Крепнущая рука

Диаграмма построена по результатам поиска в базах данных Google.Ru и Yandex.Ru

Президент Дмитрий Медведев становится все более склонен к осуществлению самых разнообразных «кадровых рокировочек». До первого российского президента в этом смысле ему пока далековато, но серьезный задел сделан. Президент не боится инициировать отставку целого ряда чиновников – начиная с лесничих, не прервавших свой отпуск во время лесных пожаров «горячего лета» 2010 года, и заканчивая мэром столицы, по ходу дела не забывая о генералах, гражданских (то есть губернаторах), а также армейских и милицейских. Насколько продуктивен такой подход с точки достижения декларируемых самим президентом целей модернизации?

Стремление президента взять кадровую политику под свой контроль неудивительно. Начиная с Иосифа Сталина советские и постсоветские руководители хорошо усвоили, что «кадры решают все». О руководителе в российском институциональном контексте судят по его способности избавляться от неугодных лиц в аппарате и проводить на освободившиеся места угодных и лично преданных. Неслучайно коллизия с отправлением в отставку мэра Москвы приобрела принципиальный оттенок и фактически превратилась для президента в тест на состоятельность как руководителя.

По числу отстраненных по его указу или поручению от занимаемой должности чиновников президент Медведев не только догнал своего непосредственного предшественника и партнера по тандему, но и перегнал его. Если судить по частотности встречающихся в электронных документах словосочетаний, в которых идет речь об увольнении чиновников, то Дмитрий Медведев дает Владимиру Путину трех-восьмикратную фору (см. рис.). Примечательно, что при расчете частотности на основе включенных в базу Google документов разрыв всегда выше, чем в случае информационной базы Yandex (хотя вряд ли этот факт объясняется включением генерального директора ООО «Яндекс» в первую сотню находящихся под патронажем президента управленческих кадров). По данным Левада-Центра, в феврале 2011 года президент Медведев впервые стал восприниматься россиянами как самостоятельная фигура, а не ставленник премьера Путина. Но беспристрастные цифры лучше всяких социологических опросов показывают, что по принятым в России критериям президент состоялся как руководитель. При подписании приказа об увольнении его рука не дрожит.

О бедном чиновнике...

Стоит ли сожалеть об уже уволенных или живущих в страхе перед увольнением чиновниках? В России чиновников традиционно не любят, считая – и не без оснований, – что большинство из них используют государственные должности для умножения своих привилегий и доходов. Среди ответов на вопрос того же Левада-Центра о характеристиках находящихся у власти лиц самыми популярными оказались следующие: «Это люди, озабоченные только своими привилегиями и доходами» (40%) и «Для этих людей главное – сама власть» (27%; 1600 респондентов, февраль 2010 года). Даже увольнение некогда считавшегося любимцем всех москвичей Юрия Лужкова вызвало беспокойство лишь у 28% жителей столицы, а возмущение – только у 1% (500 респондентов, октябрь 2010 года).

Вопрос не столько в конкретных жертвах «кадровых чисток», сколько в управленческой системе, которая без этого не может функционировать. Данную систему можно кратко обозначить как «русская власть», подразумевая под этим не национальную принадлежность ее носителей, а укорененность в российском институциональном контексте. «Русская власть», в частности, подразумевает, что навязывание воли, в том числе и при реализации управленческих решений, происходит прежде всего насильственными методами: с помощью использования силы (например, лишения свободы или физического уничтожения), принуждения (посредством угрозы лишения свободы, увольнения и так далее) и манипуляции (при которой ограничивается не физическая свобода, а информационная – за счет сознательного искажения информационных потоков).

Выбирая между санкциями и поощрениями, обладатель «русской власти» однозначно предпочитает первые. Анализ выборки из 442 публикаций в печатных СМИ, посвященных деятельности региональной администрации одного из сибирских субъектов РФ, показывает, что в более чем двух третях случаев фигурируют санкции, а не поощрения (С.В.Ермаков, И.Е.Ким и др. Власть в русской языковой и этнической картине мира. М.: Языки славянской культуры, 2004). Увольнение, безусловно, является одним из ярких примеров использования санкций, что отражает негативные, ограничивающие аспекты власти.

Модернизационное насилие

В российском контексте все начинания, как благие, так и не очень, для своей реализации требуют насилия. И революция, и технологические прорывы (усилиями работавших в «шарашках» ученых), и даже приватизация потребовали насильственных действий, принуждения в той или иной форме. И хорошо еще, добавят некоторые, если насилие принимает форму увольнений, а не, скажем, расстрелов.

Пока не стал исключением и «модернизационный прорыв», который ассоциируется с именем президента. Осуществляемые им оптом и в розницу увольнения свидетельствуют о том, что единственными доступными обладателям власти в России средствами достижения поставленных ими целей остаются негативные санкции, а не поощрения или, скажем убеждение. Ориентировать чиновников на модернизацию пытаются – в который раз – с помощью негативных санкций. Однако, как показывают исследования, негативные санкции могут помочь лишь в предотвращении наиболее нежелательных, с точки зрения руководителя, действий, но никак не в мобилизации на достижение поставленных им целей.

Санкции уместны в ситуации, если чиновник что-либо нарушил, «вышел из рамок» (попался на взятке, например), но не тогда, когда он не приложил достаточных усилий при выполнении поставленных задач, оставаясь при этом «в рамках». Иными словами, внутренние резервы как чиновников, так и населения негативными санкциями никогда не реализовать. А без этого модернизация рискует ограничиться рамками Сколкова, этого современного аналога «шарашки». С одним отличием: из классической «шарашки» не выпускали, пока ученый не выполнит поставленной задачи. А в Сколково не будут пускать, пока ученый не подпишет обязательство ее выполнить. При этом желание оказаться в «шарашке» объясняется прежде всего своеобразным принуждением – такими привычными вне ее реалиями российского бизнеса, как высокие налоги, «наезды» разнообразных проверяющих и т.д.

В общем, о состоятельности руководителя стоит судить не по отсутствию дрожи при подписании указов и приказов об увольнении, а по способности изменить систему стимулов таким образом, чтобы и чиновники, и остальные россияне модернизировались не из-под палки (например, последних планируется приучить к энергосберегающим технологиям, попросту лишая права выбора – путем простого запрещения выпуска «немодерных» лампочек), а с помощью тщательно продуманной системы стимулов. Если речь идет о модернизации и развитии инновационного потенциала, то такими стимулами должны стать прежде всего поощрения и убеждение. Использование убеждения как техники навязывания воли, в свою очередь, требует не столько технологической, сколько политической модернизации.