С теми, кто недоволен, проще всего разговаривать на языке силы.
Фото Reuters
В последнее десятилетие российская жизнь во многом определялась двумя взаимосвязанными тенденциями: стремлением правящей элиты «навечно» закрепить сложившуюся в стране асоциальную общественную систему, усугубив ее антидемократическую сущность, и нарастанием противодействия этой системы решению задач элементарного оздоровления общества, не говоря уже о задачах становления страны как современной, цивилизованной.
Поле для маневра
Инициативы президента РФ Дмитрия Медведева, видимо, имеют целью подступиться к решению этих задач, хотя пока не дают оснований говорить о появлении реальной возможности прогресса в столь серьезном деле. Тем не менее они оказали заметное влияние на морально-политическую атмосферу в обществе, породив у одних надежды на ослабление процессов консервации нынешней общественной системы, у других – желание заняться конъюнктурным политическим маневрированием с целью сохранить свои позиции при любом повороте событий, а у третьих – прежде всего у доминирующих во власти экстремистских консервативных кругов – стремление использовать любые возможности для сохранения прежнего курса. Общество же, преобладающая его часть, по-прежнему обнаруживает свою неготовность проявить гражданственность и побудить власть к реальным прогрессивным преобразованиям. Появляются и учащаются всплески протестной общественной активности, однако население, даже осуждая пороки существующей системы, до сих пор не готово ее отвергнуть. Не готово и потому, что не видит ей реальной альтернативы, и потому, что для него вовсе не очевидна возможность проведения новых реформ без тех негативных последствий, которыми сопровождались реформы в начале 90-х годов и которые дискредитировали реформаторов в глазах населения.
Тем не менее несостоятельность нынешней модели общества становится очевидной для самых различных слоев общества раньше, чем это можно было бы ожидать. В то же время ясно, что ее смена – не дело ближайшего будущего. Этой смене могут предшествовать маневры правящей элиты, чередующие ослабление и усиление жесткости политического режима с сохранением сущностных черт системы. От правящей элиты в ее нынешнем составе было бы напрасно ожидать кардинальных реформ. Для многих ее представителей критика в адрес системы (вплоть до признания факта криминализации государства) отражает прежде всего стремление в какой-то мере словесно отмежеваться от нее на случай политического кризиса, появления и усиления влиятельных реформаторских сил. Дело в том, что в элите появляются сомнения в отношении способности нынешней власти предотвратить такое развитие. Но реформаторские настроения в элите очень слабы. Ее сопротивление реформам будет скорее нарастать, чем ослабевать. Вероятность превентивных репрессивных мер со стороны государства достаточно велика. Ведь элита может слишком много потерять даже от поверхностных реформ. Правда, для нее возможности не реагировать ни на объективную необходимость реформирования системы, ни на тенденцию к усилению социальной напряженности не столь очевидны, как это было еще совсем недавно.
До сих пор главная черта ситуации в стране заключается не в сопротивлении общества системе, а в развертывающихся процессах ее саморазрушения, более того – процессах разложения всего общества вследствие пагубного влияния системы. Эти процессы снижают ее жизнеспособность и потенциал сопротивления переменам. Причем очевидно, что процесс разложения даже не тормозится властью, он выходит из-под ее контроля, ускоряется и разрастается. Поведение подавляющего большинства правящей элиты, несмотря на появление у нее тревожных настроений, по-прежнему практически полностью определяется ее всепоглощающей заинтересованностью в сохранении своей независимости от общества, продолжении произвола, подавлении любых посягательств на основы существующей общественной модели.
Не исключено усиление репрессивного курса власти. Но в конечном счете это может стать лишь еще одним проявлением разложения системы. Социальная «обслуга» власти становится еще более нерасторопной, и ее способность выполнять эффективно охранно-репрессивные функции снижается. Но еще более важно то, что формирующееся в массе населения стремление снизить уровень социальной несправедливости может, как мы видели, проявляться под самыми различными лозунгами, вплоть до шовинистических. Для власти могут оказаться опасными и те политические силы, которые она надеялась использовать только в своих интересах.
Тем не менее ситуация пока оставляет для власти достаточное поле для политического маневра, дезориентирующего общество относительно жизнеспособности системы, и дает еще некоторое время для «совершенствования» методов пропагандистского и силового подавления оппозиционных настроений (если власть решит, что усиление такого курса не приблизит социальный взрыв).
В связи с этим стала более актуальной необходимость осознания обществом порочной сущности нынешней модели социального устройства, но также и лучшего понимания элитой того, что эта модель будет неизбежно порождать все большую социальную напряженность, которая в конце концов создаст угрозу самой элите.
Из всего этого следует вывод: системный критический анализ российской действительности является важной предпосылкой формирования общественного сознания, которое могло бы побудить искать пути к смене общественной модели. Ключевое значение имеет при этом понимание сущности сложившегося политического режима, направляющего страну в исторический тупик.
Реакция и реставрация
Российский политический режим – авторитарный. Опыт различных стран показывает, что авторитарный характер власти может иметь и реакционно-реставраторскую, и консервативную, и реформаторскую ориентацию. Правда, как свидетельствует история, реформаторский авторитаризм хотя и был способен решать важные задачи общественного прогресса, но вскоре обнаруживал ограниченность своих возможностей, поскольку не приводил в движение механизмы вовлечения массовых социальных групп в процесс реформирования. Он скорее лишь создавал условия для успешного развития реформированной страны, но не становился двигателем такого развития на длительное время.
В российском же авторитаризме менее всего представлена прогрессивно-реформаторская направленность. Наиболее отчетливо в политической жизни России просматривается реакционно-реставраторский вектор развития. Об этом свидетельствуют и практика наполнения формально сохраняющихся конституционных форм организации государственной жизни антидемократическим содержанием, и открытый пересмотр этих форм с принятием правовых установлений, ограничивающих или ликвидирующих предпосылки и гарантии демократического развития. Важнейшей функцией российского авторитаризма было и остается сохранение и расширение властных и имущественных позиций и сословных привилегий правящей элиты, особенно ее высших эшелонов, в ущерб обществу. В этих условиях была неизбежна низкая эффективность объявляемых реформ, а в большинстве случаев они заканчивались полным провалом. Отношение же большинства элиты к такой ситуации можно выразить словами классика: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно».
Российский авторитаризм, негативные черты которого в полной мере сложились в 2000-е годы, является политическим, организационным и силовым каркасом всего нынешнего российского общественного устройства, несовместимого с социальным благополучием. Произошла приватизация государственной власти господствующими кланами элиты. Политическая организация общества, по сути, возвращает страну к советской модели и, отличаясь от нее гораздо меньшей репрессивной направленностью, в то же время позволяет элите в еще более неприкрытой форме чинить неограниченный произвол и демонстрировать свое превосходство над населением, все более углубляя социальное неравенство.
Авторитарный политический режим завершил формирование нового типа капиталистической экономики, в своей основе не предпринимательской, а бюрократическо-олигархической. Суть этого типа экономики – слияние власти и собственности, преимущественно рентный характер доходов элиты, криминализация экономических отношений, использование властных полномочий в качестве главного «капитала» для формирования состояний элиты, практически легализованная система казнокрадства, взяточничества и рейдерства как важнейший механизм экономической жизни при отсутствии многих необходимых для эффективного хозяйствования институтов и стимулов. Именно благодаря этой модели общественного устройства за годы президентства Владимира Путина произошла консолидация элиты, прежде всего силовиков и бюрократии, вокруг высших эшелонов государственной власти.
Власть демонстрирует свое превосходство над обществом. Для этого у нас используется мигалка. Фото Артема Житенева (НГ-фото) |
Почему не демократизация?
В зависимости от того, чьи интересы имеются в виду, нынешнюю общественную модель можно оценивать двояко. Ее можно признать даже эффективной в смысле удовлетворения корыстных интересов элиты, подчинения им общества. Но она крайне неэффективна с точки зрения удовлетворения потребностей общественного прогресса. Обострение проистекающих из этого социальных противоречий представляется возможным уже в не столь отдаленной перспективе. Прогнозируя тот или иной ход событий, следует учитывать, что сущность нынешней общественной модели крайне затрудняет ее замену моделью, более отвечающей интересам общества, особенно если ориентироваться на ее замену постепенно, эволюционным путем. Данная модель запрограммирована на самосохранение любой ценой. Нынешний российский авторитаризм блокирует разрешение системных противоречий, препятствует демократизации общественной жизни. Сама сущность нынешней модели делает реальной перспективу развертывания государственного насилия над обществом, углубления антидемократической ориентации авторитаризма. «Дубиной по башке» – вот базовый принцип отношения власти к тем политическим течениям, которые не согласны солидаризироваться с системой.
Тем не менее не исключено такое развитие ситуации, когда чем жестче становилось бы поведение власти, тем большее ускорение получил бы процесс формирования оппозиционных сил. Сегодня можно увидеть признаки того, что продолжение курса экстремистски настроенной части правящей элиты на неизменность нынешней модели может не столько обеспечить консолидацию элиты, сколько породить в ней брожение и элементы размежевания. Сейчас власть уже не обладает той решимостью и теми средствами, которые в советскую эпоху обеспечивали до поры до времени покорность населения. Но пока в основных своих чертах продолжается политика выдавливания из политической жизни способных к реформаторской деятельности людей, что еще больше затруднит общественное развитие. Нельзя исключать возможность активизации экстремистски настроенной части правящей элиты, которая будет толкать страну к неототалитаризму. О такой возможности свидетельствуют попытки создать социальный силовой противовес сторонникам реформирования системы: создание агрессивно ориентированных проправительственных молодежных организаций, попустительство «низовым» либо инициированным «сверху» течениям фашистского и националистического толка и т.д. Поэтому нельзя полностью отрицать угрозу трансформации нынешней общественной модели в еще более жесткую и антигуманную, как и опасность того, что страна окажется неспособна противодействовать этому.
Обществу нужно найти в себе силы обеспечить преобладание процессов, служащих иному развитию событий. Главное здесь – смена типа российского авторитаризма на авторитаризм реформаторской ориентации. Возникает вопрос: почему всего лишь смена типа авторитаризма, а не немедленная широкая демократизация? Дело в том, что в обществе нет общественных сил, приверженных демократическим и гуманистическим ценностям и способных влиять на общественные процессы. Не сформировались социальные группы и политические силы, готовые обеспечить эффективное функционирование демократических механизмов. Но в то же время достаточно выражен экстремизм наиболее влиятельных слоев элиты, использующих политическую дезориентацию, идейное и моральное оскудение населения и способных блокировать активизацию конструктивной оппозиции. Такая оппозиция в качестве значимой политической силы еще не возникла, как и не сложилась группа реформаторов, достаточная по своей численности и влиянию для осуществления глубоких перемен.
Необходимость смены типа российского авторитаризма на реформаторский пока еще реализуема эволюционным путем, но для этого в правящей элите должно выкристаллизовываться действительно реформаторское ядро, способное изменить расклад политических сил. В какой ситуации и когда это может произойти, сказать трудно. Но сегодня такие условия сложились бы в том случае, если бы произошли активизация президентской политики, ее четкое самоопределение как реформаторской, появилась внятная постановка конкретных задач реформирования, использовались все имеющиеся властные полномочия для создания в стране политических условий, позволяющих активизироваться реформаторски ориентированной общественности. Для этого требуются как субъективная готовность реформаторов во власти к таким действиям, так и обращение их к обществу за поддержкой с ясно сформулированными целями удовлетворения общественных интересов.
Основания для «нанооптимизма»
В последние два года на общем фоне воинствующего политического консерватизма большинства правящей элиты в стране происходят и некоторые сдвиги позитивного характера. Они могут стать значимыми для будущего страны, но с не меньшей вероятностью могут и не стать таковыми, не получив энергичной реализации и развития. Кстати, немало зависит от того, как будет трактоваться курс на модернизацию. Пока концепция модернизации сводится по существу к технологическому переоснащению народного хозяйства, хотя ведущим и определяющим элементом модернизации должна была бы стать модернизация социальная (включая переделку политического строя), модернизация общества и индивида. Но и одна только смена инерционно-консервативной установки на удвоение ВВП установкой на модернизацию экономики имеет большое значение. Задача удвоения ВВП, по существу, не предусматривала проведение активной экономической политики и была прогнозом саморазвития экономики, вытекавшим из оптимистической оценки экономической ситуации при сохранении благоприятной для России мировой конъюнктуры на рынке нефти и газа. Медведевская концепция модернизации ориентирует на прогресс, но пока не подкреплена разработкой новых стимулов и механизмов, без которых ее реализация может быть лишь весьма ограниченной.
В политической жизни страны сегодня обозначились некоторые новые позитивные «вкрапления», которые еще не означают реальных значимых перемен, но позволяют с несколько большим «нанооптимизмом» думать о будущем. В отличие от курса на дальнейшее огосударствление экономики наметились планы активизации частного капитала и повышения его роли в определении типа экономического развития, предусматривается изменение статуса крупнейших государственных монополий, снимаются неоправданные ограничения для деятельности иностранного капитала и т.д. Корректировка некоторых консервативных установок руководства страны, утвердившихся в последнее десятилетие и претендовавших на определение вектора развития страны в перспективе, благоприятствует активизации сторонников оздоровления общества. Однако на фоне некоторых признаков перерастания локальных и узконаправленных акций протеста в более широкое политическое движение актуализируется вопрос о характере ответных действий власти. Следует признать, что таким ответом сегодня не может быть подлинная демократизация. Важно работать хотя бы над тем, чтобы суживались возможности ужесточения режима и расширялось поле для деятельности демократических сил.
Выборы 2011–2012 годов не могут привести к принципиальным изменениям в расстановке политических сил, если не произойдут неожиданные крупные потрясения, что пока маловероятно. Следует ожидать, что сохранится доминирующая роль консервативной части правящей элиты, но остается под вопросом, насколько она будет в состоянии укреплять антидемократический авторитарный режим. В целом же ход событий в дальнейшем во многом зависит от того, насколько демократические силы смогут в ближайший период расширить свои позиции, чтобы в будущем иметь возможность влиять на общественные процессы.