорного документа. Театр и слово оказываются выше всяких дискуссий о том, что можно и чего нельзя в искусстве.
Дарья Гармоненко